Сын на отца (СИ) - Романов Герман Иванович

— Вырезать аристократов нужно, тех, кто царевича поддержал. Каленым железом выжечь без всякой жалости! Они добра не помнят, меня первого казни придадут, волки лютые!

Меншиков ощерился, губы задрожали от едва сдерживаемого гнева. И голос треснул, когда он заговорил дальше:

— Сын Васьки Шереметьева, тоже Васька, на княжне Ирине Ромодановской, дочке старика князя-кесаря женился вопреки воле Петра Алексеевича, которую тот брату фельдмаршала выразил. Потому государь неслуха в Англию отправил, а отца заставил сваи бить на строительстве Петербурга, а жену его княжну Черкасскую, в прядильном доме с арестантками работать и унижения от них терпеть.

А ведь и сам Борис Петрович, и Федор Юрьевич не раз просили помиловать, только государь опалу держал над ослушниками — и правильно, он сам решает, кого замуж выдавать. Зря, конечно — вот Шереметевы и Ромодановские озлобились, а с ними Долгорукие в свойстве.

Я ведь сам только через три месяца еле уговорил «мин херца» опалу сию снять. Теперь себя виню — надобно было их не миловать, вон как они за доброту царскую бунтом отплатили…

Глава 9

— Так вы за самозванца или за царя-батюшку?

Вопрос огорошил Фрола Андреева — он был не в силах понять, кому адресуется заданный ободранными драгунами вопрос. Но отвечать требовалось, причем быстро — связываться со служилыми людьми не хотелось. Опять же — драка будет добрая, небольшой перевес в силах на стороне соотечественников роли не сыграет — их полдюжины, а они вдвоем с Силантием, плюс трое охранников, данных в дорогу королем Августом. Тоже как на подбор русские, только дезертиры, принятые на коронную службу. Таких вояк во множестве слонялось по европейским странам — перспектива пожизненной службы, вкупе с плохой кормежкой и худым содержанием, приводили к массовому бегству из полков, что были двинуты маршем в шведскую Померанию и на помощь датскому королю

— Я есть датский генерал Шульц, — Фрол подпустил в голос акцента. — И я за порядок! Нужен настоящий царь, а не самозванец!

Встреченные на русской границе драгуны порубежной службы разбойниками, понятное дело, не являлись, а иначе бы давно пустили в ход оружие. Но вид у них был крайне предосудительный, отощавший. Но дисциплинированы — ведут переговоры, перегородив тракт и наставив фузеи. Впрочем, и охранники вели себя соответственно случаю, вооружившись пистолетами для наглядности. Но ртов не открывали, молча повиновались приказу. Иначе бы такой лай пошел, сопровождаемый русским матом, то драка бы точно началась, пусть даже на кулаках.

— Так за «подменыша» вы, Петрушку окаянного, или за великого государя Алексея Петровича?!

Теперь ситуация окончательно прояснилась и Фрол мотнул кудлатым париком, распахнув епанчу — драгуны несколько оторопели, даже попятились, разглядывая орденские ленты и серебряные звезды на его мундире. Переглянулись — пошел слышимый шепоток:

— Никак енерал?

— Али посол иноземный?

— Ты это, господин капрал, с почтением нужно…

Фрол неторопливо достал из дорожного мешка грамоты. С висящими на них внушительного размера королевскими печатями они выглядели внушительно. Силантий проделал ту же манипуляцию — патент прусского короля произвел также определенное впечатление.

— Посланник датского короля генерал-майор барон фон Шульц! Кавалер орденов Данеброг и Белого Орла! Следую в Москву с докладом к его царскому величеству и великому государю Алексею Петровичу! Вот мои бумаги — подорожная и патенты на чин и ордена!

— Капрал Федор Кузькин, господин генерал и кавалер! Мой плутонг несет службу на рубеже!

Служивый повертел в руках грамоты, внимательно посмотрел печати — было видно, что датского и немецкого письма совершенно не разумеет, впрочем, как и русского. Вернул бумаги с поклоном:

— Можете следовать, господин посол! Путь чист!

С осторожной почтительностью взял бумаги от Силантия, склонив голову перед прозвучавшими словами:

— Прусской королевской службы полковник, барон фон Бухгольц! Сопровождаю посланника до Москвы! А это наш конвой!

