Изгои - Маргарет Мерфи

Он слушал карманный приемник, прижав его к уху, поэтому родители не догадывались, что он еще не спит. Встревоженный голос репортера описывал толпы, выносящие холодильники, телевизоры и прочие товары из разграбленных магазинов.

На следующий день, рано утром, он незаметно выбрался из дома и, хотя это было строжайше запрещено, отправился по магазинам. Глаза горели от сажи, как грязный снег падавшей с бесцветного неба, на котором не было ни облачка. На улицах стояла тишина. Не было слышно привычного громыхания транспорта на главной магистрали. Единственным звуком стало монотонное жужжание какого-то двигателя. Сначала он подумал, что это автобус, ожидающий пассажиров, но, обогнув угол, обнаружил, что это работает не один, а целых три пожарных насоса.

Кое-как он перебрался через разваленную каменную кладку в полкирпича и обломки шифера. Тротуары сверкали битым стеклом. Долгое время после этого его будут преследовать сны, в которых зачерненные сажей окна пугающе пялятся на него пустыми глазницами. Повсюду сожженные машины со снятыми или горящими черным дымом покрышками. На некоторых участках асфальт был оплавлен и изрыт огненным жаром.

Булочная Уильямса в середине квартала была разорена, крыша обвалилась, стропила едва не превратились в уголь. Уильямс продавал домашние пирожные, порой кривобокие, но всегда потрясающе вкусные. В лепешках было полно изюма, пирожные плевались в ладонь джемом или кремом, если ты сжимал их посильнее. Женщины за прилавком, которая смеялась над тем, как он долго пересчитывает монетки в потной ладошке, но всегда выбирала ему самый большой кекс и самую толстую лепешку, сейчас не было.

По соседству, в мелочной лавке, пахнущей мылом и пылью, его мать покупала тарелки и блюдца поштучно на замену битым. Еще здесь продавались пугачи и бумажные пистоны, взрывавшиеся как бомбочки. Они были незаменимы для дворовых войнушек на темных зимних улицах. Фейерверки в октябре, блестки и мишура в конце года, а весной пестрая смесь цветов – яркие маргаритки его мать высаживала на узкой полоске земли под окном.

Мелочная лавка была разграблена, окна разбиты, неузнаваемые остатки товаров валялись покрытые толстым слоем сажи. Ряды магазинов стояли пустые, вылизанные огнем и обреченные на уничтожение.

Тогда казалось, что идет война и он, одиннадцатилетний мальчик, находится в самом ее центре. И в его душе родилась боль, которая раздирала грудь и стала его неотъемлемой частью на долгие годы. Иногда она увядала до тупой, ноющей, но никогда не покидала его совсем. Теперь, когда Джефф смертельно устал, он наконец понял, что означает эта боль: бессильную ярость, унижение и разочарование, загнанные внутрь и взорвавшиеся жестокостью, которую он не смог сдержать.

После грабежей и пожаров сносили целые кварталы, сравнивая их с землей.

Он видел все это от начала до конца: зарождающиеся беспорядки, пожары, нарастание грабежей, массовые беспорядки и мертвые дома после. И он не хотел снова увидеть такой Токстет на своем веку. Ни за что.

После совещания со старшим инспектором Хинчклифом Рикмен прошел прямиком в отдел. Разговоры перешли в тихое жужжание, и он почувствовал, пока шел от двери к белой доске в дальнем конце комнаты, что все взгляды обращены на него. Разгон, который он устроил им за задержку регистрации рапортов и оформления вещдоков, возымел некоторое действие, но пятьдесят человек, использующих помещение в течение двенадцати часов, причем кто-то уходит, кто-то возвращается с задания, неизбежно создают неразбериху и путаницу. Столы были завалены кипами бумаг, всюду валялись пустые упаковки и использованные одноразовые стаканчики, в помещении стоял спертый дух поздних вечеров и дешевой еды.

Посмертные фотографии Софии Хабиб и жертв поджога были прикреплены к доске магнитами. Ниже фломастером написаны даты обнаружения тел и предполагаемые время и причины смерти. Новым добавлением было фото Якубаса Пятраускаса, отсканированное с его иммигрантского удостоверения и увеличенное для публикации в прессе. Вторую доску целиком занимала схема, созданная при помощи программы «Холмс-2», которая представляла в цвете сводную диаграмму основных версий и связующих звеньев расследования.

От всех жертв шли двунаправленные стрелки к рамке, озаглавленной «Лица, ищущие убежище». Рисованный портрет женщины на розовом фоне с подписью «Мисс Хабиб» был связан красной линией с Лексом Джорданом, который выглядел как пьяный работяга. Другая линия соединяла четырех жертв поджога, пока еще безымянных, с Джерардом Флинном, известным как Джез. Пунктир обозначал предполагаемую связь с Крысами из Рокеби, бандой Бифи.

