Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - Василий Галин

Попыткой объединения международных усилий в борьбе с обострением мировой торговой войны стала Лондонская мировая экономическая конференция 1933 г. В ней приняли участие 66 государств и международные организаций (Лига Наций, Международный блок труда и др.). Главной темой конференции было преодоление Великой депрессии, что в первую очередь касалось вопросов: международной денежно-кредитной политики, цен и движения капиталов, торговли и тарифов… Однако, по мнению Ф. Рузвельта, договориться было невозможно, поскольку «на экономической конференции в Лондоне слышны голоса только тех, кто выступает за «экономический национализм»{721}. При этом сам президент требовал от европейцев «ввести льготные тарифы», открыть «рынки для нашей избыточной продукции»{722}.

Советское правительство в те дни внесло предложение о принятии пакта об экономическом ненападении, исходя из экономической взаимозависимости стран всех континентов. М. Калинин писал по этому поводу Ф. Рузвельту: «военное и экономическое нападение одной страны на другую задевает интересы не только этих двух стран, но и всех прочих стран, усиливая существующий экономический хаос»{723}. В ответ Рузвельт фактически заявил, что борьба с депрессией это собственное внутреннее дело каждого государства{724}. Международная экономическая конференция 1933 г. в Лондоне провалилась из-за позиции США по таможенным тарифам и девальвации доллара. Указывая на силы, которые привели к провалу конференции, один из членов французской делегации писал: «В Лондоне на минуту приподнялся занавес, обычно скрывающий сцену от взоров народа. И мы увидели на ней «деус экс махина» современной политики, подлинного хозяина демократий, считающихся суверенными: финансиста, денежного туза»{725}.

Торговая война вступала в новую фазу, вызывая политическое напряжение между странами. Уже в октябре 1934 г. американский посол У. Додд отмечал: «английское правительство все враждебнее относится к Соединенным Штатам, хотя и не помышляет о войне, так что нет никаких надежд заключить пакт между Англией и Соединенными Штатами»{726}. У. Черчилль назвал американцев «высокомерными, исконно враждебными в отношении нас (англичан) и стремящимися к доминированию в мировой политике»{727}.

В марте 1935 г. Я. Шахт предупреждал: «Английское правительство использует дешевый фунт стерлингов в целях борьбы с американскими промышленниками, которые, монополизировав рынки внутри Соединенных Штатов, стараются теперь прибрать к рукам английскую колониальную торговлю. Дешевый фунт стерлингов — это средство борьбы против американских высоких таможенных тарифов… Если стабилизация не будет проведена, нас ждет экономическая катастрофа…»{728}. Спустя три дня один из французских экономических журналов заявил, что американское посольство в Берлине «рекомендовало Соединенным Штатам не делать долгосрочных капиталовложений в Германии, предсказывая, что Гитлер останется у власти всего несколько лет, что война неизбежна и надвигается экономическая катастрофа»{729}. У. Додд категорически отказывается от того, что он посылал подобные сообщения, но в данном случае показателен сам факт появления подобной статьи.

Банкира и дипломата Н. Дэвиса, занимавшегося подготовкой конференций по разоружению, в конце 1937 г. волновал уже только один вопрос: «Смогут ли Соединенные Штаты, Англия, Франция и Россия по-настоящему сотрудничать? Если да, то можно будет остановить японцев и в конце концов принудить европейских диктаторов занять более мирные позиции. Можно ли говорить о шансах на сотрудничество, если Англия до сих пор не может прийти к соглашению с Соединенными Штатами даже по вопросам торговли?»{730}.

Попытки сближения все же были. Так, продолжая добиваться договоренности с Германией, Англия 17 ноября 1938 г. заключила с США торговый договор, предоставив Штатам режим наибольшего благоприятствования, что приоткрыло для американской экономики дверь в Британскую империю. Однако англосаксонский союз нарушал мировое равновесие и автоматически вел к обострению отношений в Европе. В ответ Париж и Лондон предложили Берлину возможности взаимного финансово-экономического сотрудничества, разграничения сфер влияния и интересов. Лондон предлагал крупные кредиты, а Париж был готов открыть свою колониальную империю, для ее совместной эксплуатации. Интенсивно обсуждалось создание англо-германских и франко-германских консорциумов для совместной экспансии на мировом рынке. 22 февраля 1939 г. Чемберлен заявлял: «Сближение между Англией и Германией в области торговли окажется лучшим и быстрейшим путем для достижения взаимопонимания между обеими странами»{731}. Аналогичные переговоры британские и французские представители в январе-феврале вели с Муссолини в Италии.

