Метро 2033: Увидеть солнце - Сергей Москвин

За дверью оказался не просто тайник, а настоящее убежище, в котором можно было не только укрыться от монстров, но и жить. За штабелем оружейных ящиков у стены стоял сколоченный деревянный топчан с настоящим матрасом и подушкой, застеленный армейским одеялом. Рядом с ним — самодельный стол, представляющий собой лежащую на боку деревянную катушку из-под кабеля, на столе — керосиновая горелка, служившая для приготовления пищи, а на железной полке над столом — Сергей не поверил своим глазам! — стояли жестяные банки с консервами! Как минимум два десятка различных банок. Консервы были огромной редкостью в метро и стоили баснословно дорого. В первые годы после Катастрофы сталкеры еще приносили их с поверхности — тогда-то маленькому Сергею и довелось попробовать этот изысканный деликатес, но в последнее время такое случалось все реже. Он подошел ближе и взял в руки одну из консервных банок. С пожелтевшей бумажной этикетки на него уставилось рогатое животное на четырех ногах. Корова! Сергей повернулся к Полине:

— Откуда у тебя это богатство?

— Там больше нет, — отрезала она и, отобрав у него банку, поставила на место. — Противогазы можете снять, тут фон низкий, я специально именно здесь обустроилась...

— Да у вас тут просто пещера Аладдина! — восхищенно покачал головой Вольтер, разглядывая полку с консервами, и вдруг брякнул ни с того, ни сего: — Отравиться не боитесь?

Отравиться консервами?! Он что, спятил?

— Ботулизм, знаете ли, опасная штука.

— Пока жива! — Полина сняла с полки одну из банок, ту самую, с коровой, которую рассматривал Сергей, и поставила на стол, немного подумала и добавила к ней еще одну. — Если не хотите, можете не есть.

Вольтер помычал, но отказываться не стал.

Обед состоял из трех банок незнакомой Сергею, но изумительно вкусной каши с тушенкой — Полина, расщедрившись, после двух съеденных банок вскрыла еще одну. Вместе с этой банкой она выставила на стол необычную бутылку из темного стекла с какой-то жидкостью. Вольтер как увидел бутылку, перестал жевать и впился взглядом в потускневшую этикетку.

— Кур-ву-азье, — как заклинание прочел он по слогам напечатанное на этикетке нерусскими буквами непонятное слово. — Боже мой! Настоящий Курвуазье! Вы представляете, что это такое?!

Полина пожала плечами:

— Забрала у одного жлоба. А что, что-то ценное?

Вольтер мечтательно закатил глаза:

— Коньяк, обладающий особенным, неповторимым вкусом! Французский! Его производили по уникальному рецепту из лучших сортов виноградного спирта, а потом еще по многу лет выдерживали в специально обожженных дубовых бочках! — Он вздохнул. — Боюсь, сейчас это трудно понять.

Сергей действительно почти ничего не понял из этого странного объяснения. Полина, судя по выражению ее лица, тоже.

— Но пить-то его можно? — спросила она.

Вольтер снова вздохнул:

— Вы мне не поверите, но многие считали этот коньяк напитком богов. Я, например, пробовал «Курвуазье» всего один раз — завлаб расщедрился после защиты.

— Считайте, что вы меня убедили, — улыбнулась Полина. — Открывайте.

Вольтер жадно схватил бутылку обеими руками, но затем, вспомнив о чем-то, поставил ее на место.

— Может статься, что это единственная такая бутылка во всем метро. Так что вы прежде подумайте. Ответ девушки не заставил себя ждать:

— Открывайте. Давно хотела узнать, что там пьют боги.

— Что ж, — Вольтер опять взял бутылку в руки и очень осторожно, словно выворачивал запал из гранаты, вынул из нее пробку.

— Вообще-то коньяк надо пить из широких стеклянных бокалов, — продолжал он, разливая содержимое бутылки по жестяным кружкам. — Сначала бокал согревают в руке, чтобы раскрылся весь вкус и аромат напитка, и только потом, не спеша, пьют небольшими глотками.

Сергей сделал все, как он сказал, но никакого особенного вкуса не ощутил — самогон самогоном. Правда, запах у коньяка действительно оказался необычным — ничто в метро так не пахло. В отличие от него Вольтер выцедил свою кружку с настоящим блаженством.

— Как будто помолодел на двадцать лет, — объявил он.

— А вам сколько? — решился спросить Сергей.

— Сорок девять. На будущий год юбилей. Если доживу, конечно, — улыбнулся ученый и снова потянулся к бутылке. — Вы позволите?

Полина молча кивнула. Он снова наполнил кружки, налив себе чуть больше, чем остальным, но, прежде чем поднять свою, сказал:

— Давайте все-таки, наконец, познакомимся. А то выпиваем вместе, а как друг друга зовут, не знаем. Некультурно.

