Добрые друзья - Джон Пристли

В комнату влетела Эффи. Мисс Трант надеялась, что та, учитывая последние события, немного умерит свою страсть к вычурным нарядам. Она ждала увидеть чуть повеселевшую внутри, но поскромневшую снаружи Эффи. Однако та выглядела броско, как никогда: желтые волосы пышно начесаны, брови и ресницы густо намазаны черным, губы — безжалостная клякса киновари, платье ярко-зеленое, а в руках поддельная испанская шаль, грозившая навеки сгубить репутацию своей хозяйки.

— Не знаю, надевать ее или нет, — раздумчиво проговорила Эффи. — Красивая, правда?

— На вашем месте я бы это не надевала, — убежденно ответила мисс Трант и с облегчением увидела, как ее новая знакомая безропотно убирает шаль подальше. Правда, вскоре выяснилось, что наверху, у себя в комнате, Эффи устроила своей печали последний бой; она собрала остатки армии из гардероба и туалетного столика и одержала кратковременную победу, но на большее, увы, оказалась неспособна. Выглядела она как победитель, однако все больше и больше падала духом. Когда они поставили машину на стоянку, сняли номер в гостинице и сели ужинать, Эффи уже не тараторила без умолку. За супом она выглядела так печально, как только может выглядеть за супом столь крупная дама столь яркой расцветки. Потом Эффи ударилась в сантименты и откровения. Нет, она говорила не об Элси и не о Дядяртуре; в мыслях она вновь была с мистером Типстедом.

— Сперва я ни в грош его не ставила, мисс Трант, — скорбно призналась она, — считала его жалким хвастуном. А он все ходил, ходил, и мы иногда болтали про то, как он занял первое место на конкурсе. Меня такими штуками не проймешь, знаете ли, а к комплиментам и прочим глупостям я привыкла; работала в театре, потом в гостиницах… За мной всегда ухаживали мужчины — ну, или просто делали вид, чтоб скоротать время. Словом, он все приходил, и мы начали обмениваться разными шуточками. Я порой до упаду хохотала — с первого взгляда и не скажешь, что он такой шутник, правда?

— Никогда бы не подумала, — без промедления ответила мисс Трант.

— А зря. Но это так, ерунда, у меня и посмешней кавалеры бывали — покойника рассмешат, если придется. Однажды я гуляла по городу — выходной, делать нечего — и случайно встретила его. Мы поболтали, присели на лавочку, и он стал расспрашивать меня про мою жизнь, где я бывала и все такое, потом рассказал про себя: как он женился по ошибке, жена его не понимает, ей лишь бы деньги заколачивать…

— Должна заметить, это наглая ложь, — вставила мисс Трант. — Она понимала его даже слишком хорошо. Но мужчины всегда так говорят, по крайней мере в романах и пьесах.

— В жизни они могут сказать что угодно, лишь бы своего добиться. А мы им верим. Хотя… верим мы лишь тому, во что хотим верить, — с неожиданной проницательностью добавила Эффи. — В общем, слово за слово, так все и началось. Мне стало жаль его, а он пожалел меня — на сочувствие я и клюнула. Еще бы не клюнуть, когда день-деньской жирные толстосумы вешают тебе лапшу на уши. И не успела я оглянуться, как влюбилась: только о нем и думала, готова была на край света за ним идти. Ну, вы понимаете…

— Едва ли, — поколебавшись, ответила мисс Трант и невольно вспомнила о высоком шотландце, судовом враче с низким голосом, блестящими волосами и выразительными скулами. Хью Макфарлан. Как же странно о нем думать! Но разве не про него она вспомнила, когда узнала о помолвке Дороти? Давно пора выбросить его из головы — в конце концов, ей известно о нем даже меньше, чем о мистере Типстеде. Хотя и это очень странно… Погрузившись в свои мысли, мисс Трант почти не слушала Эффи. Последняя сказала что-то про то, какая мисс Трант хорошенькая. Слово вывело ее из оцепенения.

— Хорошенькая! Смеетесь? Никогда я хорошенькой не была.

— Вздор! — со всей серьезностью воскликнула Эффи. — Только не подумайте, что я вам льщу — никогда никому не льстила, это не в моих правилах. Разумеется, вы хорошенькая. Быть бы мне хоть вполовину такой хорошенькой! Волосы красивые, и глаза, и зубы — они ведь не вставные? — и личико, и фигура такая стройная — загляденье! Вы уж меня простите, мисс Трант, но я бы на вашем месте одевалась поярче. Конечно, вы настоящая леди и выглядеть должны изысканно, но с изысканностью можно ненароком переборщить, если вы меня понимаете.

