Солдат (СИ) - Башибузук Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выходим!!!
Первым вышел сам офицер, он смирно бросил себе под ноги автомат, потом кобуру с пистолетом и застыл у стены с поднятыми рукам.
Через несколько минут рядом с ним выстроились восемь солдат в исподнем. Немцы жались друг к другу, нерешительно топтались, но молчали.
— Ф-фух… — выдохнул Ваня. Он откровенно обрадовался тому, что не пришлось поджигать избу, правда, что дальше делать с немцами он придумать еще не успел.
Из-за сарая появился Семенов. Младший лейтенант сделал несколько шагов к немцам и остановился. Его мертвенно бледное лицо исказила жуткая гримасса.
Иван сразу заподозрил неладное, но ничего сделать не успел
Семенов вскинул автомат и полоснул по строю длинной очередью.
Ваня оцепенел от неожиданности и ужаса.
Сухо щелкнул затвор, возле стены вповалку лежали окровавленные солдаты, офицер еще был живой и быстро дергал левой ногой, словно ехал на велосипеде, еще один солдат надрывно стонал.
Семенов дерганой походкой подошел к нему и, держа автомат как дубину, за ствол, принялся молотить немца по голове.
— Да что ты творишь!!! — Иван, наконец, пришел в себя, обхватил лейтенанта сзади и отбросил назад.
Семенов сразу сник, сел на землю, обхватил голову руками и застыл.
— Твою же мать… — Ваня растерянно оглянулся, словно боялся увидеть свидетелей произошедшего или полицию.
Ему стало очень стыдно, как будто это он сам нарушил свое слово. Дикая злоба плеснулась в мозгах, резко развернувшись к Семенову, Иван положил палец на спусковой крючок.
Но нажать на него он так и не смог. А потом злоба, стыд и растерянность прошли.
«И что теперь? — мелькнула мысль. — Убить за это Семенова? Да этот лейтенантик настрадался от фрицев так, что подумать даже страшно. Досадно, обидно, но… ладно. Все проблемы решились разом…»
Иван подошел к лейтенанту, присел и рядом и приобнял его за плечи.
— Ты в порядке?
Семенов молча кивнул.
— Тогда бери автомат и обойди хутор. Давай, давай…
А сам пошел в избу.
В доме ничего особенного не нашлось. Немудрящий скарб хозяев, домотканые половички, самодельные кружевные салфетки на грубой мебели, люлька в углу. Создавалось такое впечатление, что хозяева хутора просто отлучились ненадолго. От немцев остался только недоеденный ужин на столе и форма.
Ваня снял со стены фото в рамке, на которой была запечатлен бравый молодой мужчина с лихо закрученными усами и полная женщина в белом платье. Мужчина сидел, женщина стояла, положив руку на его плечо.
— Ну и где вы сейчас? — задал вслух вопрос Иван и бережно повесил фото на место.
Позади раздались тихие шаги.
Ваня развернулся, вскидывая автомат, но сразу же опустил его.
— Чисто, немцев нет… — безразлично сообщил Семенов, немного помедлил и добавил: — Там еще женщина в компостной яме. Там, за сараями…
— Что? Показывай… — Ваня подхватил фонарь и выбежал из избы.
Лейтенант не обманул, в яме просматривалось обнаженное женское тело, забросанное мусором. Рядом с ней лежала окровавленная пеленка.
Ваня очень сильно пожалел, что не сжег немцев живьем. Стиснув зубы, он вернулся к избе и подошел к телам немцев.
Офицер все еще был живой. Он таращился на Ивана и беззвучно кривил губы.
Иван наклонился, вытащил из валявшейся на земле кобуры «Люгер», повозился, снимая пистолет с предохранителя, а потом прицелился обер-лейтенанту в голову и нажал на спусковой крючок.
Резко щелкнул выстрел.
Офицер дернулся и замер.
Ивану стало гораздо легче на душе, словно он выпил мгновенно подействовавшее сильное обезболивающее.
Из темноты появился якут и молча застыл рядом.
— Надо идти за женщинами… — тихо сказал Ваня. — Вы идите, а я разберусь с машиной…
Неожиданно от сарая донесся громкий шепот на русском языке:
— Братишки, вы там как? Эй, вы меня слышите? Положили немца? Мы здесь, здесь мы…
Ваня ругнулся, вспомнив что в сарае сидят пленные.
Времени искать ключ не было, поэтому замок сбили прикладом трофейной винтовки.
— Выходим по одному, руки держать на виду… — скомандовал Ваня, держа автомат наготове.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Эй-эй, не надо, мы свои… — из сарая медленно вышел худой, нескладный парень, в замызганной солдатской форме без петлиц и ремня. — Братишки, не стреляйте. Я Титов… красноармеец Титов Сашка, артиллерист…
Следом появилось еще трое пленных: босой коротыш с кривыми ногами, пожилой мужик с побитым оспой лошадиным лицом и высокий парень в черной спецовке, выглядевший менее истощенным чем остальные.
