«Проклятые вопросы» Великой Отечественной. Утерянные победы, упущенные возможности - Александр Больных

В качестве последней меры германское командование переименовало Группу армий «Центр» в Группу армий «Север», а Группе армий «А» присвоило название Группы армий «Центр». Но даже это не помогло остановить советские танки.

Тем временем всесокрушающий вал советских танков продолжал катиться по направлению к Одеру. 1-й Белорусский фронт форсировал реку Варту, обошел город Познань, объявленный очередным «фестунгом», и продолжил наступление, хотя теперь его авангардом оставалась только 1-я гвардейская танковая армия. Кстати, приведем отрывок из воспоминаний командующего 1-й гвардейской танковой армией, который лучше всего характеризует изменение взглядов советских командиров и доктрины Красной Армии: «На пятый день наступления 11-й гвардейский корпус А. X. Бабаджаняна, с боями преодолев около 200 километров, подошел к реке Варта — шестому рубежу немецкой обороны. В том месте, куда вышла передовая бригада Гусаковского, Варта текла строго на север. Потом у города Коло она круто сворачивала на запад и, дойдя до Познаньского меридиана, снова направлялась на север. Я приказал Бабаджаняну и Дремову обойти вражеские резервы, сосредоточенные в восточном колене реки, и взять в клещи познаньско-варшавскую автостраду. Форсировав Варту и оставив немецкую группировку на фланге за рекой, оба корпуса устремились на Познань. Вражеская группировка в этих условиях оказалась обреченной на бездействие. Она уже не могла воспрепятствовать дальнейшему продвижению наших войск».

Обратите внимание на окончание цитаты. Если бы так наши танковые генералы действовали в 1944 году, не связываясь с уничтожением каждого изолированного опорного пункта!

Уже 22-23 января войска 1-го Украинского фронта вышли к Одеру и на ряде участков форсировали его. Но и этот фронт потерял одну из своих танковых армий, которой пришлось повернуть на юг, чтобы решить исход боев в Силезии и вокруг Кракова. К 3 февраля на Одер в районе Кюстрина вышли и войска 1-го Белорусского фронта. Они также форсировали реку и создали небольшой плацдарм. Одер тоже не стал серьезным препятствием для танкистов Катукова.

Вот что писал командарм: «Комбриги решили форсировать реку совместно. Они подтянули к берегу САУ, реактивные установки и всю остальную артиллерию. После массированного огневого удара по позициям противника на противоположном берегу цепи мотострелков спустились на лед. Быстро переправившись через реку, они при поддержке артиллерии с восточного берега сбили мелкие заслоны гитлеровцев и захватили плацдарм 5 километров по фронту и 4 километра в глубину. Мотострелковые батальоны вышли на рубеж Рейтвейн — Вуден.

Получив сообщение, что Гусаковский и Федорович форсировали Одер, я приказал А. X. Бабаджаняну перебросить на помощь передовым отрядам все силы корпуса, наладить переправы и расширить плацдарм. Но по паромной переправе успели перейти на плацдарм только семь танков из бригады Гусаковского. Дело в том, что я получил новый приказ: армия перебрасывалась в Восточную Померанию, в район севернее города Ландсберг (Гурово-Илавецке). Ей ставилась новая задача».

Ha этом завершилась Висло-Одерская операция, которая стала одной из крупнейших по размаху за всю войну. Как мы уже говорили, в ней в полной мере проявились те качества танковых войск, о которых мечтали до войны Фуллер, Лиддел-Гарт, Тухачевский и другие. Мобильность позволяла танкам преодолевать немыслимые для пеших армий расстояния, а огневая мощь и броня делали бессмысленными попытки сопротивления тыловых подразделений и собранных с бору по сосенке скромных резервов. Стальной каток подминал под себя все, что встречалось на его пути. Пехоте оставалось лишь пожинать плоды побед танкистов и заниматься ликвидацией разрозненных очагов сопротивления типа Познани, Шнейдемюля и тому подобных. Главным вопросом оставалось обеспечение наступающих танковых корпусов всем необходимым снабжением и в первую очередь — горючим.

Вот здесь мы и подошли к самому интересному вопросу Висло-Одерской операции, ее альтернативному варианту. А существовала ли возможность, не останавливаясь, продолжить наступление дальше прямо на Берлин? Ведь это позволило бы избежать кровопролитных боев за Зееловские высоты и затяжных боев в самом городе. Увы, здесь следует дать достаточно категоричный ответ: «Нет!» Прежде всего, в ходе операции советские войска продвинулись в глубь территории противника на расстояние около 400 километров, что для армейских систем снабжения того времени было пределом. Даже вермахт в идеальных условиях блицкригов 1940—1941 годов в таких случаях делал остановки, чтобы привести в порядок войска и подтянуть тылы. А тыловые службы Красной Армии, к сожалению, даже в самом конце войны отнюдь не походили на отлаженную машину. К тому же, как мы видели, наступление потеряло свою пробивную силу. Две танковые армии были отвлечены на другие направления, а две вышедшие к Одеру понесли некоторые потери и, соответственно, не обладали прежней мощью. Поэтому сделать рывок еще в 100 километров и завязать бои в самом Берлине — это явно превышало их возможности.

