Провинциальный роман. Книжная девочка - Наталья Шумак

Порылась немножко в кой-каких местных сайтах, улов не вдохновлял. Спросила у Марьи Петровны, где обычно находят дизайнеров.

— У офиса стильно выглядит вход, интересный навес от дождя, с подсветкой. Кто разрабатывал?

— Не помню.

Это напоминало прямой бойкот новенькой сотрудницы. Но Арину было отнюдь не просто испугать или пронять подобным методом. Не хотите? Как хотите! Наше вам с кисточкой. Она отказалась поехать домой вместе с шефом. Не из-за стремления выглядеть как все, не фавориткой. Вовсе нет. Виноградова жила буквально в двух шагах, захотелось навестить, посплетничать. Они не виделись неделю. А новостей накопилось целая тонна. И телефонный короткий звонок сыграл роль аперитива, возбуждающего аппетит.

— Виноградова! Ты хорошеешь с каждым днем. Скоро наберешь прежнюю форму.

— Спасибо. Слышал, сын, у тебя стройная мама.

Алена встретила подругу с орущим наследником в руках.

— Свекровь отчалила до пятницы. А я уже привыкла, избаловалась. Просто голова кругом. И у пацана характер испортился. Растет мужик. Вредности учится. Замолчи, карапуз! Дай с подругой пообщаться.

Но горластый Ванечка наотрез отказался сотрудничать. Пришлось помочь по хозяйству и уматывать в родные пенаты.

— Даже не поговорили.

— Не последний раз видимся, Алена.

— Угу.

Настроение, соответственно слегка завяло. Дом встретил холодом и гнетущей тишиной.

Слегка исправили дело: горячий душ, байковая пижама и шерстяные носки. Обязательный созвон с Семеновыми и взаимные пожелания спокойной ночи, тоже пришлись кстати. Арина свернулась клубочком в не согретой постели и пообещала себе быть умницей. Боль, которая забывалась днем — ночью принималась за старое. Твердое решение жить счастливо и долго казалось ересью. Что могло иметь значение? Васина пламенная речь о Соломоне, с его знаменитым перстнем? «Все пройдет» — гласила надпись на драгоценном камне. Арина расхныкалась, обхватила голову руками, жалость к себе твердила ехидно: «Ты никому не нужна. Никому». Что тут возразить?

Темные стены с простенькими обоями сочувственно вздрагивали в гримасе дрожащих теней, Арина зажгла свечи, она любила живой свет. Внезапно из ниоткуда возникли слова. «Ежели, праведникам поможешь — ничтоже дивно. Достойно бо суть милости Твоея. Но на нас грешных — удиви милость Свою. Нам грешным яви милосердие Твое, Господи». Арина вылезла из постели, встала на колени и прошептала обрывок молитвы, снова и снова, сто раз, если не больше. Потом, вдруг, добавила беспомощное: «Пожалуйста». И едва ли не впервые в жизни перекрестилась. Что на нее нашло?

День начинался с неожиданности, достаточно неприятной к тому же. На двери квартиры чья-то шаловливая рука нарисовала череп с костями. Зеленой масляной краской. Таких врагов, чтобы смертью грозили, у Родионовой не было. Может, просто подростки порезвились? На работу Арину привез Димочка, присланный заботливым шефом. Он достаточно ехидно сострил, что Анечка, которую турнули в общую комнату, точит когти, и мечтает снять не маечку, а скальп кое с кого.

— Тебе нравится Земфира?

Вяло поинтересовалась Арина, уловив деформированную цитату из знаменитой песни.

— Представь себе.

Огрызнулся водитель. У него буквально шерсть встала дыбом.

— Зря бесишься, любезный друг. Я ее уважаю. Безмерно.

Димочка даже обернулся, вытянувшаяся недоверчивая моська, говорила сама за себя.

— Не веришь?

Арина красиво взмахнула узкой ладонью.

— Напрасно. Российскую попсу я не перевариваю органически, за редким исключением. Но Земфира — не проект, понимаешь о чем я?

— Нет.

— Она сама пишет тексты, музыку, и голос имеет замечательный. Я не могу назвать себя фанаткой, ни в коем случае, но слушаю с удовольствием, часто. Ее манера шалить с ударениями, нарочитая небрежность рифмы, некоторая эпатажность, порою чрезмерная экспрессивность, иностранные слэнговые словечки, неизбитые метафоры, мне интересны, как эксперимент, как особенность творческого почерка. На общем фоне этот искрометный талант выделяется своеобразием и силой. Даже банальные ошибки, которые она порой допускает, в моих глазах лишь служат характерными штрихами. Японцы, например, считают, что излишняя правильность, зализанность текста или рисунка, лишают его жизни! Творчество Земфиры наполнено болью и радостью, она говорит искренне, да грубовато, да порывисто, не всегда соблюдая языковые правила, вернее частенько игнорируя их, но все искупает мощь ее дара. Понимаешь?

Арина осеклась, бросив взгляд на Димочку. Он слушал ее, как пифию. Вытянув шею и полу открыв рот. Ни у одной аудитории, ни разу она не имела такого успеха. Оставшееся время они промолчали. Но зеркало отражало серьезную, полную противоречивых мыслей, Димочкину физиономию. У входа в офис, притормозив, водитель буркнул.

— У тебя ведь высшее образование?

— Да.

— Какое?

— Филологическое.

— Тебя бы ко мне в гости, а то предки и сестра, она учительница, если включу Земфиру, начинают орать, как резаные. Музыка для пэтэушников, и все такое. И не переспоришь их, образованные, блин.

Арина предложила с веселой ноткой в голосе.

— Скажи им, что тридцать лет назад, абсолютно то же самое говорили о Высоцком.

— О!!!

Он воздел указательный палец вверх.

— Мысль. Отец его обожает.

— Это довод навряд ли подействует, но вдруг. Кто знает. Скажи, что тексты ее песен — настоящие русские стихи, современные, молодежные, эпатажные, но — стихи.

— Я попробую. Спасибо.

— Не за что.

— Ты не понимаешь. Твои слова — это очень важно. Ты разбираешься во всей этой лабуде научной. Так что, большой сэнкс.

Арина вошла в офис с дерзкой улыбкой победителя и гордо задранным подбородком.

День прошел суматошно и интересно. Виктор Иванович познакомил Арину с прорабом грядущей перестройки. Больше всего Борис Борисович напоминал Дуремара, только без сачка для ловли пиявок. Кстати, а на охоту за живым инструментом гирудотерапии в реальности выходят с сачком? Или банально разводят пиявок на фермах каких-нибудь?

Высокий и нескладный прораб молол чушь, дымил без передышки и матерился хуже сапожника, Арина ненавидела нецензурщину! А прорабу, судя по всему, не нравились образованные зазнайки. Работать предстояло в одной упряжке. Они препирались долго, но не сдвинули процесс с мертвой точки ни на микрон.

— Мы с вами, Борис Борисович, хуже чем лебедь, рак и щука.

— Тебе ж мою фамилию не называли!

Сказал он возмущенно.

— А какая у вас фамилия?