Он сразу же шагнул к Ивану и радостно затараторил:
— Спасибо, товарищи, спасибо! Я ефрейтор Мартынов. Мартынов Рудольф Валентинович! Сто восемьдесят пятая полевая хлебопекарня, триста двадцать седьмая стрелковая дивизия. Спасибо! Наши начали наступление? Немцы отступили? Я знал, знал…
Остальные молчали, неприязненно косясь на пекаря.
— Нет наших, только мы… — тихо сказал Ваня.
Мартынов замолчал, растерянно хлопая глазами.
— Решайте, как дальше… — мрачно продолжил Иван. — Хотите — оставайтесь, хотите — пробивайтесь сами, хотите — пойдем вместе к своим.
— Я Нечаев Федор, иду с вами… — просипел кривоногий. Артиллерист и пожилой молча кивнули. Пекарь почему-то сильно вздрогнул и попятился.
— Пока разбирайте оружие… — Ваня показал на винтовки.
— Ага, сейчас, только кое-что доделаю, — Нечаев еще раз кивнул, шагнул к пекарю и приобнял его за плечи.
Локоть правой руки кривоногого быстро задергался, Мартынов отчего-то прерывисто заскулил, начал медленно оседать, повалился на землю боком и, зажимая живот руками, нервно засучил ногами.
Нечаев брезгливо плюнул на него, показал Ване длинный заточенный штырь и спокойно объяснил.
— Сука он, фрицам зад лизал. В начальство выбивался. Из-за него Мишку расстреляли.
У Вани не нашлось ни слов, ни эмоций, чтобы ответить. Он просто пожал плечами и скомандовал:
— Нечаев, ты останешься со мной, остальные помогут донести сюда раненую. Петруха, забирай людей. Надо успеть до рассвета.
Якут поманил рукой пленных, развернулся и ушел.
Ваня посмотрел им в след и мрачно спросил у Нечаева.
— Почему раньше не удавили, суку?
— Так… — Федор досадливо поморщился. — Так положили бы всех фрицы. Пришлось терпеть и ждать. С нами еще был политрук, Мишка Гинсбург, нормальный, несмотря на то, что жид. Так эта мразь выдала его немцам. Мишку расстреляли сразу же, а этой бляди… — Нечаев пнул корчащегося на земле Мартынова. — Банку тушенки выдали за старание. Сам сожрал, даже не поделился, блядина…
— Помоги-и-ите, бра-а-атики… — жалобно заскулил Мартынов. — Я жи-и-ть хочу-у-у, маменька-а-а одна останется…
— Тьфу, блядь! — Нечаев подхватил карабин с земли, крутнул его в руках и несколькими ударами разбил голову пекарю.
Ваня мрачно посмотрел на Федора.
Тот быстро положил карабин обратно, опустил взгляд и торопливо пробормотал:
— Вы уж простите, товарищ командир, что без приказа… просто… просто… погань он. Я таких с детства давил…
Ваня не стал объяснять, что он не командир и повелительно бросил.
— Рассказывай с самого начала. Начни с того, как в плен попали.
А сам пошел в избу.
Нечаев зачастил, семеня рядом с Иваном.
— Так что рассказывать… я из автобата… бензин давно закончился, машины сожгли… пробовали выйти, так куда там… я отбился от своих, бродил… потом наткнулся на Мишку, Сашку и Михалыча. И этого… вышли сюда на хутор, а здесь Валюха, добрая, справная баба. Муж евоный в армии, она одна с дитем малым. Подкормила нас, в сарае прятала. А тут немцы приехали. Я так понял, они заплутали, не туда выехали… — он замолчал.
Ваня вошел в избу, прошел в закуток, уставился на аккуратно повешенный на спинку стула офицерский китель и приказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Дальше.
— Нас сразу нашли. Чутка побили, несильно, но Рудик сразу Мишку сдал — замполита на месте шлепнули. Валюху и дитя, — Федор ткнул пальцем в китель, — фриц тоже застрелил. Просто застрелил и все, вывел за избу и застрелил. Не сильничал, не бил — просто застрелил. Зачем — не знаю. Странный фриц. Если бы пил, так нет, не пил… Затем приказал своим машины ремонтировать. Там в кузовах провизия, ящики с консервами. Нас тоже заставили помогать. Так в порядке машины, а он все недовольный. Приказал все перебрать чуть ли не по винтику. А сам своих каждый вечер дрючит. А с утра опять приказывает разбирать. Словно сам не хочет уезжать. Так и солдатики рады, всяко лучше, чем воевать, как мне думается…