Корона бургундов - Андрей Посняков

– Нет, вождь.

– Плохо дело, – Радомир почесал голову. – И кто теперь скажет – куда же нам плыть?

– Вниз по реке, – оторвался от рулевого весла Скорька Заячьи Уши. – Там Генабум-город. Где-то рядом и гунны.

– Где-то рядом, – невесело передразнил хевдинг. – Плюс-минус сто-двести римских миль! По чужой-то стране – не набегаешься.

– Так, может, у встречных корабельщиков спросим?

– А и спросим! – пригладив волосы, Рад обернулся. – Что скажешь, господин Амбрионикс? Можем мы по пути кого-нибудь встретить?

– Думаю, никого не встретим, – внимательно оглядывая реку, отозвался галл. – Разлив – дело опасное, никто не знает, куда река вынесет. Солидные, с товаром, люди не плывут, только такие, как мы. Вот дней через пять – совсем другое дело. Уж тогда начнется. Весело на реке станет – и барки, и рыбачьи лодки – не то что сейчас: уныло и пусто.

Князь покачал головой:

– Значит, я так понимаю: сейчас каждое встреченное судно – опасно?

– Именно так, господин.

– Эй, парни! Смотрите во все глаза.

На ночь бросили якоря на отмели. Наловив рыбы, запалили на берегу костер, слава богу, на барке нашлась соль, а приправы – коренья и травы – отыскали здесь же, на бережку, в кусточках.

Заночевали на барке, Радомир приказал выставить сторожу – дежурили по двое, чтоб не клонило в сон, да и вообще – вдвоем ночь коротать веселее.

Заводь оказалась тихой, и ночь прошла спокойно, если не считать громкого кряканья уток. Брачный период у них начался, что ли?

Утром, едва забрезжил рассвет, вождь поднял всех.

– И вовсе не нужно так рано вставать, – споласкивая лицо холодной речной водицей, недовольно пробурчал Амбрионикс. – Лучше уж подождать, когда покажется солнышко. Чуть раньше, чуть позже – без разницы, чай, не пешком.

– Так мы и подождем, – Радомир смачно, с хрустом, потянулся и расправил плечи, едва не порвав старую, найденную в каюте барки, тунику. Маловата оказалась, ну уж, какая была.

– Мы примерно где сейчас? – пропуская к воде сонного Хукбольда, хевдинг повернулся к проводнику.

– В пяти днях пути от Генабума, – не задумываясь, отозвался тот. – Сейчас пойдет долина, течение станет не таким быстрым.

– И где же нам искать гуннов? И… работорговца Варсония? Как думаешь, где они могут быть?

– Там же, куда сейчас идет Торисмунд со своим войском. – Умывшись, галл уселся на фальшборт и посмотрел вдаль, на мерцающие тусклым серебром просторы тронутой дрожащей дымкой утреннего тумана реки.

– Это я и без тебя знаю, – князь тоже посмотрел вокруг. – Тут везде горы, холмы. Не очень-то удобное место для битвы.

– Думаешь, все-таки будет битва?

– Конечно. Аттила просто так не уйдет.

– Долины – вниз по реке, – задумчиво промолвил Амбрионикс. – Значит, там где-нибудь.

Рад скривил губы:

– Ты что же, совсем не знаешь местность?

– Почему же не знаю? – обидчиво вскинул голову юноша. – Лигер знаю как свои пять пальцев, ну и все, что прилегает к реке. Хочешь, даже селения назову? Вот, слушай…

– Ладно, ладно, верю, – хевдинг махнул рукой. – А дальше, в десяти, двадцати левках от реки? Там что?

– Сначала – узкая долина, за нею – горы. А гор я не ведаю – что мне там было делать?

– Ты ж сказал – скоро долина будет.

– Будет. Но поначалу – узкая, речная. А за три дня до Генабума уже ни одной горы не увидишь – все низменности.

– Понятно.

Кивнув, князь прошелся по палубе, разминая ноги. На востоке, за длинной грядой синих гор, небо уже окрасилось золотом, однако само солнце еще не показалось, и на берегу, в густых зарослях смородины, ракиты и ивы, еще клубился туман. Да и вообще, было зябко.

Молодой человек поежился и подозвал к себе Хукбольда:

– Возьми двух человек из своих. Пройдитесь по бережку, приведите кого-нибудь. Пастуха, крестьянина, бродячего торговца. Любого, кого можно было бы расспросить.

– А мне можно с ними? – вскинулся Скорька.

Рад махнул рукой:

– Давай.

– Понял тебя, вождь! – кивнув, гот жестом подозвал еще двоих, что-то негромко сказал…

Отвязав от кормы лодку, все четверо высадилась на бережку и исчезли в кустах черной смородины.

Остальным хевдинг велел собираться и ждать.

– Мы поплывем на этой ладье и дальше, князь? – пройдя на корму, поинтересовался Серый Карась.

