Ненавижу? Хочу! Или кое-что о мачо - Маша Царева

Поскольку никто и не думал посвящать меня в детали мероприятия, мне ничего не оставалось, кроме как печально покрутить указательным пальцем у виска.

Через несколько дней Лерка обратилась ко мне с вопросом, не предвещающим ничего хорошего.

– Кашеварова, ты мне друг? – испытующе глядя мне в глаза, спросила она.

Первым моим побуждением было полушутя ответить: нет. Потому что знаю я, к чему обычно приводят такие разговоры. Да ни к чему хорошему. Сейчас она попросит меня о каком-нибудь нешуточном одолжении. Потому что, если бы речь шла о пустяке, Лерка бы не стала заходить так издалека.

– Друг? – допытывалась она.

– Смотря что надо делать.

– Нет, так не пойдет, – Лерка схватила меня за руку, – не юли.

– Ну друг, – без особенного энтузиазма подтвердила я, – и что теперь?

– Да практически ничего!

Ее невинная улыбка, сопровождаемая кокетливым похлопыванием ресниц, свидетельствовала о том, что дела мои совсем плохи. Нет, я уверена, сейчас она попросит на вечер одолжить ей мой белый костюм «Кельвин Кляйн». И мне будет неудобно отказать. Лера заберет мой любимый костюм, который я и сама-то надевала всего пару раз. А завтра утром она опять спросит – ты мне друг? Вот тогда-то и выяснится, что она уронила на костюм тарелку спагетти в томатном соусе или что ее угораздило усесться на свежеокрашенную скамейку.

– Я не могу его дать, потому что сегодня сама собиралась его надеть, – быстро сказала я, чтобы сразу расставить все точки над «и».

– Ты о чем? – как будто бы удивилась она.

– О белом костюме, а ты?

– Нет, я хотела попросить тебя совсем о другом… – вкрадчиво начала Лера.

– Что же тогда? Юбка «Мах Мага»? Лер, ну ты же совсем не умеешь носить светлое. Или ты имела в виду вечернее платье, которое я привезла из Италии? – Я похолодела. – Извини, но об этом не может быть и речи.

– Стоп, стоп! – перебила она. – Если честно, меня вообще не интересует твоя одежда… На этот раз. Речь идет о твоей квартире… – Она замолчала.

– Квартире? – удивленно переспросила я. – Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе некуда пригласить мужчину? А все из-за твоей любви к экстравагантности. Если бы ты не устраивала дома музей необычных вещей, то тебе не было бы стыдно приглашать гостей…

– Кашеварова, не кипятись. Помнишь, я рассказывала тебе о ЖОП? Ну, о Женах, Обманутых Подонками?

– Ну…

– Баранки гну. Мы созвонились со всеми десятью невестами Паникоса. И представляешь, все они согласились приехать. Мы назначили собрание на послезавтра. Только вот в чем проблема… Встретиться нам негде. Я подумала, что твоя квартира – идеальный вариант.

– Это еще почему? – возмутилась я. – А чем вам не подошла, например, Диночкина квартира?

– Так она же живет с родителями, – развела руками Лера.

– Хорошо. А ты? По-моему, твоя ненормальная квартирка – идеальное место встречи для двенадцати ненормальных теток.

– Ну как ты не понимаешь? – Отвела глаза Лерка. – Во-первых, я живу слишком далеко от центра, а ты – совсем рядом. Во-вторых, у меня вредные соседи, а у тебя – только несколько полуглухих бабок. А в-третьих… – она неожиданно замолчала.

– Что в-третьих? – мрачно полюбопытствовала я.

– Да ничего… По-моему, вполне достаточно во-первых и во-вторых.

– И все-таки?

– Ну хорошо… В-третьих, мне просто жалко мою квартиру. Я вложила в нее столько труда. А ты просто снимаешь, тебе проще. Да и мебель у тебя старая… А я же не знаю этих ЖОП. Вдруг они агрессивные?

Я задохнулась от возмущения.

– Но я уверена, что, скорее всего, они милые и приятные женщины, – спохватилась Лерка, – просто очень несчастные. Как и я.

Как я могла такое допустить? Где были мои мозги, когда, поддавшись назойливым Леркиным уговорам, я махнула рукой и ответила «да»? Если честно, я и согласилась-то только для того, чтобы от нее отвязаться. Мне до самого последнего момента не верилось, что из затеи организовать клуб ЖОП получится что-нибудь путное. Но, видимо, я была недостаточно хорошо знакома с Леркиным пионерским рвением. Когда дело касается какой-нибудь глупости, она готова горы свернуть. Если бы она так же серьезно относилась бы к своей карьере, давно бы уже главным редактором газеты была.

Итак, я сказала «да».

И вот теперь в моей квартире вокруг обеденного стола сидят двенадцать ощетинившихся дам. Они, кажется, готовы сожрать друг друга, но вместо этого мирно едят шоколадное печенье, которое гостеприимно испекла для них я. Моя роль на этом сборище горе-невест скромна – я подаю им кофе.

Лерка подошла к мероприятию хватко, по-деловому. Она подготовила для участниц странной сходки бейджики с именами, блокноты и ручки. Хотя, на мой взгляд, достаточно было раздать им по бейсбольной бите, отойти в сторонку и понаблюдать за кровавой дракой.

Надо сказать, ПП (подлый Паникос) обладал довольно привередливым вкусом. Все девушки, каждая из которых наивно считала себя его единственной избранницей, были довольно красивыми. Все они были разными.

Пять блондинок (из них четыре крашеные, включая Лерку), четыре брюнетки (включая Диночку), две рыжие и одна экстравагантная особа с таким коротким ежиком волос, что определить их цвет не представлялось возможным (мы сразу же цинично окрестили ее «Кудрявой»).

Все они приехали в Москву из разных городов с одной-единственной целью: убедиться в том, что мужчина, за которого каждая из них собиралась выйти замуж, – отъявленный мерзавец.

Самой старшей была Лерка.

Самой красивой – пышноволосая брюнетка из Питера по имени Лола. Почему-то она вызывала ассоциации с дорогим шоколадным пирожным – все в ней было в меру пышно, выверенно-сладко, ее глаза имели медово-коньячный цвет, да и пахло от нее небанально – молотой корицей. Слегка портил впечатление ее голос – низкий, зычный и прокуренный. К тому же она употребляла столько матерных слов, что их хватило бы на четверых темнокожих скейтбордистов-рэпперов. Если бы Лола выступила с небольшим монологом на телевидении, то восемьдесят процентов ее речи представляло бы собой интеллигентное «пи-ип!».

Самой молоденькой была шестнадцатилетняя тихоня Юлечка. По-моему, она прибыла откуда-то с Севера, не то из Ярославля, не то из Архангельска. За весь вечер она и двух слов не произнесла. Я вообще не понимаю, как она ухитрилась закрутить роман с Паникосом, ведь сначала все мы искренне думали, что она немая. И вообще, куда смотрели ее родители?

Самой экстравагантной была «Кудрявая» – гордая обладательница миллиметровой шевелюры. Даже звали ее необычно – не то Амирея, не то Лоралея – короче, нечто созвучное со словом «диарея». «Кудрявая» представилась так: «Я – литературный критик из Петербурга». В следующие пять минут мы узнали, что Диарея не понимает Пелевина, зато любит Кортасара, не считает гениальным Шекспира, зато сходит с ума по Сапфо. Она изо всех сил подчеркивала собственную оригинальность – курила сигареты через длинный агатовый мундштук, заявила, что кофе она предпочитает травяной чай.