— Сергей.

— Полина.

— Очень приятно, а я Аркадий Рудольфович.

Сергей изумленно вытаращил глаза. Неужели они отбили у бандитов не того человека?!

— А как же Вольтер?

Новоявленный Аркадий Рудольфович потупился.

— Это, как бы вам сказать, псевдоним. Я когда на Сибирской жил, пытался газету выпускать... да какую газету, так, листовку на одну страничку, — поправился он. — Статьи псевдонимом Вольтер подписывал. Жил в восемнадцатом веке во Франции такой общественный деятель, философ и правозащитник. За правду страдал. Вот с тех пор и пошло. Правда, я успел всего три номера выпустить, и аккурат за третий меня с Сибирской и турнули. Хотя поначалу идея с газетой руководству Союза очень даже понравилась. Они-то думали, что я буду их режим прославлять, писать о том, какая на Сибирской жизнь сладкая да гладкая. Даже велели механикам небольшой печатный станок соорудить.

— А это, разве не так? — перебил ученого Сергей. — Ну, насчет жизни?

— Молодой человек, а вы сами на Сибирской бывали? Решетки видели?! Вот и делайте выводы! Там жизнь только у того сладка, кто руководителям Союза известное место лижет, а в остальное время рта не раскрывает. На Сибирской ведь всем бывшие полицейские чины заправляют. Там рядом раньше городское управление внутренних дел располагалось, вот в день Катастрофы все полицаи оттуда в метро и рванули. Понятное дело, порядки они под стать себе завели. Хотя, если разобраться, что эти господа умели: только руки заламывать, да в морду бить!

— Подождите, — остановил ученого Сергей. — Да — решетки, да — бывшие полицейские. Но ведь Сибирская — самая богатая станция во всем метро! И это, наверное, не случайно.

— Вот именно, что не случайно! — горячо воскликнул Вольтер дрожащим от волнения голосом. Он залпом допил коньяк в своей кружке и, похоже, даже не заметил этого. — А вы задумывались, почему так?! Потому что продукты с Маршальской или электричество с Проспекта руководство Союза получает бесплатно, в качестве налогов, или покупает за бесценок, а все, что производится на Сибирской, наоборот, — перепродает втридорога. Вот вы, Сережа, с какой станции?

— Из Рощи.

— Из Рощи?! — с пьяным восторгом переспросил Вольтер. — Да, вам можно только позавидовать! Живете дальше всех от сибирских заправил. Никто вам не указ, сами себе хозяева.

— Некому завидовать, — хмуро ответил Сергей. — Погибла моя станция. Никто не выжил. И Маршальская тоже погибла.

Вольтер изменился в лице, широко раскрыл рот, снова закрыл, словно ему не хватало воздуха, и только после этого с трудом выдавил из себя:

— К-как погибла?

— Что-то сожрало всех людей. Сначала на Маршальской, а потом у нас. Что-то похожее на живую шерсть или паутину. Хватает людей своими щупальцами, опутывает со всех сторон, а потом оттуда вываливаются голые кости. Мы с Полиной нашли на Маршальской рисунок этого. Не всего целиком, а одного из щупалец.

С этими словами Сергей достал из внутреннего кармана обернутый полиэтиленовой пленкой бумажный листок с карандашным наброском косматого нечто и протянул Вольтеру, но когда тот, неловко покачнувшись, выхватил у него пакет, запоздало пожалел о том, что не развернул пленку. Как бы ученый, делая это, не порвал рисунок. Но Вольтер не стал ничего разворачивать. Несколько секунд он, не мигая, смотрел на листок, а потом другим, уже совершенно трезвым, голосом произнес:

— Откуда...

— Из комендантского сейфа, — уточнил Сергей.

Но Вольтер его, похоже, не слушал.

— Откуда... — повторил он. — Как это возможно? Ведь они должны были уничтожить все штаммы. Неужели...

Полина первая поняла, что ученый имеет в виду что-то другое. Подавшись вперед, она в своей дерзкой манере дернула его за руку и, когда Вольтер повернулся к ней, ткнула пальцем в рисунок и требовательно спросила:

— Вы знаете, что это такое?

— Смерть, — последовал ответ. — Черный дракон...

Глава 11

Заглянуть в прошлое

Когда Вольтер закончил говорить, бутылка коньяка полностью опустела, притом что никто, кроме него, больше не выпил ни капли. Это был очень странный рассказ, больше похожий на исповедь. Человек, годившийся молодым людям в отцы, бил себя кулаком в грудь и рыдал как ребенок. А начал он свою исповедь с удивившего Сергея признания.