От портрета Якубаса Пятраускаса тянулась стрелка к двум мужчинами в масках, которых свидетели видели выходящими из общежития, после того как он набрал три девятки. Версия по кражам документов на пособия была заключена еще в одну рамку. До настоящего времени единственным подтверждением данной версии было исчезновение бумаг Софии Хабиб.

Рикмен несколько минут изучал схему, пока народ заканчивал телефонные разговоры и занимал места. Когда установилась относительная тишина, он повернулся и спросил:

– Ну и чем удивите?

Никто не жаждал принимать вызов – команда молчала. И тут поднялся Фостер, принимая удар на себя: он понимал, что раздраженный после совещания босс может оттолкнуть от себя людей.

– Оказывается, я ошибался, босс.

– Что?

– Ну вот – ты уже удивился, – сказал Фостер, прекрасно сознавая, что Рикмен не удивлен, а недоволен.

– Нельзя ли по существу, сержант?

– Я считал, что опрос иммигрантов ничего нам не даст, – пустился в объяснения Фостер. – Я ошибался. Мы постарались, и в результате всплыло одно имя. – Он сделал паузу. – Лекс Джордан.

Может, Рикмен и думал, что сумел подавить блеск глаз, но Фостер его знал, и он разглядел эту вспышку, как луч маяка в тумане.

– Что они говорят о Джордане? – заинтересовался Рикмен.

– Он доит одиноких женщин и запугивает мужчин послабее.

– Что значит «доит» женщин? – не понял Рикмен.

– Запугивает и облагает «налогом» их пособие…

– Он отбирает деньги у иммигрантов? – Рикмен вспомнил, что говорила Грейс о больших деньгах, которые можно получить от кражи документов на пособие, и ощутил горькое удовлетворение. – Похоже, мы установили новую связь между Джорданом и жертвой убийства.

– Никто не хочет давать показания, но болтовня не в пользу Джордана, – продолжил Фостер.

– Есть что-нибудь конкретное по Якубасу? – спросил Рикмен.

– Сосед слышал шум в квартире Якубаса около половины третьего ночи, – доложил Фостер.

– Он видел нападавших?

– Не-а. Он слышал, как Якубас включил радио на полную громкость и долго мерил шагами комнату. Разбудил соседа снизу, иммигранта из Ирака.

– Выяснили время, когда звонок поступил на телефон доверия?

Фостер кивнул:

– За полчаса до нападения. Но что забавно, тот же самый сосед втирает, что ничего не слышал, когда два привидения воткнули здоровенный нож в стенку и закололи бедолагу Якубаса.

– Сон праведника, – заметил кто-то.

– Сон перепуганного праведника, – уточнил Рикмен. – Запись еще не удалось разобрать?

– До сих пор у криминалистов, – ответила Харт.

– Что по мужчинам, которых видели выходящими из дома?

– Ничего, кроме того что на них были плащи и маски – как в фильме «Крик».

– Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Патологоанатомы сегодня тоже кое-чем порадовали: у жертв поджога обнаружены ранения внутренней стороны бедра. Криминалисты исследовали остатки ковролина – он был пропитан кровью… – Рикмен подошел к схеме, пока люди переваривали новую информацию. – Здесь должна быть связь между Софией и жертвами поджога, – сказал он, проводя пунктирную линию красным маркером. – Убийства совершены по одному сценарию: наркотики в крови, вскрыта бедренная вена, за исключением того, что девушку не сожгли.

– И у нее все зубы на месте. – Хотя Фостер и пытался шутить, вид у него был довольно бледный. Рикмен вспомнил, что он присутствовал при вскрытиях и Софии, и жертв поджога.

– Прикажешь арестовать Джордана? – спросил Фостер. – Обыскать его квартиру?

Рикмен отрицательно покачал головой:

– Пока у нас недостаточно оснований для его повторного ареста. Но я прикажу установить за ним наблюдение. Я хочу знать, с кем он встречается, куда ходит, кто его деловые партнеры. Раз он такой крутой, что обирает беженцев, мы можем задержать его за угрозу физическим насилием.

Только около полуночи Рикмен отправился домой. Правый поворот на светофоре выведет его на Танл-роуд, а дальше прямой отрезок пути через Сефтон-парк. Он автоматически переключал скорости, поглощенный мыслями о деле и отсутствием в расследовании заметных успехов. Похоже все-таки на то, что именно Джордан убил Софию, но неясен мотив. Никто не слышал, как они ссорятся, нет свидетельств того, что София чем-то не угодила Джордану. Им нечего предъявить ему. Если бы они смогли доказать, что она утаивала доходы или не подчинялась ему!… Но невозможно: никто ее не знал и не интересовался ею. Ни одной из ее товарок-проституток, никому в иммигрантском общежитии даже и в голову не пришло сообщить о ее отсутствии.