И все-таки остается одно «но». Читая воспоминания Катукова, невозможно отделаться от впечатления, что его армия и армия генерала Баданова после форсирования Одера могли продвинуться немного дальше. Ведь ширина Зееловских высот невелика, не более 10 километров. В тот период оборонять этот рубеж было просто некому. Я напомню, что 9-ю армию, занимавшую этот участок фронта, немцам пришлось формировать заново, все ее дивизии до последней полегли на Висле, и никакого серьезного сопротивления она оказать не могла. Вообще-то ничего подобного в истории войны найти невозможно: за три недели полностью сменился состав целой армии!

Поэтому если бы генералы Катуков и Баданов продвинулись всего на 15—20 километров дальше, даже передав потом свои участки подошедшим пехотным армиям, в нашем распоряжении был бы полноценный плацдарм, а не Кюстринский пятачок, а немцы потеряли бы свою главную полосу обороны. Кстати, Жуков все это понимал, потому что в приказе от 4 февраля потребовал, чтобы 5-я ударная армия расширила плацдарм до 20 километров по фронту и до 10 километров в глубину. Задачу облегчало то, что командование немецкими войсками на рубеже Одера было возложено на великого полководца Генриха Гиммлера. Вдобавок именно в эти дни Гитлер затеял Балатонскую операцию, после которой Панцерваффе окончательно прекратили свое существование. Но главное было сделано — последние остатки немецких танковых частей и соединений оказались связаны на другом участке фронта, и противопоставить 1-й и 2-й гвардейским танковым армиям немцы не могли ничего.

Если бы Зееловские высоты были заняты ударом с ходу, немцам просто нечем было их отбивать. Состояние немецких войск в тот момент лучше всего характеризует тот же Гудериан: «26 января Гитлер приказал сформировать танко-истребительную дивизию. Название этого нового соединения звучало красиво и многообещающе. Но больше ничего и не было. В действительности же это соединение должно было состоять из рот самокатчиков под командованием храбрых лейтенантов; вооруженные фаустпатронами расчеты этих рот должны были уничтожать Г-34 и тяжелые русские танки. Дивизия вводилась в бой поротно. Жалко было храбрых солдат!» Судя по всему, на фюрера большое впечатление произвели действия советских танковых армий, если он отдал подобный приказ. Но такие импровизированные соединения были советским армиям, как говорится, «на один зубок». Мы даже не будем рассматривать попытки немцев отбить Зееловские высоты, просто приведем небольшую выдержку из списочного состава 9-й армии на 26 января, то есть после окончания Висло-Одерской операции: 608-й специальный штаб дивизии; остатки 19-й танковой дивизии; остатки 25-й танковой дивизии; ну там еще кое-что по мелочи.

То есть у советского командования была реальная возможность занять Зееловские высоты и даром получить прекрасную исходную позицию для последующего штурма Берлина и избежать колоссальных проблем и потерь, имевших место в реальности. Кроме того, появлялась возможность после перегруппировки нанести удар прямо на Берлин вместо масштабной операции по окружению столицы рейха. Наверное, в этом случае война закончилась бы на месяц-полтора раньше. Вроде бы и немного, но все равно — это тысячи солдатских жизней.

После этого мы выходим ко второй развилке весны 1945 года — Берлинской наступательной операции Красной Армии. Чем же она была? Золотым восклицательным знаком, увенчавшим самую тяжелую войну в истории нашей страны? Или кровавой кляксой, которая бросает мрачную тень на всю победу в целом? Как всякое грандиозное историческое событие, штурм и взятие Берлина нельзя оценить однозначно.

Важность Кюстринского плацдарма понимали все, даже фюрер. Поэтому он приказал возрожденной 9-й армии генерала Буссе ликвидировать его. В феврале и марте Буссе проводит целую серию атак, но единственным их результатом стала потеря 35 ООО человек, которых он больше не получил. В ходе этих атак особо отличилась одна из власовских дивизий, и Железные кресты этим воякам вручал Генрих Гиммлер. Рассчитывать, что предателей будет награждать сам Гитлер, конечно, не стоило. Так, еще до начала решающих боев силы немцев на главном направлении были ослаблены. После этого Буссе решил любой ценой удержать сам город Кюстрин, перекрывавший прямую дорогу на Берлин. Он разделял два советских плацдарма, у Рейтвейна и Кинитца, и был настоящей костью в горле у 1-го Белорусского фронта. Однако и это немцам не удалось, 30 марта город пал. Советские армии консолидировали плацдарм и могли спокойно готовить решающее наступление.