Ва-банк! - Джеймс Суэйн

– Вы сдадите собственного сына?

– Черт меня побери, если не сдам!

– Вы – это нечто! – провозгласил бармен.

– Тогда отвечай на вопрос.

– Ну ладно – да, он по-прежнему принимает ставки.

Валентайн бросил трубку. Тяжело дыша, он принялся названивать по другим номерам, пока наконец по сотовому не ответила какая-то незнакомая девица со знойным пуэрториканским акцентом. Где-то на заднем плане звучала латиноамериканская музыка, и Валентайн, решив, что сын его лежит в постельке рядом с его собеседницей, рявкнул в трубку громче обычного.

– Джерри здесь нет, – кротко ответила девица. Музыка стала тише – наверное, она прикрутила радио. – А вы и вправду отец Джерри?

– Да. Где он?

– Понятия не имею. А почему вы такой гад?

– Это вам Джерри сказал? Что я гад?

– Он говорит, что вы самый гадский гад на планете.

– Значит, он с настоящими гадами еще не встречался. Куда он ушел?

– Не знаю. Так почему вы такой гад?

– Может, я гад только для Джерри.

– Джерри такой чю-ю-юдный, – слово таяло на ее устах. – Его только вы и не любите.

Это была явная ложь. Валентайн дал ей номера телефонов бывшей жены Джерри и его бывшей подружки и предложил создать группу взаимной поддержки. Пуэрториканка грязно выругалась и бросила трубку.

Валентайн вернулся на постель. Он чувствовал, как у него начинает подниматься давление. От подпольных букмекеров требовалось умение быть обходительными, но это же качество требовалось и в других, законных профессиях, представителям которых надо было ладить с самыми разными людьми, – например, в торговле недвижимостью, автомобилями, даже акциями. И переключиться на такого рода деятельность для Джерри было бы совсем не трудно – стоило лишь захотеть.

Через десять минут он снова позвонил в бар.

– Джерри только что вернулся, – сообщил Писунчик. – Вы хотите с ним поговорить?

– Да ты просто ясновидящий!

– Пожалуйста…

Но через некоторое время Писунчик снова взял трубку – голос его звучал приглушенно:

– Джерри говорит из своего кабинета по другой линии. Он попросил меня узнать у вас, разговаривали ли вы с одной молодой дамой, позвонив на его сотовый.

– Определенно разговаривал, – сказал Валентайн.

Бармен охнул:

– Ну зачем же вы дали Иоланде те номера телефонов?

– Он это заслужил.

– А вот и Джерри…

– Папа, ты меня просто убиваешь, – едва сдерживаясь, завопил Джерри. – Я как раз говорю по другой линии с этой сумасшедшей сукой, которая грозится отрезать мне яйца, – и это после вашего с ней разговора. Что на этот-то раз случилось? Я думал, мы заключили перемирие.

Неужто один более-менее нормальный телефонный разговор означает перемирие? Нет уж, если сын хочет по-настоящему наладить отношения, ему еще придется изрядно потрудиться. Валентайн почувствовал, как внутри него словно что-то взорвалось, и дал себе волю:

– Дорогой мой сыночек, ты – кусок дерьма! А я-то, старый дурак, думал, ты изменился! Помнишь то дурацкое объявление, на которое ты вдохновил Мейбл? Так вот, придурок: Мейбл арестовали за почтовое мошенничество! Она сидит в камере предварительного заключения в Клируотере и не знает даже, к кому обратиться!

– Мейбл арестовали? – спросил Джерри. – Какой ужас!

Какой ужас? Ну и сволочь, на всех ему плевать!

– Ты еще не знаешь, что такое ужас! Ужас наступит, когда я позвоню в полицию и натравлю их на тебя! Ужас наступит, когда я перестану платить за тебя залоги каждый раз, когда тебя сажают в каталажку!

– Папа, да хватит уже! – взмолился Джерри. – Мы просто немного повеселились со старушкой, и только. Ты хоть понимаешь, что она немножко не в себе? Она же публикует эти объявления за свой собственный счет и все думает, что кому-то это смешно и интересно. Она дала мне свою визитную карточку: «Мейбл, Королева Прикола». Честное слово, не вру!

– Людям действительно интересно! – рявкнул Валентайн. – Мне интересно! И если она пенсионерка, это вовсе не значит, что она выжила из ума и никому не нужна! Так вот позволь мне сказать тебе кое-что: Мейбл нужна многим. Она порядочная, сильная, богобоязненная, и она умеет заставить человека улыбнуться. А вот ты, Джерри, ни одним из перечисленных качеств не обладаешь.

– Пап, прекрати.

– Из-за тебя пострадал мой друг, ты, маленький придурок.

– Извини. Я этого не хотел.