В марте 1939 г. в Лондоне прозвучала речь министра внутренних дел С. Хора. Министр призывал: «Что, если бы в обстановке возросшего доверия был осуществлен пятилетний план, неизмеримо более великий, чем любой пятилетний план, который в последнее время пыталась реализовать любая отдельная страна? Что, если бы в течение пяти лет не было ни войн, ни слухов о войнах, если бы народы Европы могли отдохнуть от давящего их кошмара и от сокрушительной тяжести расходов на вооружение? Разве не могли бы они в этом случае использовать все поразительные открытия и изобретения нашего времени для создания золотого века, в котором бедность была бы сведена к крайнему минимуму, а общий уровень жизни поднят до небывалой высоты? Для вождей мира здесь открывается величайшая возможность. Пять человек в Европе, если бы они были связаны единством цели и действия, могли бы в невероятно короткий срок перестроить всю мировую историю… Пять человек — это Чемберлен, Даладье, Гитлер, Муссолини и Сталин». Рузвельта, как видим, — пишет С. Кремлев, — Хор в компанию не брал{732}.

Правда Сталин, да и Россия вообще, для многих в Европе казались немыслимым перебором. Русские, тем более «красные» представлялись не потенциальными партнерами, а скорее угрозой европейской цивилизации. Не случайно Лондон и Париж предприняли целенаправленные шаги по срыву германо-советских переговоров. Взамен Франция 11 марта 1939 г. предложила Германии заключить обширное экономическое соглашение. А 14 марта в Дюссельдорфе было подписано англо-германское картельное соглашение, которое давало возможность изменить торговую структуру мира в пользу англо-германских монополий, отказ США присоединится к нему, мог вызвать совместные ответные действия Англии и Германии{733}.

Сближение Лондона и Парижа с Берлином и Римом не осталось не замеченным в Вашингтоне. Очевидно именно оно вызвало недовольное замечание Г. Икерса, министра внутренних дел в правительстве Рузвельта, который еще 3 февраля писал: «Могу Вас заверить в том, что Англия и Франция руководствуются в своей внешней политике эгоистическими интересами корыстолюбивого привилегированного класса»… «Уверяю Вас, что Англия и Франция с большей выгодой для себя воспользовались нашей наивностью, втянув нас в ту, Первую мировую войну, которая к нам не имела никакого отношения. Они задолжали нам миллиарды долларов, которые они сейчас отказываются платить и никогда не заплатят»{734}. И в марте 1939 г. США вводят запретительные, по сути, тарифы на германские товары{735}. Англии и Франции фактически был выставлен ультиматум с Америкой против Германии, или с Германией против Америки.

Германский посол в Англии Дирксен определял суть происходящего в своем письме Риббентропу 20 февраля 1939 г.: «Перед британским правительством стоит следующий вопрос: должна ли английская торговая политика тащиться на буксире у Соединенных Штатов, или же ей следует попытаться сохранить свою независимость с помощью более тесного сотрудничества с Германией и, соответственно, с Европой? Эта альтернатива возникла в результате американского давления на Англию и общей нестабильности мирового хозяйства. Еврейские финансовые магнаты в Соединенных Штатах хотят заставить Англию идти вместе с Америкой и удержать Англию от сотрудничества с тоталитарными государствами»{736}.

Непримиримые разногласия между основными противоборствующими сторонами определялись их жизненными приоритетами: Великобритании для сохранения своего статуса Великой Державы жизненно важным было сохранение ее величайшей в мире колониальной империи. Будущее США заключалось в разрушении имперских барьеров европейских держав и открытии мирового рынка для неограниченной американской экспансии. Положение США наглядно демонстрировали слова, сказанные во время выступления в сенате в сентябре 1939 г. сенатором К. Питтменом: «Положение с промышленным производством и занятостью в нашей стране столь плачевно, что дальнейшие препятствия на пути экспорта приведут к банкротству значительные промышленные районы США»{737}.