– Может быть, – задумчиво протянул Рад. – А, может, и нет. Зачем ты спрашиваешь? Просто из любопытства или есть какая-то иная причина?

– Наши люди хотели бы принести требы, князь. Мы давно не молили своих богов… здесь, на чужбине.

– Хорошо, – хевдинг тут же согласился. – Сейчас как раз есть время. А вы что, уже подыскали жертву?

– Скорька вчера поймал утку, – ухмыльнулся Карась. – Хорошую, жирную. Свентовит, Мокошь, Перун будут довольны. Просто попросим у богов помощи, пусть знают – мы про них не забыли.

– Добро, – Рад кивнул. – Ты знаешь, я – христианин, но ваших богов уважаю, потому что уважаю и вас.

Собеседник довольно прищурился:

– Я знал, что ты разрешишь, князь.

– Вам нужно на берег?

– Нет. Там чужие рощи, чужие боги. Лучше уж здесь, хоть и река – тоже чужая. Но ладья – она, считай, наша!

– Помолите богов о погибших товарищах! – положив руку на плечо парня, искренне промолвил вождь. – Жаль, мы не смогли их похоронить.

– Чужие боги, боги жадной реки, утащили Хомута и других наших погибших в свое лоно, – мрачно отозвался воин. – Ничего! Вскоре мы все же устроим нашим достойную тризну. И принесем в жертву не утку… – Серый Карась хищно осклабился. – Ничто так не утешает души погибших воинов, как свежая кровь врага!

– Ладно, ладно, – поспешно отмахнулся хевдинг. – Давайте, пока с уткой решайте. Где будете? На корме?

– Все равно, князь.

– Тогда на носу. Молитесь!

Позвав на корму двух оставшихся готов – Видибальда и Фреза – князь предоставил язычникам-словенам полную свободу действий. Не так уж много их и осталось, словен, земляков, сородичей. Серый Карась, Скорька Заячьи Уши, Иксай, да еще парочка хмурых и неразговорчивых парней из бывшей дружины Хотобуда.

Испросив разрешения, словене взяли парус и, развернув его, отгородили место требы от нескромных взглядов иноверцев-христиан, к числу которых относился и сам князь, причислявший себя к православным. Впрочем, христианская церковь еще не разделилась на западную и восточную. А вот что касается ариан-готов – то те были явные еретики, с какой стороны ни взять! Александрийский епископ Арий когда-то заявил, что Иисус Христос – творение Бога-отца, следовательно, ему не единосущен, не вечен, и занимает в Троице подчиненное место… собственно, выходит, что и Троицы-то, как таковой, нет! Если Христос – не божествен, то уж тем более не божественна церковь, которая не должна владеть ни землей, ни богатствами, и вообще – не алкать земной власти, с чем были категорически не согласны римские папы.

За сделанной из паруса ширмой, предчувствуя недоброе, отчаянно закрякала утка… И тут же наступила тишина… а затем послышался приглушенный голос Серого Карася, взывающего к благословению могучих и грозных богов, увы, оставшихся далеко-далеко, дома.

– Господи, Господи… – в свою очередь, молились на корме готы.

Тоже просили благословения, а заодно – и прощения: все же почти участвовали в языческом обряде. На одной и той же барке были! Амбрионикс, кстати, тоже несколько раз перекрестился, на лице его было написано явственное отвращение. Лишь Миуссу было все равно – его скуластое лицо, смуглое и бесстрастное, не выражало вообще никаких эмоций.

Раду казалось странным видеть такое отчуждение в своей верной дружине. Все эти воины – словене и готы – еще совсем недавно сражались плечом к плечу и точно так же будут сражаться и дальше, пока не погибнут в какой-нибудь кровавой сече. Собственно, за тем сюда и пришли, точнее – Радомир их привел, во исполнение данной Аттилою власти, собрал «налог кровью». Впрочем, не он бы забрал этих парней, так кто-нибудь другой – тот же Хотобуд, кстати.

В тумане, на берегу, зашуршали кусты, кто-то вскрикнул…

Рад положил руку на меч… и облегченно перевел дух, увидев показавшийся из призрачного, еще не успевшего растаять на солнышке, марева, челн с готами. Скорька, Хукбольд, еще двое… и – еще! Пятеро!

Молодцы, парни! Притащили все-таки «языка».

Радомир всмотрелся и недовольно прищурился: «языком» оказалась женщина! Точнее сказать, совсем юная, лет четырнадцати, девчонка – худенькая, большеглазая, с длинными спутанными волосами цвета дубовой коры. Рот ее – видно, чтоб не орала – был туго стянут ремнем, руки связаны.

– Освободите ее, – быстро распорядился хевдинг. – И – ко мне в каморку. Хукбольд, Карась – вы тоже.

Усадив девушку на ковер, Радомир ободряюще улыбнулся и предложил пленнице остатки вчерашней трапезы:

– Есть хочешь?

Та ничего не ответила, лишь дрожала мелкой дрожью, а глаза округлились от ужаса.