Поджигатели - Крис Клив

Джаспер добрался до площади перед Парламентом раньше меня. Он сидел на розовом чемодане под большой черной статуей Черчилля. Там был сухой пятачок, укрытый от дождя. Я перебежала через дорогу, Джаспер встал, мы обнялись и долго стояли, пока машины с ревом проносились мимо нас по мокрым улицам. От него пахло виски. Потом мы отступили на шаг и посмотрели друг на друга. Джаспер вытащил «Кэмел лайтс», и мы оба закурили, и я стояла и курила, моя рука тряслась, как швейная машинка.

— Дерьмово выглядишь, — сказал Джаспер.

— Спасибо.

— Вот так, — сказал Джаспер. — Петра нас поимела.

Я пожала плечами.

— Ага.

— Знаешь, а я по ней скучаю, — сказал Джаспер. — Странно. Это я-то, такой бессердечный и тому подобное.

— Со мной ты всегда был добрый.

— Не всегда, — сказал Джаспер. — Ты мне всегда нравилась, но не путай это с добротой.

Я улыбнулась ему.

— Я не принес твою карточку, — сказал он.

— Да?

— Я принес тебе свою карточку, — сказал он. — Мне она будет не нужна. Пин-код нацарапан на обратной стороне. Там несколько тысяч. Не бог весть что, но ты сможешь встать на ноги.

Он сунул руку в карман и отдал мне свою карточку. Я только смотрела на него.

— Что происходит?

— Я не в экстазе от своей прошлой жизни, — сказал он. — Я родился с некоторым количеством таланта и весь его профукал. Я позволил системе меня поглотить. Но даже у такого человека, как я, есть точка, ниже которой его гордость не позволит ему опуститься. Я не дам им нас поиметь. Я решил оказать сопротивление.

Он посмотрел на чемодан у наших ног.

— Видишь? — сказал он. — Вот чего власти боятся до смерти. Здесь шесть динамитных шашек, упакованных вокруг банки со стронцием-90 и цезием-137, кропотливо выкраденным из больниц и заводов по всему Ближнему Востоку агентами «Аль-Каиды».

— Нет, не может быть. Это Петрин чемодан «Луи Вюиттон».

— Ты это знаешь, — сказал Джаспер. — И я знаю. Но для остального мира это радиоактивная бомба. Если эта штука взорвется, Вестминстер будет светиться в темноте до середины следующего ледникового периода. Я собираюсь позвонить в полицию и сказать им. А они мне поверят, потому что я использую кодовое слово, которое использовала ячейка, готовившая майский теракт. Которое сказал тебе Теренс в постели. И как только я договорю с полицией, я позвоню в Би-би-си. Так я привлеку общее внимание.

— Ты рехнулся. Для чего тебе все это нужно?

— Я пригрожу взорвать свою бомбочку, если ко мне не доставят телевизионную бригаду. И тогда в прямом, неприукрашенном эфире расскажу миру о том, что на самом деле произошло во время майского теракта.

— Нет, Джаспер, пожалуйста, не надо. Ты знаешь, что с тобой сделают.

— О да, — сказал Джаспер. — Надеюсь, меня убьют наповал. Тюрьма никогда меня особенно не привлекала.

Я шагнула ближе к Джасперу и положила руку ему на щеку.

— Почему ты на самом деле это делаешь?

Джаспер ухмыльнулся.

— Ну, — сказал он, — ты поверишь, если я скажу, что думаю, что ты достаточно настрадалась и заслуживаешь хоть какой-то справедливости?

— Нет.

— Нет, — сказал Джаспер. — Тогда, наверно, из-за твоих сисек.

Я стала смеяться, и он тоже. Наверно, из-за того, что он был на кокаине, а я не спала, но у нас была истерика.

— Эх, Джаспер. Мы в дерьме, да?

— О-о-о-о да, — сказал он. — Петра ловко нас обработала. Для двух человек в Великобритании в начале XXI века мы в таком дерьме, что дальше некуда. Наконец-то мы это сделали. Достигли окончательного охренения.

Он крепко обнял меня. Мы хорошо посмеялись там, под стариной Уинстоном Черчиллем, пока вокруг нас ревел утренний час пик, но это продолжалось недолго, потому что скоро Джаспер перестал смеяться. Он нагнулся и открыл чемодан. Там была не радиоактивная бомба, а Мистер Кролик.

— Держи, — сказал он. — Я подумал, что ты ему обрадуешься. Позаботься о нем, ладно?

Увидев Мистера Кролика, я вспомнила, что все это по-настоящему, то, что с нами происходит. Дождь снова стал холодным, и я поежилась.

— Джаспер, хватит глупостей. Давай уйдем отсюда. Исчезнем. Сядем на поезд и уедем.

— Куда? — сказал Джаспер.

— Не знаю. Куда угодно, лишь бы не оставаться в Лондоне.

Джаспер погладил меня по щеке.