– Извинения не принимаются.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что ты сам должен решить эту проблему.

– О чем ты?

Валентайн глянул на часы. На Восточном побережье девять вечера. Наверное, сегодня Джерри на самолет уже не успеет. Его просто выворачивало при мысли о том, что Мейбл придется провести в тюрьме ночь, но, похоже, выхода не было. Он сказал:

– Завтра утром ты должен вылететь в Клируотер и заплатить за Мейбл залог. А потом вы оба уедете из города. Отправитесь в круиз. Я подберу подходящий.

– Что? – возмущенно спросил сын. – А почему ты ей помочь не можешь? Она же твой друг, а не мой.

– Потому что это ты испортил ей жизнь, – прорычал Валентайн. – Это называется причиной и следствием. Ты испортил – ты и исправляй. Именно так устроен мир. И именно такие вечные недоросли, как ты, все в этом мире ломают и портят.

– Ну вот, теперь я уже виноват во всех мировых проблемах! – простонал Джерри.

– И не вздумай снова пытаться отвертеться! Сделаешь все, как я сказал.

– А то что?

Валентайн и подумать не успел – слова сами вылетели, теперь не вернешь:

– Или я больше никогда в жизни не буду с тобой разговаривать.

– Ты серьезно? – Джерри даже закашлялся.

Вот так это и случилось – Валентайн переступил ту воображаемую границу, которую они с Джерри прочертили много лет назад. Они воевали уже лет двадцать – с тех самых пор, как Джерри был подростком, – но старались всегда держаться в рамках правил. И сейчас он первым их нарушил.

– Да, – ответил Валентайн. – Серьезно.

– Господи… – выдохнул Джерри. – Хорошо, папа. Я сделаю, как ты говоришь, – после долгого молчания ответил он. – Ты победил.

Снова наступило молчание. И снова его нарушил сын.

– Я вылетаю ближайшим рейсом.

– Да уж, и постарайся не опоздать, – сказал отец.

Валентайн слонялся по номеру, не находя себе места. Наконец раздался стук в дверь. Валентайн глянул в глазок: в коридоре стоял Билл Хиггинс с большой картонной коробкой в руках.

Войдя в номер, Хиггинс воскликнул:

– Вот это да! И что, вся эта роскошь за счет Ника?

– Естественно!

– Знаешь, как говорят? В этом городе полно всяческой халявы, только никто ее себе позволить не может. – И Хиггинс принялся выкладывать содержимое коробки на обеденный стол. – Я заехал к Лонго и собрал все вещественные доказательства. Но завтра я должен все это ему вернуть, так как дело еще не закрыто.

Хиггинс уселся и принялся сортировать вещдоки. Валентайну не сиделось: он никак не мог отойти после разговора с Джерри. Если сын не справится, это будет концом их отношений – он, Валентайн, сам так сказал. А ведь, несмотря на их бесконечные ссоры, Валентайн все-таки в глубине души надеялся, что когда-нибудь они придут к согласию и все наладится: сын есть сын, от этого никуда не денешься.

Хиггинс искоса глянул на него:

– У тебя все в порядке?

– Бывало и лучше, – признался Валентайн. – Ну, что там у нас?

– Обычное барахло. Единственная стоящая улика – записи разговоров.

Хиггинс извлек из коробки кассету и вставил в принесенный с собой магнитофон.

– Фонтэйн оставил запись на автоответчике Нолы. Мы проследили, откуда поступил звонок – из забегаловки «Братишка». То, что ты здесь услышишь, – это запись Нолиного звонка туда и ее довольно резкого разговора с барменом.

Хиггинс нажал на кнопку, и они услышали, как взволнованная Нола спрашивает у бармена о Фонтэйне.

– Судя по ее расспросам, она злится на Фонтэйна, – заметил Валентайн.

– Похоже, – согласился Хиггинс.

– А с самим барменом вы разговаривали?

– Да. Он сказал, что до прошлой недели Фонтэйн у них бывал регулярно.

– Вы проверяли бармена на детекторе лжи?

Хиггинс потер отросшую за день щетину:

– Нет. А это неплохая идея, стоит попробовать.

– Не возражаешь, если я сначала с ним побеседую?

– Пожалуйста, но с одним условием: потом ты мне доложишь о результатах.

– Никто и никогда не мог упрекнуть меня в жадности, – ответил Валентайн.

– Отлично… Тогда, может, поделишься информацией о том, что случилось в доме Шерри Соломон?

У Валентайна сжалось сердце. Значит, Шерри позвонила и нажаловалась Лонго, а Лонго, в свою очередь, нажаловался Хиггинсу. Вопрос, кому поверят в полиции – бывшему полицейскому или продажной сучке и доносчице, – оставался открытым.