Короли и капуста (сборник) - О. Генри

Но самым неразумным из всех действий Лосады было то, что он рассорился с фруктовой компанией «Везувий», у которой имелось двенадцать собственных пароходов, а оборотный капитал был несколько больше, чем все доходы и расходы Анчурии, вместе взятые.

Разумеется, солидная фирма, такая как, например, «Везувий», может несколько рассердиться, если ее пытается прижать какая-то мелкооптовая республика, не имеющая совершенно никакого веса. Так что когда правительство обратилось к ним с просьбой о субсидии, оно получило вежливый отказ. Президент немедленно нанес ответный удар – ввел таможенную пошлину на вывоз бананов в размере одного реала за связку – случай, не имеющий прецедента ни в одной из стран-экспортеров бананов. «Везувий» инвестировал значительные средства в причалы и плантации вдоль побережья Анчурии, в городах, где находились представительства компании, их торговые агенты выстроили себе прекрасные дома, и раньше компания всегда работала с республикой в атмосфере доброжелательности и с выгодой для обеих сторон, так что, если бы им пришлось убраться оттуда, они потеряли бы огромные суммы. Везде – от Вера-Крус до Тринидада – оптовая цена на бананы была три реала за связку. Если бы компания «Везувий» отказалась платить эту новую пошлину, все производители фруктов в Анчурии разорились бы, да и сама компания испытала бы значительные неудобства. Но по каким-то причинам «Везувий» продолжал покупать бананы в Анчурии, платил за связку четыре реала и не перекладывал этот убыток на производителей.

Эта кажущаяся победа вскружила Его Превосходительству голову, и он возжелал новых побед. Он послал своего эмиссара, чтобы тот провел официальные переговоры с полномочным представителем фруктовой компании. «Везувий» прислал мистера Францони, невысокого, но коренастого мужчину, который всегда выглядел веселым и невозмутимым и все время насвистывал арии из опер Верди[216]. Анчурию на переговорах представлял сеньор Эспиритион, чиновник из Министерства финансов. Встреча проходила в комфортабельной каюте на борту парохода «Сальвадор» компании «Везувий».

Сеньор Эспиритион открыл переговоры, объявив, что правительство одобрило проект строительства железной дороги, которая должна связать все крупные города на побережье. Упомянув о многочисленных выгодах, которые эта дорога принесет компании «Везувий», он наконец сделал конкретное предложение – почему бы «Везувию» не взять на себя часть расходов… Скажем, небольшой взнос в размере пятидесяти тысяч песо… Ведь это такая незначительная сумма по сравнению с теми выгодами, которые получит компания.

Мистер Францони заявил, что он не видит никаких выгод, которые его компания могла бы получить от строительства указанной дороги. Как представитель компании он вынужден отказаться – они не станут вкладывать в это строительство пятьдесят тысяч песо. Но от себя он мог бы предложить двадцать пять.

Сеньор Эспиритион переспросил – сеньор Францони имеет в виду двадцать пять тысяч песо?

– Ни в коем случае. Двадцать пять песо. И, разумеется, серебром, а не золотом[217].

– Ваше предложение оскорбляет мое правительство, – вскричал с негодованием сеньор Эспиритион и встал со своего кресла.

– В таком случае, – сказал мистер Францони угрожающим тоном, – мы поменяем его.

Его предложение никаким изменениям не подверглось. Неужели мистер Францони имел в виду правительство?

Вот каким образом обстояли дела в Анчурии на момент открытия летнего сезона в Коралио, в конце второго года правления президента Лосады. Так что можно было с уверенностью предсказать, что, когда в этом году правительство и высшее анчурийское общество направятся в свой ежегодный вояж на побережье, появление президента вряд ли будет встречено безмерной радостью населения.

Датой прибытия в Коралио веселой компании из столицы было назначено десятое ноября. От Солитаса на двадцать миль во внутреннюю часть страны идет узкоколейная железная дорога. Таким образом, президент и его свита обычно едут в экипажах из Сан-Матео до конечного пункта этой дороги, затем – поездом в Солитас, а оттуда они величественной процессией направляются в Коралио, где в день их прибытия устраивают шумные празднества и торжественные церемонии. Но в этом году утром десятого ноября Коралио встретил багрово-зловещий рассвет.

Хотя сезон дождей уже закончился, этот день, казалось, залетел сюда прямо из сырого и туманного июня. Все утро моросил мелкий дождик. Когда президентский кортеж въехал в Коралио, его встретила странная, зловещая тишина.

