Пионер в СССР - Павел Ларин

— Как в тюрьме… — Я наверное, в этот момент выглядел полным дебилом. — Ты же была ребенком. За что?

— На всякий случай. Учить девочку-псионика никто не собирался. Как ты знаешь, женщины слишком эмоциональные, бесконтрольны. Зачем делать и без того опасное явление более совершенным. А вот разобраться, почему так вышло — надо. Да и не могли меня оставить в покое. Так что, да. Пятнадцать лет. Пятнадцать долгих лет…Как ты думаешь, порадовала ли меня возможность получить свободу? Когда явился начальник тюрьмы со своим предложением…я уже вообще не ждала ничего подобного. Думала, так и сгнию в этой долбанной тюрьме. А мы ведь живём долго. Очень долго. Представляешь, какая классная перспектива? У меня отняли бо́льшую часть жизни, а в будущем светили все шансы еще бо́льшую ее часть провести в одиночной камере, лишь изредка общаясь с людьми в белых халатах, которые задолбали меня своими экспериментами.

— Тебя нанял начальник тюрьмы…так и думал. — Я кивнул сам себе. Моя основная догадка подтвердилась. Впрочем, с самого начала это было очевидно.

— Да. Он пришел лично в мою камеру. И сделал предложение, от которого я не смогла отказаться. Мне обещали свободу в обмен на голову сбежавшего преступника. Естественно, свобода эта условная. В любом случае я буду должна работать на правительство. И мне поставят контролирующий чип. Но…я покину тюрьму. Буду жить в дорогих апартаментах. Есть настоящую еду. Наслаждаться всем тем, чего была лишена все это время. В общем…мы сговорились. Я отправилась по твоему следу…

— Как?

— Что «как»? — Фокина уставилась на меня с выражением непонимания на лице.

— Как отправилась следом?

— Аааа…Так когда хватились тебя, в камере нашли старую книгу. Текст практически не разобрать. Она столько раз мокла, высыхала, а потом опять мокла, что я вообще удивлена, как эта книжонка еще не рассыпалась трухой. Единственная глава, которую можно было прочесть…там говорилось о происхождении псиоников. О том, что на самом деле они появились гораздо раньше, чем все мы думали. Некий секретный эксперимент государственного значения. Мозг. Дело в нем. Активация мозга на все сто процентов позволяет задействовать те скрытые резервы, которые недоступны простым людям. Просто раньше считалось, что псионика — итог мутации. В некотором роде, да. Но искусственной мутации. И началось это задолго до третьей мировой…В общем дальше там снова было не разобрать. А потом шла странная фраза. Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить… И значок. Символ. Рядом значилось пояснение, что рисунок надо обвести пальцем. Так понимаю, это ключ…

— Черт…действительно… — Я почесал затылок, а потом уселся прямо на землю скрестив ноги. Мне надо было хорошо подумать. — Был значок, да. Я тоже его обвел…но как-то не придал значения. Думал, дело только в словах. Когда оказался здесь, Ванечкиным, раз сто их повторил. Но сам значок…не помню.

— И я не помню. — Фокина, тяжело вздохнув, плюхнулась рядом. — Не помню чертов значок, хоть убейся. Но это сто процентов ключ, который активизирует что-то касающееся нашимих способностей. Именно в связке со словами работает. А теперь самое интересно…

Девчонка замолчала, выдерживая паузу.

— Способностей больше нет. — Продолжил я вместо нее. — Вернее, есть очень, очень крохотные и далекие отголоски. Но их невозможно зацепить и подтянуть к себе.

— Да. — Маша кивнула. — Я оказалась в ловушке. Тело это дурацкое…пока с ним срасталась, чуть умом не тронулась. Столько глупостей в голове у этой пионерки… Да и не сильно она хотела освобождать место. Прямо вцепилась зубами. Я отчетливо уловила ее мысли. Она решила, будто все происходящее — происки американских спецслужб. Представляешь? Мол, это они ей что-то сделали. И девчонка так свято в эту чушь верила, что ни о чем вообще не думала. Соответственно, заблокировала все воспоминания от меня. Пришлось нехило так пободаться. Еле выпихнула ее в бессознательное. Вот скажи мне, на кой черт американским спецслужбам какая-то пионерка?

— А-а-а-а-а…это, наверное, в тот момент ты как раз басом говорила, глазами вращала и напугала Селёдку до одури.

— Селёдка… — Маша с удивлением посмотрела на меня. — Кто такая Селёдка?

— Да Тупикина твоя. Подружка загадочная.

— Поняла. — Фокина кивнула. — Та девочка, которая по уши в тебя влюблена. Ну, какая же она моя? Тут скорее — твой пассажир. — Фокина искренне рассмеялась. Тихо, но от души.

— Кто влюблена?! Ты не плети. Мы с Тупикиной…ну…вроде друзья, наверное. — Предположение Маши показалось мне до ужаса нелепым. Какая любовь, к чертовой матери? Быть этого не может. Селедка считает Ванечкина, как и все остальные, заумным отличником, душнилой.

— Ясно… — Маша опять засмеялась. — В общем-то мужчины, выходит, все в этом одинаковые…Не видите дальше своего носа. Удивительно, почему именно вы становитесь псиониками при столь ограниченном кругозоре.

— Оооой…кто бы говорил? Тебе откуда знать про мужчин и про любовь, если кроме тюрьмы ни черта не видела…

— Слушай…я и в тюрьме насмотрелась побольше многих… — Смех оборвался так резко, будто Маше его отсекли острым ножом.

Честно говоря, в этот момент я почувствовал себя откровенным мудаком. Девчонку пятнадцать лет держали, как лабораторную крысу, взаперти. Конечно, ее исследовали со всех сторон. И даже, так понимаю, с тех, о каких вообще слышать не хотелось бы. Дело не том, что я поборник морали. Совсем нет. Но то, как поступили с ней… Не знаю…Я бы так не поступил. Вот, что скажу. Сколько ей было? Одиннадцатый год. Детство еще даже не закончилось.

— Ладно, разговор не об этом. — Маша быстренько перевела разговор в другое русло. Видимо, ей самой не очень хотелось все это вспоминать. — Мы с тобой, Петя Ванечкин, буду пока называть именно так, в полной, абсолютной, удивительно глубокой жопе. Прийти за тобой я пришла. И даже разыскала. Но толку от этого — ноль. Выбраться мы не сможем. Ты говоришь, отголоски способностей…но я и того не чувствую. С Константином пришлось действовать по старинке. Добрый, проверенный гипноз. Предвосхищая твой вопрос, сразу скажу, да, знаю. Последние лет пять, когда все изучение моих способностей пришло в тупик, потому как они ничем, совершенно ничем не отличаются от твоих, к примеру, один профессор начал по-тихоньку обучать меня стандартной программе псиоников. Умный человек. Предполагал, наверное, что скоро это пригодится…

— Вот у меня только сейчас созрел вопрос… — Я слушал Машу, но сам при этом пялился в ночную темноту, поворачивая свои мысли, как алмаз. Пытался изучить все его грани. — Мы знаем фразу, но по абсолютно неведомой причине не помним знак. Это, подозреваю, тоже часть ключа, открывающего и закрывающего возможности сознания псионика. То есть, если сможем вспомнить символ, либо разыскать его, велика вероятность освобождения из ловушки. Это — ладно. Это, думаю, ты и без меня сообразила. Но…Почему именно сюда? Почему именно в этот