Ничейный час (СИ) - Некрасова Наталия Владимировна

Райта медленно шел, отпустив шилорога. Животное найдет воду, если она тут есть. Место странно очаровывало, страх уступал место любопытству и восхищению. Райта осторожно ступал по камням, словно боялся потревожить шумом шагов это место. Дажелютый холод ночи не пробирал его — так от возбуждения горела кровь. Однако, шилорога он из виду не упускал — если потерять животное, то Райте придется умереть здесь.

Под ногами каменные плиты сложились в подобие низких широких ступеней. Он поднялся к плоско срезанной каменной скале и застыл, наткнувшись на взгляд.

Со скалы смотрела женщина. Кто-то нарисовал белой краской гибкий контур и огромные глаза. Больше ничего. Но женщина смотрела на Райту из камня, и юноша дрожал. Он с трудом отвел взгляд — и увидел другие изображения. Все скалы вокруг были покрыты рисунками. Райта ахнул. По скалам скакали звери, которых они никогда не видел в жизни, но слышал о них в сказках. Он шел по шергу, касаясь рукой выбитых на камне или нарисованных козлов и лошадей, пустынных кошек и собак, быков и журавлей, колесниц и повозок. Он видел крылатых дев и крылатых барсов и коней, он видел мужчин и женщин в непривычных одеждах, видел странных чудовищ, которых никогда в жизни не встречал. Огромные нетопыри с человеческими головами, горбатые волосатые двуногие твари с длинными, до земли, когтистыми лапами, шестиногие, покрытые панцирем твари с хоботом — у Райты аж мороз по коже прошел, он почему-то был твердо уверен, что этот хобот для того, чтобы высасывать кровь. Смотреть на череду уродливых тварей, похожих на те тени, что рождаются в мозгу, если посидеть в курильном шатре, было тошно. Но ни стрекотунов, ни червей, ни прыгающих змей, ни черных ос, ни гигантских сороконожек, ни каменных ящеров ни, упаси боги, драконов — ничего такого он не видел на этих рисунках.

Потом он увидел совершенно непонятный рисунок — круг, вписанный в другой, большего размера. Белая полоса рассекала оба круга снизу до самой середины, а там, где эта полоса отходила от внешнего круга, красным была нарисована дуга. А ниже изображались какие-то битвы, над людьми летели крылатые фигуры, а под их ногами лежали чудовища и похожие на людей существа с круглыми головами и круглыми глазами. Особенно подчеркнуто неведомый художник изобразил их рты — красной охрой, словно засохшей кровью.

Райта шел дальше, забыв обо всем — о ночи, о холоде, о шилороге, об опасной славе места. Он не задумывался, почему здесь нет песка — словно над плато Аншара никогда не пролетают песчаные бури. Камень был чист, как вылизанная временем кость. Буря словно бы проплясала вокруг плато, но не посмела ступить на эти камни.

Или это и есть Потерянный шерг?

Кровь ударила в голову так внезапно, что он на мгновение ослеп.

Но тогда здесь должно быть озеро! И надо взять отсюда что-нибудь, чтобы доказать — он был здесь. Он должен вернуться героем. И вот тогда никто, никто не посмеет ничего ему сказать! Герою все можно!

И тут он увидел озеро.

Оно было изображено на скале. Черными волнистыми линиями изображалась вода, и в ней плавали неведомые существа. Райта предположил, что это и есть рыбы. А вот это точно деревья, он видел такие в оазисах, где были шерги племен. Только деревья выглядели по-другому, а таких, как сейчас, тут не было. Вот это реки — он вдруг застыл, вспомнив вади на этом плато, которые он видел сверху, вон с той скалы… Это были они, бывшие реки! А вот и источник нарисован… Он есть? Он высох? Это должно быть вон там… Рисунки были понятны, настолько понятны, словно бы их оставили нарочно для того дурня, что придет сюда со стороны и ничего не будет ни знать, ни понимать.

"Это для меня, для меня", — думал Райта, идя все дальше и не выпуская из виду шилорога.

Картинки уводили все дальше. А вот уже совсем другие рисунки. Это явно рисовал кто-то совсем другой. Это была целая история, как рисуют на бубнах Шенальин. Вот всадник — уже на шилороге — увозит женщину. У всадника волосы прокрашены яркой охрой, и в руках его красное копье. Красное копье!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А вот шерг, нарисованный как круг, и в нем распростерта женщина, а над ней сидит, склонившись, мужчина с огненными волосами, и в руках его ребенок. Райта невольно коснулся собственных волос. Он подошел к следующему рисунку. На нем был странный рисунок — тройной круг, синий, красный и белый. Белый, как силуэт той женщины, что смотрела на него с дальнего конца прохода между плоскими скалами с рисунками. И из середины синего круга шла красная полоса, словно вонзившаяся стрела.