— Лондон везде, — сказал он. — Для нас. Разве ты не понимаешь? Мы сами Лондон. Везде, куда бы мы ни уехали, ты всегда будешь горевать, а я всегда буду… ну…

— Что?

Джаспер посмотрел на залитый тротуар, голубиный помет и старые черные комки жвачки.

— Разочарован, — сказал он.

Рев автомобилей стал тише. Час пик подходил к концу. Все, кому надо было на работу, либо уже были там, либо надеялись, что начальства еще нет. Я потянулась вверх и быстро поцеловала Джаспера в губы.

— Джаспер…

— Да? — сказал он.

— Ты бы понравился моему сыну.

— Иди, — сказал он. — Лучше тебе убираться отсюда.

Потом он достал мобильный и набрал лондонскую полицию. Я пошла вниз по Сент-Маргарет-стрит не оглядываясь.

Джасперу Блэку так и не удалось сказать то, что он хотел, на камеру, и я больше никогда его не видела, только в телерепортаже в тот момент, когда он залезал с этим дурацким розовым чемоданом на статую Черчилля и полицейский снайпер попал ему в спину. Наверно, ты, Усама, тоже видел эту съемку, она довольно известная. Как его лицо расплылось в широкой улыбке, когда он падал.

Я не успела уйти далеко, когда началась паника. Я не упрекаю людей за то, что они стали паниковать, когда по телевидению сообщили, что на площади перед Парламентом заложена радиоактивная бомба. На их месте я бы тоже побежала со всех ног. Я была на Милбэнке, на полдороге через Виктория-Тауэр-гарденз, когда люди стали выбегать из офисов. Как только это началось, все стало происходить очень быстро. Паника была как живая, Усама, у нее был запах и голос. Запах ударил меня в кишки, это был запах тел, потных и дерущихся. Потом был этот жуткий звук. Это кричали взрослые мужчины, и бесились сирены, и хрустели ноги, столбики и ограждения, когда машины, давая задний ход, наезжали на них. Паника была похожа на тяжелый сон, и чем больше люди бежали на улицы, тем больше росла паника, как чудовище, составленное из человеческих тел.

Я потеряла своего мальчика, я металась в разные стороны, крича и высматривая его, но потом толпа стала слишком плотная, и я больше не могла бежать куда хотела. Я оказалась посреди молодых парней в деловых костюмах, они орали и налетали на всех, кто попадался им на пути, так что мне пришлось бежать вместе с ними. Потом я не могла больше бежать и упала. Я лежала на дымящемся мокром асфальте, а они бежали по мне в своих твердых кожаных ботинках. Я свернулась в комок и, когда все кончилось, встала и пошла дальше в сторону Аамбетского моста.

Когда я дошла до развязки Хорсферри, там была женщина в зеленом «рэйнджровере», а два парня в костюмах пытались попасть внутрь. Она заперла все двери и схватилась за руль и кричала им, чтобы они отстали, но ее было не слышно. Было видно только ее лицо, белое и испуганное, за ветровым стеклом, как в телевизоре с выключенным звуком. Парни никак не хотели отпускать дверные ручки, и женщина не могла уехать, потому что везде были люди. Парни стали раскачивать «рэйнджровер». Они орали, чтобы женщина их впустила.

— Моя жена! — кричал один. — У меня жена сидит дома! Я должен до нее добраться. Впусти нас, сука, у тебя там четыре свободных места.

Женщина упала на руль. Она сжала голову руками и вопила на педали под ногами. Бедная дурочка, наверно, даже понятия не имела, что происходит. Только что она волновалась насчет цен на жилье, и вдруг оказалась в центре паники. Потом один из парней дошел до ручки. Я увидела, как это выражение находит на его лицо.

— Ну ладно, — прокричал он. — Я тебе покажу, чертова сука!

Видно было, как у него брызжет слюна с каждым словом и шлепается на ветровое стекло. Он обошел машину сзади и открыл крышку бензобака.

— Господи, пожалуйста, не надо.

Парень достал из кармана зажигалку, посмотрел на меня, и в его глазах ничего не было. Он щелкнул зажигалкой и сунул ее в топливный шланг «рэйнджровера».

— Вот тебе, сука! — заорал он.

Из топливного шланга вырвалась струя пламени и сбила его с ног. Он упал, его одежда загорелась. Одежда пропиталась бензином и горела белым яростным пламенем. Это было ужасно, и толпа отхлынула назад, встав вокруг него широким кругом. Видно было все лица, очень бледные на фоне серого дождливого неба, их глаза блестели от пламени, и от носа на лица падали резкие черные тени.

Другой парень, который пытался открыть «рэйнджровер», побежал. Я почувствовала запах горящих волос и отодвинулась от жара. Женщина вылезла со своего водительского места и стояла вместе с толпой, глядя, как сгорает парень. Пламя поднялось на три метра в воздух, а внизу корчился и извивался парень. Он звал маму, а потом просто кричал, а если смотреть внимательно, то к концу стало видно, как он поднимает голову и бьется, бьется ею об асфальт. Он хотел потерять сознание, и я надеюсь, что у него получилось.