Херувим (Том 1) - Полина Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, наверное, - кивнула она, - ничто так не мучает, как неизвестность. Вам хотят внушить, что вы самому себе не принадлежите. Впрочем, вы человек военный и привыкли подчиняться приказу. Честно говоря, я не понимаю, зачем он это с вами делает. Можно было предупредить, объяснить. Никогда не чувствовала себя так гнусно...
- Ну и что же вам помешало отказаться от этой гнусности, доктор? Ведь вы человек штатский. Или я ошибаюсь?
- Вы не ошибаетесь, Сергей... Простите, как ваше отчество? - Она провела ладонью по влажным кустам, потом по лицу и посмотрела на него исподлобья.
- Можно без отчества, тем более у меня оно вряд ли теперь есть, - он отвел взгляд и пнул ногой гравий, - вы можете не отвечать на мой вопрос. Вам заплатили. Вы одна растите ребенка, и нужны деньги.
- Спасибо на добром слове, - усмехнулась она, - могу вам сказать, что заплатили мне не больше, чем я получила бы за операцию такого объема у себя в клинике. А вообще я зарабатываю достаточно, чтобы прокормить себя и своего ребенка.
- Ну ладно. Я же сказал, можете не отвечать. Извините.
Позади громко зашуршал гравий. Они оглянулись. К ним почти бегом приближалась медсестра Катя. Она разрумянилась, тяжело дышала.
- Юлия Николаевна! Полковник приехал, просил вас зайти к нему, сказал, срочно. Вы идите, я провожу больного.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
К ночи небо над Саянами расчистилось. В городке отключили электричество. Розовая полная луна глядела в окно и не давала ни капли света. В кромешной тьме Наташа на ощупь сгребла мокрые незабудки. Они льнули к ладоням, как живые. Жаль было их выбрасывать и ужасно хотелось плакать.
Она отыскала керосинку, долго пыталась разжечь. Спички оказались сырыми, фитиль тлел и вонял, огонь все не вспыхивал. Наташа отшвырнула коробок, легла, отвернулась к стене, заплакала и незаметно уснула. Она не слышала, как вернулся Володя, разжег керосинку, и проснулась оттого, что он присел на тахту, погладил ее по голове и поцеловал в шею.
- А что, может, все-таки отвезти тебя в Абакан пораньше? - спросил он уютным шепотом. - Мало ли, вдруг правда двойня. Живот у тебя огромный, вполне могут уместиться двое.
Наташа села и уткнулась лицом в его плечо.
- Мне иногда кажется, там у меня так много ручек, ножек. Сороконожка, а не ребенок. Давай, Володенька, не будем рисковать, поедем пораньше.
- Сегодня у нас что? Четверг? Вроде в воскресенье будет транспорт.
- Вертолет? -- обрадовалась Наташа.
- На конец недели очень плохой прогноз. Обещают сильный ветер, бури. Да и не дадут мне вертолет. Был бы я майором, тогда конечно. А так - "газик". Мы на нем отлично доберемся, я сам сяду за руль. Хочешь, Пантелеевну с собой возьмем на всякий случай?
- Зачем?
- Ну мало ли? Все-таки ехать двенадцать часов, вдруг тебе станет нехорошо? Я ее потом назад доставлю. С ней все-таки спокойнее.
На следующее утро Наташа заглянула к Пантелеевне, после недолгих уговоров фельдшерица согласилась.
Два дня тянулись бесконечно; Давно были уложены вещи, закуплена еда в дорогу, вылизана комната, чтобы Володя, когда останется один, подольше жил в чистоте. Наташа волновалась так, словно поездка в абаканский госпиталь обозначала новую эпоху в ее жизни. Вот, она уже отправляется рожать. То есть, конечно, Пантелеевна права, когда говорит, что ехать слишком рано, и скорее всего ей придется пролежать в госпитале до родов еще недели две, а то и больше. Но лучше не рисковать.
Отправляться решили на рассвете, чтобы засветло миновать опасные участки горной дороги. Володя заранее проверил машину, залил полный бак бензина. Назад положили два одеяла и две подушки, чтобы поспать по дороге. Утро было тихим и солнечным. Наташа села вперед, рядом с Володей. Пантелеевна устроилась сзади, и довольно скоро оттуда послышался раскатистый храп.
Старое шоссе было почти пустым, но Володя все равно вел машину очень медленно, осторожно, и когда Наташа о чем-то спрашивала, просил не отвлекать его. Она чувствовала, как он волнуется, и это ей было приятно. За окнами дымились призрачные Саяны, вдоль шоссе, по подножию гор, ослепительно сверкали заросли незабудок, еще влажные после туманной ночи. У Наташи стали слипаться глаза, она не заметила, как заснула.
Проснулась она от громкого стука и оттого, что машина стояла. Володи рядом не оказалось. Наташа увидела ветровое стекло, залитое водой. По брезентовой крыше "газика" стучал крупный, частый дождь. Было мрачно и холодно.
- Что случилось? - спросила она, обернувшись к Пантелеевне. - Где Володя?
- Вот, видишь, какая беда, - невнятно забормотала фельдшерица, - колесо прокололось, Володя меняет на запасное.