— Путь чист, господин полковник…

Капрал замялся, быстро оглянул свое невеликое воинство и с нескрываемой печалью в голосе произнес:

— Токмо вы бы в ночь не ехали, господа хорошие, людишки самозванца шалят, наших бьют. Можно у нас в караулке переночевать, или в корчме — но там давно никого не кормят, всю округу напрочь разорили. У Янкеля тараканы с голода дохнут, рыбу ловить не умеет. А вот мы нынче наловили, так что ушицу варить будем, жаль, что крупы у нас нет.

— Не велика беда, — отозвался Фрол. — Крупа найдется, как и хлеб! И еще кое-что — сумы ведь не пустые.

— Тогда милости прошу пожаловать в наше обиталище, господин посол — вдвойне рады вашему прибытию….

Фрол и Силантий лежали на охапках соломы, подстелив под себя потники — спать в корчме или в караулке они отказались, увидев скопище оголодавших клопов, что ползали на стенах — чрезвычайно оживились кровососы прибытию долгожданных гостей, которые в виду начавшейся «Смуты» совсем перестали ездить. А так спать можно — в сарае не под открытым небом, к тому же крыша над головой имеется, епанча теплая — не замерзнешь. Да и весна наступила — днем солнышко пригревает, снег почти весь сошел.

— Вовремя приехали — скоро ледоходы пойдут, не переправиться будет, — Фрол повернулся к Силантию — от самой Варшавы, после беседы с королем Августом, они говорили между собой исключительно на немецком языке, вворачивая в него датские слова, в основном ругательные, которые запомнили во время пребывания в «гостях».

— Я-я, герр генерал, — Силантий усмехнулся, и неожиданно приложил палец к губам, показывая на дверь, в щелях между досками дрожали на отдалении яркие языки пламени костра.

Прислушался.

— Спят твои немцы?

— Давно, они не семижильные! Да и ушицы умяли будь здоров, я сам осоловел после нее.

— Знатная вышла, — капрал хохотнул, но вот голос тут же сделался серьезным. — Янек, а каково служить польскому крулю?

— Легче намного, чем вашему ца… Я хотел сказать «подменышу». Талер полновесный в месяц, да кормовые идут и одевают прилично. Никто не гоняет в три погибели, бабенок доступных много. Шляхтич я, пусть и «загоновый», на милости пана жил — но мне много легче. Еще пару лет послужу и в офицеры выйду, я ведь католик, по найму в драгуны записался после Калиша, Меншиков нас таких целую роту королю передал. Так и служим потихоньку, десяток, правда, остался всего.

— Так оно и бывает с потерями. У меня в плутонге всего восемь драгунов, да я девятый, а в эскадроне чуть больше полусотни.

— А где вояки все?

— Ушли с капитаном к Москве, а нас подзабыли. Вот и не знаю что делать — охраняю больше привычное, чем по надобности. Слушай — до Москвы дорого дальняя, у нас тут смута и гиль сплошная. Твой генерал нас возьмет с собою?! Пригодимся ведь — мало ли какая дрязга в пути может быть, а купно мы отобьемся и от лихих людишек, и от «подменышей»!

— Мыслю, возьмет — у нас конвой малый! А поберечься нужно, про вас всякие слухи ходят, нехорошие.

— Смута идет, как сто лет тому назад было. Только наш царь Петр самозванцем оказался, его за морем подменили на немца. Лефорт, собака, постарался, нашел немчина похожего, вот вам и русский царь! А где это видно, чтоб цари сами людей пытали, их кровь лили и пили, в падучую болезнь падали, да на солдатских шлюхах женились?

— О да, — отозвался Янек Бущанский, которого Август представил им как провожатого, но больше походивший на доверенного человека, с тайным заданием и наказом.

— Все смеются при дворах монархов, как сказывали. Животы придворные от хохота надрывают. А прусский король Фридрих-Вильгельм изрек, что любая королева может повести себя как шлюха, но вот из никакой шлюхи, кроме русской царицы, не выйдет королевы! Сразу видно — не монарх природный, а «подменыш» на ваш трон уселся.

— Ничего, пинка под зад, и выгоним из страны. Молодой царь Алексей добрый, манифестом своим одарил — жить станет намного легче, а служить так вообще одну седьмицу лет.