Мисс Трант не понимала — или не желала понимать. Помимо прочего, Эффи предоставила ей несколько «полезных советов и идей, каких не найдешь ни в одной книге» — тараторила она быстро и с пониманием дела, но не без известной доли меланхолии, как будто для нее все уже кончено и она лишь выкрикивает последние напутствия людям на исчезающем вдали берегу. Большую часть советов мисс Трант тут же отмела, не желая превращаться в ходячую олеографию, однако время от времени в словах Эффи проскальзывало здравое зерно, и эти слова все больше подвигали мисс Трант на переоценку собственной персоны. Стоило ей услышать комплимент в свой адрес, как она вся превратилась в слух. Элизабет Трант из Олд-Холла, Хизертон-он-зе-Уол, ужинала в шеффилдской гостинице с дородной, шумливой и вульгарно накрашенной буфетчицей, от которой сегодня ушел чужой муж; услышав комплимент от вышеупомянутой особы, дочь полковника Транта вдруг оживилась и повеселела — пожалуй, такой живой и веселой она не была уже много лет. Хизертон не поверил бы своим глазам.

Как знать, что именно — беседа ли с буфетчицей, фотографии в гостиной, неожиданная потеря интереса к соборам, ливерпульским и любым другим, или все это вместе заставило мисс Трант предложить Эффи свои услуги? В жизни она примет еще немало решений, но все они — такой пустяк в сравнении с этим, столь важным и поистине судьбоносным, что остальные недавние события кажутся лишь увертюрой к нему. Решение далось ей без труда; как обычно бывает, ничто не предвещало, что в руки мисс Трант попадет тот самый рычаг, которым переворачивают миры. Эффи вернулась к разговору о мистере Типстеде, чье солнце еще согревало ее последними закатными лучами; потом довольно мрачно рассказала о себе и своих планах на будущее, намекнув на один шеффилдский паб для джентльменов, где ей, вероятно, удастся склеить разбитое сердце; и, наконец, вновь завела беседу о застрявшей в Роусли сестре, которая ждала от нее деньги и корзину с вещами. Тут-то мисс Трант и внесла свое предложение.

— Если хотите, я могу все отвезти, — совершенно спокойно сказала она. — Мне в любом случае по пути, потому что никакого пути, признаться, у меня нет. Я хотела съездить в Ливерпуль, посмотреть на собор, но отчего бы мне не съездить в Роусли и не встретиться с вашей сестрой?

Эффи, конечно, согласилась. Было решено, что утром мисс Трант заедет к ней домой, возьмет корзину и ту сумму денег, какую Дядяртуру удастся наскрести в столь короткий срок. Найти Элси, подчеркнула Эффи, не составит труда: от жителей крошечных городков вроде Роусли ничто не укрывается. Она принялась описывать сестру и чуть не выложила всю ее биографию, пока мисс Трант, сославшись на тяжелый день, не выразила желание подняться к себе. Эффи тут же умолкла, потащила ее наверх и собственными руками уложила в кровать. Когда мисс Трант наконец осталась одна, ее в самом деле сморила усталость.

День выдался такой длинный, насыщенный событиями и чужими жизнями, всей этой типстериадой, что теперь он будто придавил мисс Трант к постели. Вынести его тяжесть без темноты и тишины было совершенно невозможно, поэтому мисс Трант выпроводила Эффи за порог (ее слезливое настроение сулило продолжительные объятия), с облегчением встретила прохладную пустоту гостиничной спальни, безликой, словно упаковочный ящик, и окончательно простилась с уходящим днем. Коротко говоря, мисс Трант ничуть не пожалела о переменах в своих планах и спала очень хорошо.

Вот как случилось, что на следующий день она оказалась в нескольких милях от Роусли. Сзади, поверх ее сумок, стояла корзина с театральным реквизитом, собственность Элси Лонгстаф, а в сумочке лежало письмо от Эффи и конверт, в который Дядяртур положил грязную банкноту в один фунт и столь же грязные десять шиллингов — все, что успел наскрести. Она намекнула, что могла бы и сама одолжить Элси немного денег, но Дядяртур отказался. Мисс Трант ни разу не пришло в голову, что ей, незнакомке, доверили столь важную миссию, а Дядяртур с Эффи ни разу о том не обмолвились; все это, согласитесь, делает честь ее новым знакомым.

Дождь, загнавший мистера Окройда под деревья, вынудил мисс Трант поднять крышу автомобильчика. С первыми лучами солнца она остановилась убрать ее, подальше не поехала: машина не заводилась. Мисс Трант крутила ручку, пока не выбилась сил, и давила на стартер, пока тот вообще не перестал подавать признаков жизни, а в перерывах с надеждой заливала карбюратор. Бесполезно: двигатель не заводился, не кашлял и даже не чихал. Мисс Трант с тоской поглядела на таинственные трубки, провода и цилиндры. «Глупость какая! — сказала она себе. — Все выглядит абсолютно так же, как всегда, но почему-то не заводится!» Делать было нечего: только ждать, пока мимо проедет кто-нибудь сведущий. Поскольку на дорогах нынче полно людей, знающих толк в автомобилях, мисс Трант не очень-то переживала. Однако дорога на Роусли в тот день была на редкость безлюдна: прошло десять минут, а мимо никто не проехал. Через некоторое время вдалеке показался чей-то силуэт. Разумеется, то был мистер Окройд, шедший навстречу своим приключениям.