Теплый пепел надежд - Ксения Васильева

Сонечка снова кивнула.

— Ты на все согласна? — сделав ударение на слово «все», уточнил Федя.

Она мотнула головой уже несколько раздраженно, а он все никак не мог решиться. Федя не собирался рвать с ней отношения, чтобы в будущем иметь с нее свой небольшой навар.

— Короче, ты понимаешь, чем здесь, у них, — он кивнул на дверь супругов, — для тебя пахнет? Кончатся деньги, и ты пойдешь на вокзал… Это еще хорошо! А то и… Теперь другая сторона: как я понял, тебе нельзя возвращаться домой… — это он сказал тоже со значением.

Сонечка вскочила.

— Я все понимаю про «здесь», — сказала девушка так же значительно, — и не собираюсь ничего говорить про «там», — она кивнула куда-то, видимо, имея в виду свой город, — это никому не интересно, из этих сведений ты супа не сваришь! Хватит ходить кругами, выкладывай, — сказала вдруг твердо Сонечка.

Кратко, телеграфным стилем Федя сообщил: здесь в доме живет художник, Кирилл, у него мастерская. Там собираются его коллеги. У них не хватает натурщиц. Соня могла бы хорошо заработать. И, может, жить у кого-нибудь из них… Феде за это — комиссионные…

— С моей рожей? — усмехнулась она совсем не как шестнадцатилетняя девственница.

Как бы ей ответить попристойнее, не задевая…

— Они — художники-авангардисты и прочие… Знаешь таких?

— Знаю, — бросила она.

— Ну так вот, у них вкусы другие… ты им должна понравиться. Скорее всего Кириллу. Ты согласна?

— Согласна? А что мне остается? Какой выбор? Думаю, между Зофьей и твоими художниками я все-таки выберу художников. Всех! Только бы они согласились, — сказала Сонечка.

За окном рассветало.

— Ладно, — вздохнул Федя, — я переговорю с ними…

Загомонили, заохали за дверью, вылезла Зофья. «Пани» волновал похмел. У себя в комнате она ничего не нашла. Федя отправился с ней искать бутылку.

Сонечка встала разбитая, безразличная ко всему на свете. Скорее бы уж явились эти художники, наверное, хуже, чем здесь, не будет. Сейчас снова начнется пьянка, с тоской подумала Сонечка. И как только они это выдерживают, не помирают?.. Не сходят с ума?..

Надо постараться отвлечь Федю, завтра он уже не вспомнит о художниках. А это ее единственный шанс.

…Там уже шла пьяная разборка. При появлении Сонечки они сразу угомонились. Зофья ткнула в бок Федю.

Тот, как и вчера, нищенски заканючил:

— Сонечка, детка, дай мне уж до кучи еще пятьдесят… Отдам на той неделе, клянусь! От матери перевод задержался. Дай, детка, старому дяде-алкоголику, — и он весело рассмеялся, хотя было ужасно противно.

Наверное, Соня устроила бы что-нибудь безобразное, может, убила бы кого из них… А что? Ей не впервой… Остановила идея с художниками.

Она полезла в пакет и дала Феде целых две пятидесятки: через час снова станут клянчить! Пусть упьются сразу, а Федьку она растрясет.

Федя, да и Зофья оторопели от такой расточительности.

Сошлись на том, что пойдут они вдвоем: дабы «не утеряться». Барбос и Сонечка остались одни.

Барбос посмотрел на Сонечку голубыми, навыкате, слезящимися глазами и улыбнулся мягкой, доброй и нежной улыбкой.

Ему вдруг захотелось сказать этой девочке что-то хорошее, приятное.

— А ты — красавица, Сонь, прямо красавица! — признал он со всей искренностью.

Соня вспомнила станицу и бабушку, тоже называвшую ее красавицей, заплакала и поцеловала Барбоса в небритую щеку.

А он, как отец или старший брат, похлопал ее по спине — ласково и успокаивающе. Вот такая сценка произошла меж ними, пока те двое бегали за водкой.

…Пришли Зофья с Федей. Сонечка посидела с ними недолго. Она еле выносила «шляхетку», которая сегодня шпыняла всех.

В комнате она ощутила холод и пустоту. Ну а что художники?

Неизвестно, нужна ли она им будет как натурщица… Федька тоже ненадежный! Чтобы выманить деньги, готов наобещать что хочешь. А может, и нет этих художников здесь вообще!..

А Федя гужевался в хорошей компании. Он пошел к Макарычу.

Кто он такой, этот Макарыч, угадать было невозможно. В квартире его старина и бронза соседствуют с алюминиевыми ложками и мятым чайником, подобранным на помойке…

И рассказы его, как он отсиживал по политике… Все это пахло чистейшим враньем, впрочем, никто Макарычем всерьез не интересовался.

Комнат в квартире у него было много, но все их уже запечатали. Оставили небольшую комнатушку и кухню. Даже санузел с ванной закрыли. Но Макарыч быстро приспособился и сделал так, что и печати на месте, и туалетом он пользовался.

Сегодня у Макарыча как всегда посиживали гости. Он с ними обычно не пил, но за столом находился и платил за беседу закусью: огурчики собственного засола, помидорчики, а если гость богатый и прибыльный, то и картошечку в «мундире» варил. Сегодня была и картошка.

За столом сидели долгожданные художники! Вот Феде везет! Геннадий, Олег и даже сам Кирилл, кстати, малопьющий.

Увидев Федю, они весело загомонили. Он с ними был другим, нежели у Зоськи. Они знали его историю, знали «подругу» Зофью, над которой потешались, когда Федя рассказывал байки про ее жизнь…

И вообще, Федя был добрый малый, попавший в беду, свой. Его всегда угощали. Вот и сегодня — сразу за стол, навалом на тарелку закуси и стопку водки. Федя ел и рассказывал о Сонечке, намекнув легонько на какой-то криминал. Описал ее внешность и несоответствие тела, души и лица… Деваться ей некуда, деньги зарабатывать надо, жить у Зофьи невозможно…

— Алкоголичка или наркоманка? — вяло поинтересовался Кирилл.

Федя горячо заверил, что она вообще невинна, как голубь, потому он и решил ей помочь…

— Веди ее сюда, — заявил Геннадий, — посмотрим, что за фрукт!

Олег поддержал его.

Но снова вступил Кирилл: «Дела за пьяным столом не делаются. Сейчас вы ей наговорите сто верст, а скорее всего она не подойдет… Надо просто пойти и посмотреть, как бы случайно…»

— Вечно ты выдумываешь невесть чего! — покраснел вдруг от злости или раздражения Олег. — Подумаешь, принцесса!

— Я всегда говорил, что вы — шоферня! Так оно и есть. Вам просто нужна баба. Пожрали, выпили, теперь — бабу. А она нуждается, пойдет на все… — холодно объяснял Кирилл. — Вы мне надоели. Заходите, если нужда, я пошел к себе.

Он ушел. А двое мигнули Феде: приводи.

Тут встрял молчавший в своем углу на развалюхе-кресле Макарыч.

— Кирилл вам дело сказал. Не понравится она вам, если такая страшная! А девке обида…

— А фигурка? Федор же говорит — смак! С лица воду не пить, — захохотал уже пьяненький Геннадий.