Наташа открыла дверцу, высунулась, и ее сразу окатило водой. За пеленой ливня она увидела Володю, он сидел на корточках у заднего колеса.
- Не вылезай, простудишься! - крикнул он.-Скоро поедем, ничего страшного.
Наташа послушно спряталась, закрыла дверцу. С волос капало, в летнем платье и тонкой вязаной кофточке было холодно, после неудобного сна сильно ныла поясница. Она попросила Пантелеевну передать одеяло. Та долго возилась, наконец протянула ей маленький плед из толстой байки. Наташа закуталась, но все равно ее трясло, то ли от холода, то ли от волнения. Боль в пояснице никак не проходила. Накатывала волнами, да такими сильными, что хотелось застонать.
Володя залез в машину. Он был мокрый насквозь.
- Сейчас передохну немного, погреюсь, и вперед, - сказал он чересчур бодрым голосом, - ты как себя чувствуешь? Ничего?
- Нормально, - так же бодро ответила Наташа, - ты смотри не простудись. Тебе бы сейчас переодеться... Ой, какая же я дура, совершенно ничего запасного для тебя не взяла. Там в сумке только мой халат, бельишко всякое. Хочешь, сними гимнастерку, надень халат.
- Ну конечно!
- Тебя все равно никто не видит. Противно ведь в мокром. И вредно. Ой, дура я какая! Набрала кучу барахла, а о тебе не подумала.
- Ну кто же знал? - улыбнулся Володя. - Ладно, успокойся. Халат тебе самой пригодится. Давай-ка мы, пока стоим, спокойно перекусим. Ты ведь набрала целую гору еды. Нина Пантелеевна, вы есть хотите?
- А то! - радостно отозвалась фельдшерица и тут же зашуршала, завозилась. Сумка с продуктами стояла рядом с ней.
- Ну, кому че доставать? Тут вот яички, бутерброды с колбасой, с сыром, она передала им термос с горячим чаем, бумажный пакет с бутербродами и сама принялась громко жевать. - Эй, Наталь а соль у тебя где?
- Там, посмотрите, баночка из-под валидола.
- Ага, нашла.
Наташа обхватила ладонями раскаленный жестяной стаканчик с чаем, поднесла его к губам, но чуть не пролила. Новая волна боли заставила сжаться и стиснуть зубы.
- Что с тобой?- тихо спросил Володя.
- Ничего. Спина почему-то болит. Продул наверное.
После еды Володе захотелось курить, но при Наташе, в закупоренном салоке, он не мог. А на улице, под ливнем, это было невозможно. Он знал, что стоять им придется долго. Он не сумеет поменять дырявую покрышку, потому что не домкрата. Придется ждать, когда мимо проедет какая-нибудь машина. Но это произойдет н раньше, чем кончится ливень и подсохнет шоссе. Нормальный шофер без крайней нужды по мокрому серпантину не поедет, переждет. Стоять пришлось, даже если бы не полетела по крышка. Другое дело, что потом, когда дождь кончится, может пройти и час, и два, пока появится кто-нибудь на дороге.
- Ты такой мокрый, что даже на меня на текло, - с нервной усмешкой сообщила Наташа, - я почему-то сижу в луже. Ой, мамочки!
- Докторская-то колбаска хороша,- пропела сзади Пантелеевна,- смотри-ка, тут еще охотничьи сосиски есть, целая коробка. Это, что ли, из офицерского заказа? У нас в продмаге такой радости отродясь не бывало.
- Володя! - отчаянно крикнула Наташа. - Очень больно, не могу больше терпеть! Поехали скорей!
- Что, Наташа, где больно? - Володя от неожиданности уронил на пол кусок газеты с яичной скорлупой и резко развернулся.
- Везде... Спина, живот, все болит у меня, будто пополам режут, простонала Наташа.
- Эй, ты чего, девка, ты это погоди, нельзя! - испуганно запричитала Пантелеевна. - Рано тебе, еще недели две, а то и больше.
В ответ Наташа страшно вскрикнула, потом задышала тяжело, часто, и наконец произнесла чужим, сдавленным голосом:
- Подо мной все мокро. Это не от дождя. Я знаю. Это воды отошли.
- Какие воды, Наташа? - шепотом спросил Володя. Он вдруг заметил, как за несколько минут ее лицо осунулось, заострилось, и ему показалось, что она бредит.
- Какие-какие, - подала голос фельдшерица, - околоплодные, вот какие. Черт бы побрал вас обоих, и зачем только я с вами связалась? Давай уж, ехай, может, успеем? Первые роды все-таки, часов пять у нас есть.
- Не могу я ехать! - крикнул Володя. - Домкрата у меня нет, поняла?!
- Ой, твою ма-ать! Ну и чего теперь?
Дождь все хлестал, барабанил по крыше, брезент просел. Одинокий военный "газик" под черным небом, посреди огромных диких, пронизанных ливнем Саян казался крошечным и легким, как детская игрушка. Порывы ветра трясли его, надували мокрый брезент. С одной стороны была пропасть, с другой подножие горы, и на многие километры ни души вокруг. Пантелеевна, матерясь, вылезла из машины. Володя на руках перенес Наташу на заднее сиденье, кое-как они вдвоем ее уложили, и Володя почувствовал, что изо рта фельдшерицы крепко разит перегаром.