Могущество и честь - Ярослав Коваль

— Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос. Я не штабист, к тому же её светлость не поручала мне сообщать Великому судье её планы.

— Понимаю. Видимо, моим командирам придётся ориентироваться по ситуации.

— Подмога никогда не бывает лишней.

— Разве что сразу после победы.

— Как сказать. Иной раз удержать власть бывает гораздо труднее, чем захватить её.

Один из офицеров, сидевших за столом Великого судьи, посмотрел на меня с любопытством.

— Не могу спорить, — чопорно проговорил Амержи. — Но всякая власть — священна. Бунт против законной власти — святотатство. Бог не даст победы святотатцам.

«Логично, — подумал я. — Император смог захватить и удержать трон — значит, он законный. Сможет теперь поставить в положенную позу восставшую аристократию — законность его власти станет неоспоримой. Не сможет — следовательно, его власть не от Бога… Интересно. Судья искренне верит в то, что говорит, или я всё же нашёл тему, в которой местные предпочитают последовательно врать себе и окружающим?»

Мне показалось очень трудным это общение с Великим судьёй. Почти как с соотечественником, диалог с которым обставлен частоколом запретов, однако там они хотя бы известны, все эти запреты. Здесь же проблема незнания стоит особенно остро, и поэтому кажется, будто в разговоре двигаешься, как сквозь полосу обеспечения.

Поэтому я с облегчением согласился подняться на корабль уже теперь, не ночевать в замке, в гостях. Отплывать предстояло утром. На мою горячность и спешку посмотрели благосклонно — как на желание как можно скорее выполнить приказ. Да и кому бы пришло в голову, что гостеприимство Великого судьи Империи может оказаться мне в тягость? Принимали меня здесь по местному высшему разряду, без изъяна — это я уже способен был понять.

Но на борту боевого корабля в обществе мореходов и военных стало проще. Я мог заняться своими делами, перекинуться парой простеньких фраз с окружающими, не боясь случайно ляпнуть какую-нибудь фигню. Правда, супруге моей, наверное, уютней было бы в замке… Но терпеть ей осталось недолго. До Солор четыре дня пути, а там комфорта будет сколько угодно. В отличие от меня, Моресне не нужно готовиться к войне.

Она следовала за мной, словно тень, в те минуты, когда я ни с кем не общался. Когда общался — молчаливо дожидалась в стороне, на расстоянии. Наверное, ей было здесь непривычно, и спрятаться негде, потому что каюту, которую могли нам с ней выделить, пока только освобождали.

— Как тебе понравилась госпожа Амержи-Солор? — спросил я.

— Её светлость очень любезная и приятная молодая дама.

— Значит, понравилась?

Моресна взглянула на меня с недоумением.

— Она слишком родовита и высокопоставленна, чтоб могла мне нравиться или не нравиться. Это скорее я… могу ей нравиться или не нравиться.

— А если бы ты была аристократкой? Как бы отнеслась в супруге Великого судьи?

На несколько секунд моя жена «зависла» — только и делала, что хлопала ресницами, глядя на меня в изумлении и даже отчасти испуге (я только теперь осознал, что испуг этот — священный страх перед затрагиванием основ, перед дерзким взглядом на высоты, на которые прежде и в мыслях она не решалась бы поднять глаза, появлялся всё реже и реже). Потом успокоилась и серьёзно задумалась.

— Наверное, я могла бы пожелать подружиться с нею. Но скорее бы мечтала стать одной из её придворных дам.

— А придворной дамой госпожи Аштии не мечтала бы стать?

— У госпожи Аштии нет придворных дам. Она ведь ведёт совсем иной образ жизни, чем обычная знатная дама. У неё в «дамах» — офицеры Генерального штаба.

Я заржал так громко, что работавшие поблизости моряки оглянулись на меня с беспокойством. Моресна, спрятавшись в край покрывала, наблюдала за мной с коварной улыбкой. Её шуток мне до сего момента почти не доводилось слышать, и если б не помнил, что публичные поцелуи и объятия в Империи считались непристойными даже между супругами, расцеловал бы от души.

— Ты просто солнышко… О, смотри, нам уже машут, видимо, каюту освободили, иди, устраивайся.

Она взглянула на меня оскорблёнными глазами.

— Ты и теперь не хотел меня обидеть? Я же не шалава какая-нибудь — по кораблю и в незнакомые закутки одной, без сопровождающих ходить. Раз со мной нет слуг или телохранителей, ты должен меня проводить.

— Прости, родная. Действительно, не хотел, не знал и не подумал. Уж прости на этот раз.

Я извинялся уже почти машинально. Но сегодня впервые пришло смутное озарение, что, кажется, моей супруге многое пришлось от меня претерпеть. О большей части необходимых действий, которые местный мужчина совершил бы автоматически, я до сих пор в лучшем случае лишь смутно догадывался. Странно, что она до сих пор ещё это терпит.

Теперь же бросилась мне в глаза и её нервозность. Что это — боится путешествия, нападения пиратов или флота бунтовщиков, или есть какая-то иная причина? Опасаясь услышать что-нибудь о своей очередной промашке, я предпочёл вопросов не задавать. Всё-таки Моресна тоже женщина, и многословно убеждать её в очередной раз, что я просто не знал и обидеть не желал ни в коем случае, выискивая каждую минуту новые формулировки для старых аргументов — задача малоприятная. Лучше промолчать и надеяться, что время как-нибудь само расставит всё по местам.

Как бы там ни было, путешествие прошло на удивление спокойно — я уже начал сомневаться, продолжается ли война? Может ли так быть, чтоб на суше шли сражения, а в море царил мир и благоденствие? Где кровавые морские битвы, где абордажи и прочая морская романтика? А впрочем, слава богу, что обошлось без неё. Может, у них тут корабельные схватки в ходе гражданской войны — табу! Надо будет аккуратно вызнать у Аштии, чтоб не выглядеть лохом в чужих глазах.

А может, нам просто оба раза повезло. Если на море везёт так плотно, можно ожидать невезения в чём-то другом… Лучше об этом не думать. Мысли о грядущей невезухе мигом покинули меня, стоило мне увидеть Кольцо Солор. Уже однажды восхитившийся красотой и величественностью этой крепости, когда любовался ею с суши, я не думал, что однажды и с другого ракурса буду восхищаться ещё больше. А если точнее, то просто окаменею в благоговении. Иных чувств это чудо человеческой мысли, искусства, мастерства и вкуса не могло вызывать.

Цитадель вырастала из голубой морской дымки белоснежным королевским венцом. В какие-то минуты можно было даже подумать, что она ненастоящая, что это просто мираж, видение, мечта. Наверное, таким бы хотели увидеть рыцари Круглого стола таинственный Авалон, обещающий им вечное блаженство и вечную юность, — только доберись до его благословенных берегов! Мне разворачивающееся перед нами дивное видение обещало мало приятного, но сейчас об этом не думалось — я просто любовался. Как и моя супруга, притулившаяся у плеча.