Реквием души (ЛП) - Заварелли А.

Прочистив горло, я снова уставилась в окно. До больницы около получаса езды. Я уже подумала, что поездка будет очень неловкой, но Мерседес вдруг вытащила телефон и стала полностью меня игнорировать.

Когда Джеймс, наконец, припарковался, я посмотрела на сестру Сантьяго, в это время болтавшую с кем-то и разглядывающую ногти. Джеймс вышел и раскрыл перед нами дверцу.

– У тебя пятнадцать минут, – бросила Мерседес, когда я вылезла.

– Что?

– Я не собираюсь заходить внутрь. Больницы меня угнетают.

– Пятнадцать минут?

– У нас куча дел. Брат поручил мне подготовить тебя для выхода в «Общество». Нам придется позаботиться... ну, о многом, – с отвращением выговорила она, скользнув по мне взглядом.

– Ты серьезно?

Мерседес усмехнулась, демонстративно сверяясь со своими тонкими наручными часами, инкрустированными бриллиантами.

– Тебе лучше поторопиться.

Сантьяго

Лоусон Монтгомери склонился над инвестиционным портфелем, лежавшем на моем столе, и изучал все с цепкостью ястреба, которой и славился. Он был шафером на моей свадьбе, но, кроме того, старым другом и единственным человеком в отделении Нового Орлеана, которому я доверял безоговорочно.

Окружающим он был больше известен как Судья, учитывая занимаемую им должность в судебной системе Луизианы. По очевидным причинам Лоусон был ценным для «I.V.I.» активом, но также одним из немногих, с кем я мог разговаривать свободно.

– Выглядит отлично, – он закрыл папку и снова устремил на меня свой прожигающий взгляд. – Как там у тебя дела со счастливой новобрачной?

Я приподнял уголок губ в ответ на его сарказм. У Судьи, несомненно, было сухое чувство юмора.

– Как и следовало ожидать.

– Верю, что твое правосудие будет быстрым и суровым.

Когда я промолчал в ответ, он выгнул брови. Я налил нам обоим по стакану виски, скользнув взглядом по экрану с постоянно меняющимися цифрами позади Судьи.

– Это твой способ сказать мне, что на ней все еще нет метки?

– Метку я поставил, как тебе хорошо известно, – я повертел стакан перед носом, впитывая в себя аромат с ноткой дыма.

– Но не шрам, – закончил за меня он.

Его наблюдательность нервировала. У меня не было привычки излагать другим свои планы, но Судья был одним из самых суровых людей, которых я знал. Он заработал репутацию жесткого человека. Что в зале суда, что в «Обществе». По крайней мере, когда того требовала ситуация. Судья твердо верил в старую пословицу «око за око». И когда однажды вечером я напился и признался ему в своих намерениях насчет Айви, именно он подарил мне очевидную идею.

Какое наказание может быть для семьи, которая изуродовала меня и была ответственна за смерть моих родных? «Шрамы, – просто сказал тогда Судья. – Оставь им шрамы, если вообще решишь оставить в живых».

В тот вечер мне это показалось простым и очевидным. Конечно, у Айви должны появиться шрамы. Какие-нибудь под стать моим собственным. Постоянное и неизбежное напоминание о грехе ее отца при каждом взгляде в зеркало.

Я несколько месяцев фантазировал о том, как это сделаю. Выжгу на ней клеймо. Или порежу. Выгравирую мое имя на ее горле. Возможно, потом даже нарисую череп на правой стороне ее лица, чтобы он точно соответствовал моему. Чтобы один его вид преследовал Айви в кошмарах.

Но теперь она в моем распоряжение, поселилась в моем доме, а я не выполнил ни единый пункт плана. Ни на йоту не приблизился к осуществлению задуманного, но еще не готов был признать, что бездействовал по причинам, которые и сам плохо понимал.

– У нее красивое лицо, – Судья помешал виски в стакане и сделал глоток. – Наверное, жалко такое портить.

Что-то в его тоне и изгибе бровей натолкнуло на мысль, что его позабавила моя очевидная слабость к Айви.

– Я колебался только из-за ее красоты.

Слова показались неубедительным даже мне самому. Но я должен был со временем выполнить ту клятву, которую себе дал. Когда придет время, я выполню план, как и было задумано.

– Независимо от того, есть ли на ее коже шрамы, могу заверить тебя, что она будет страдать.

– Уверен, что уже начала, – пробормотал Судья. – В этом я не сомневаюсь.

Его слова тяжело повисли в воздухе, и мы продолжили пить виски, но уже молча. Мне нужно было кое о чем спросить его, что частично и было целью нашей встречи. В идеале мне следовало спросить Лоусона об этом до свадьбы, но я слишком был занят Абелем.

– Есть новости об ее отце? – спросил Судья.

– Нет, ничего нового. Мои люди все еще ведут расследование, но свежей информации не поступало. В начале месяца у меня назначена встреча с трибуналом для обсуждения хода расследования.

Судья выглядел спокойным и задумчивым, а потом одарил меня таким цепким взглядом, что люди слабее меня испугались бы столь грозного противника.

– А ты не задумывался о том, что больше информации ты никогда не соберешь? Что тогда?

– Я думал об этом, – пожал я плечами. – Но с подобным я не смирюсь.

– Что ж, возможно, так и будет. Но это все равно что сказать Матери-природе, что ты не смиришься с ее штормом.

Единственное, на что я сейчас был способен – проигнорировать очевидную истину, сквозившую в его словах. Я не мог допустить даже мысли о том, что у меня никогда не будет стопроцентной уверенности и доказательств вины Эля. Я рассмотрел ситуацию со всех сторон. И сейчас очевидным для меня было лишь то, что я чувствовал глубоко внутри. Эль нес ответственность за тот взрыв, и я отказывался верить в обратное, пока не получу неопровержимые доказательства.

– Есть еще одна причина, почему я пригласил тебя сюда, – сказал я Судье. – Кроме философских размышлений о моей мести.

– Я так и думал, – хмыкнул он.

– У меня к тебе просьба, – я прочистил горло, почувствовав себя не в своей тарелке. – Я бы хотел задействовать священный договор. В случае если со мной что-либо случится, я хочу, чтобы ты провел с Айви традиционный обряд.

– Я верю, что с тобой ничего не случится, – спокойно ответил Судья. – Но я принимаю твое согласие на проведение обряда.

Часть напряжения спала с моих плеч, и я достал из ящика еще одну папку, пододвигая ее к Судье.

– Здесь задокументированы все мои пожелания. Все до мельчайших подробностей, касающееся того, что должно произойти с Айви и ее семьей в мое отсутствие.