Райта оглянулся на женщину на первой скале и двинулся дальше, ощущая затылком ее белый взгляд. А потом увидел под ногами тело. Вернее, мумию. Когда-то это был рыжеволосый мужчина, крупный, в боевой одежде и золотом тяжелом поясе. Золотые серьги, браслеты и гривна говорили, что это знатный воин, может, даже вождь. Райта наклонился ближе. По гривне тянулась замысловатая плетенка узора. Райта узнал узлы Хаальтов. Когда-то это было сильное племя, они жили западнее… В руке мертвеца был намертво зажат боевой нож, горло распялилось в усмешке от уха до уха. Сам? Почему? Обезумел от жажды? Как он сюда попал? Зачем?

Да тоже Копье искал, — сам собой пришел ответ.

Сколько он здесь пролежал? Пустыня быстро высасывала воду из трупов и высушивала их. Так что он мог умереть и пару дней назад, и неделю, и год. Зверей тут не было, сожрать свежее мясо было некому.

Райта коснулся кинжала, и труп рассыпался. Как пепел. В груде праха тускло блестели золотые украшения. Райта не стал их трогать. Нечестно брать чужое. Он повертел в руках кинжал. Наверное, если показать кинжал Хаальтам на Круге, они признают, что их родич был в Потерянном шерге. Нет, вряд ли. Мало ли, где он мог найти этот кинжал. Но его надо вернуть племени. Пусть знают, как и где сгинул их родич, чтобы не остался он без оплакивания и чести. Райта сказал слово почета и прощания над останками и пошел дальше. Сердце колотилось. Сейчас откроется какая-то тайна, все не просто так… Он снова обернулся. Женщина смотрела на него. Он кивнул ей и медленно повернул голову. И наткнулся на охранный знак.

У Пустынных нет магов и нет бардов. Но каждый Пустынный умеет петь охранительные песни и рисовать знаки-обереги. Так здесь был именно такой. Колесо с ходом противусолонь. Запирающий знак. Что-то было внутри. И оно было заперто.

Райта остановился. Женщина смотрела ему в спину.

Райта постоял — и сделал еще один шаг.

И шагнул в тишину. Даже не в тишину, а какую-то вязкую глухоту, которой было трудно дышать. Она была полна такой тяжелой, сокрушающей, всеобъемлющей тоски, что у Райты стянуло грудь. Несколько секунд он стоял, разевая рот, пытаясь вздохнуть затем услышал не то шепот, не то стон. Шепот шел откуда-то из его головы, полз по позвоночнику, пощипывал жилы крохотными когтистыми пальчиками, общупывал его всего, словно оценивал. Хотелось вывернуться из собственного тела. Райта стиснул зубы зажмурил, завертел кулаками. Попятился.

Вывалился под ночное небо.

Тишина стояла обычная. Прямо перед ним был охранный камень с запирающим знаком. Он посмотрел чуть дальше. Ничего особенного, круглая каменная площадка, шагов двадцать в поперечнике. За ней, вне круга, виднелись закругляющиеся стены с галереями и лес не то выветрившихся колоннообразных скал, не то действительно колонн. Райта пошел вокруг площадки. Наткнулся на второй запирающий знак. Всего их оказалось восемь. Райта вернулся к прежнему месту и снова посмотрел на женщину на скале.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ну скажи же что-нибудь!

День в Потерянном шерге не был испепеляюще-знойным, как в Пустыне. Здесь было как в Ничейный час. Но ничего не вырастало, чтобы взахлеб пробиться вверх, расцвести, вызреть, дать плоды и новую жизнь. И воды тооже не было. Райта начинал думать, что его шилорог тут умрет. И он тоже. Отчаяние и безнадежность накрывали его. Он не знал, что делать.

Райта весь день просидел в тени черного камня у ног нарисованной женщины, прижимаясь к нему, как ребенок к материной юбке. Госпожа на камне молчала, хотя Райта был готов поручиться, что она слышала его перепуганные, совсем детские слова. Стыдно было, но уж очень он боялся.