Президент Лосада был уже довольно пожилой мужчина с густой бородой, в которой пробивалась серебристая проседь. Цвет лица его был светло-коричневым, что выказывало значительную примесь индейской крови. Его карета ехала во главе процессии, под охраной всадников из знаменитой «Летучей сотни» капитана Круца. Замыкал кортеж полковник Рокас с полком регулярной армии.

Острым взглядом своих маленьких черных глаз президент осматривал окрестности – где же ожидаемый радушный прием? – но он видел перед собой только безучастные толпы безразличных людей. Все анчурийцы – прирожденные зеваки, пялить глаза на все необычное – это для них и профессия и призвание. Неудивительно поэтому, что сегодня они все как один – даже старые, больные, и хромые – вышли на улицы, чтобы поглазеть на дармовое зрелище. Но толпа безмолвствовала – президента встретила странная неприязненная тишина. Люди заполнили все улицы до самых колес экипажей, они висели на красных черепичных крышах, так что те едва не обваливались, но ни один из них не выкрикнул «viva!». Не было венков из пальмовых листьев и ветвей лимонных деревьев, не было величественных гирлянд из бумажных роз, которые обычно вывешивались на балконах и свисали изо всех окон. Воздух, казалось, был пропитан безразличием, унынием и скрытым неодобрением. Все это казалось еще более зловещим, потому что никто не понимал, в чем причина. Лосада не боялся вспышки недовольства или восстания, потому что у народа не было вожака. Но ни президент, ни его доверенные уши не услышали в толпе имени, которое могло бы кристаллизовать это смутное недовольство в открытый протест. Нет, никакой опасности, разумеется, не было и быть не могло. Народ всегда сначала создает себе нового кумира и только потом низвергает старого.

Через довольно продолжительное время, в течение которого, пытаясь навести порядок, вдоль колонны скакали галопом из конца в конец и ставили коней на дыбы майоры с пурпурными лентами, полковники с серебряными галунами и генералы с золотыми эполетами, кортеж наконец выстроился для торжественного проезда по Калье Гранде к замку Casa Morena, где каждый год проводили торжественную церемонию и приветствовали прибывшего президента.

Впереди всех шел швейцарский оркестр. Сразу за оркестром гарцевал на коне местный comandante, а за ним шел отряд солдат его гарнизона. Затем ехала карета с четырьмя членами правительства, среди которых особенно выделялся военный министр, старый генерал Пильяр с седыми усами и бравой военной выправкой. Затем ехал президентский экипаж, в котором кроме самого Лосады сидели также министр финансов и министр иностранных дел. Сразу за президентской каретой, по четыре всадника в ряд, шла легкая кавалерия капитана Круца. Далее следовали другие государственные чиновники, судьи, бравые офицеры и генералы, а также светские и полусветские дамы.

Вскоре после того как оркестр заиграл и вся процессия тронулась в путь, к Коралио подлетела «Валгалла» – самый быстроходный пароход компании «Везувий». Своим быстрым движением и белоснежным корпусом она напоминала альбатроса – предвестника бури. С того места, где находился президентский кортеж, было хорошо видно, как судно зашло в гавань. Разумеется, прибытие этого корабля не могло нести в себе никакой угрозы – ведь торговые фирмы не воюют с государствами, однако и сеньор Эспиритион и другие задумались: а не приготовил ли «Везувий» какой-нибудь фокус?

К этому моменту авангард процессии уже достиг президентского дворца. Мистер Кронин (капитан «Валгаллы») и мистер Винченти (член правления компании «Везувий») высадились на берег и стали бодро и невозмутимо пробираться сквозь толпу, заполнившую узкие улочки. Своими белыми полотняными костюмами, высоким ростом, манерами, добродушно-властным видом они заметно выделялись среди темной массы малоимпозантных анчурийцев. В конце концов, им удалось пробраться почти к самой парадной лестнице Casa Morena – до нее оставалось всего несколько ярдов. С этой удобной позиции они стали осматривать окрестности. Их головы значительно возвышались над толпой и ничто не закрывало им обзор. Тут они заметили еще одну голову, которая, как колокольня, торчала над головами низкорослых туземцев. Это была огненная голова Дикки Мэлони, ярко выделявшаяся на фоне белой стены. Он стоял неподалеку от нижней ступеньки парадной лестницы дворца, и по его широкой чарующей улыбке они поняли, что он тоже заметил их присутствие.