Обрученные - Элли Каунди

Не доводилось гулять по заросшей дороге в сланцах? Летом бы все ниче, но в конце сентября прогулки в четверть сотни верст в сланцах с оторванными лямками и одной майке запоминаются надолго. Первые пятьсот метров Ахмет просто радовался, что съехал с вполне реальной пики, и шлось ему легко, летелось, можно сказать. Следующие километра три, несмотря на вновь зарядивший дождик, он яростно прошлепал по лужам, осуществив в воображении с десяток карательных операций по вразумлению вероломных башкортов, нагло отнявших у него: АК-74 новый – 1 шт., полный рожок пятерок – 2 шт., бинокуляр 6 × 32 в чехле – 1 шт., рюкзак кожаный импортный – 1 шт., и это только из крупных потерь… А еще куртка танкистская летняя – задроченная, конечно, но еще вполне, штаны камуфляжные, ботинки-мартенсы, пачка «Вин стона» еле начатая, зажигалка-федор! Да кусок лепешки, наконец! Хорошо, хоть АПБ в этот раз не взял… Су-у-у-уки!!! Па-р-р-р-р-ву блядей! Но реальность что-то давалась в ощущениях, благородную ярость успешно смирявших. От мокрой резины на стопе вылезли зачатки будущих пузырей, мокрая майка перестала нагреваться от тела, подозрительно саднило в почках – Ахмет уже на полном серьезе начал бояться за свой организм, которому оставалось шагать еще пятнадцать верст. Однако дошел, за ночь дошел, куда ж деваться. Ладно хоть его триумфальное возвращение не видел никто, кроме жены. Вдобавок оказалось, что капитально простыл, несколько дней пролежал с жаром, кашляя как тубик – сухо, до крови.

Пока валялся, в голове насчет ошибок похода малость прояснилось; теперь Ахмету даже казалось странным – как можно было не понимать такие элементарные вещи. …Явился, мудило гороховое, еще б речь им толкнул типа: «Я пришел осчастливить вас плодами цивилизации!», мудило, ох, муди-и-ило… Это ж их самый кошмарный сон, единственная внешняя угроза – мы, «городские». И как не порвали сразу, тем более на бабу ихнюю в лесу напал… – Ахмета до сих пор потряхивало от походных впечатлений. – …У них еще здорово все, рано с ними с позиции силы беседовать. Соль есть, без света сидеть привыкли, охотников – через дом, че им от нас надо? Да ничего. Пока по три патрона на ствол не останется, репу чесать не начнут. Хотя слабые места тоже есть, как не быть… Лекарства нужны по-любому, курево опять же, шмотки тоже истаскаются… И последнее – почему он меня отпустил? Из «гуманности»? Ха, мент-гуманист, колобок повесился… Не-е-ет, он меня отпустил не из слюнявых соображений, а из вполне конкретных. У него свои понятки, и ход за мной теперь. Раз он курбаши[84] у них, то у него свои интересы есть. Информация нужна ему? Конечно. Лекарства те же, это он через себя по-любому пустит, это еще и вопрос власти для него. Патрон к калашу тоже нужен, и это он пальцы гнул, типа у самого завались, вовсе не от того, что и впрямь завались, это он торговаться начал. А патрон ему нужен, нужен, иначе вместо тапочек мне на дорожку дроби в жопу дали бы… Куиш Большой и Куиш Малый от него в двух верстах, Сарыкульмяк – тоже рядом, Кырмыскалы те же, Хасли опять же… Им тоже где-то надо рыбу ловить, так ведь? Так. Вопрос контроля за озерами и покосами – это для них вопрос жизни и смерти. Да, технично он свою партию отыграл. Умный человек, ничего не скажешь. Но, бля, я тут тоже не лох чилийский. Че он там трекнул? «Ище афтмат найдешь, апят прыхады»? Приду, Исмаил-абы, приду. Сигналок[85] вот только возьму – и приду. Охуеешь. Сего числа, как Конь выражается…

На этот раз подготовился тщательно. Разработал план, не поленившись сходить на рекогносцировку, отдал за ящик эсэмок[86] последний коньяк, до смерти заинструктировал Витьку. Наконец настал Великий День Смытия Позорного Пятна – исполненный решимости Ахмет отправился к курбаши поселка Вениково Исмаилу Магомедычу Тетееву с официальным визитом.

Пятно смылось – операция прошла в рамках намеченного плана. Ахмет наблюдал в ПАГ-17[87] панораму будущего «сражения при Веникове». Вот степенно вышедший из особнячка курбаши забавно присел, осыпанный срезанными очередью ветками, поднялась бестолковая суета. Вот, наконец, какая-то осмысленная реакция – толпа собравшихся во дворе подвергшегося нападению курбаши разделилась надвое, и большая часть потрусила к околице.

– Вить, вышли. Готов?

– Да готов, готов… Всегда готов…

– Ха! Все с берданками, прикинь! Ни одной волыны, моджахеды, епть… А, нет, один огрызок.

– Хули им этот огрызок, что есть, что нет. Застрелиться разве удобней.

Обе «тревожных группы» пошли вполне предсказуемыми маршрутами, обходя предполагаемое расположение стрелка.

– Давайте, давайте, малайки[88], пробегитесь мал-мал! Утрясите бешбармак…[89] Э, Вить, слышь? Как только первые две сработают, сразу, понял? не жди, когда из колка[90] полезут, а сразу! Чтоб не по траве пришлась, а где во-о-он, видишь? полосочка где распахана? Чтоб поняли, что не по ним, а типа нельзя дальше.

– Бля, да сделаю, че ты греешься?.. Ты мне который раз уже это паришь, Ахмет, а? Сделаю, не ссы.

– Ладно, ладно…

Свистнула одна эсэмка, тут же – вторая, в колке сверкнули красные искорки. Едва Витька поставил пыльный заборчик, как засвистело с левого фланга, и упражнение повторилось.

Спалившиеся на сигналках молодые парни правильно поняли сигналы, подаваемые РПК, и споро, на рысях оттянулись к деревне. Разумно, на пулемет в чистом поле с ружьями не ходят. Ахмет, расплывшись в довольной ухмылке, что-то бормотал, не отрываясь от прицела. Витька прикурил две сигареты, сунул одну в зубы Ахмету.

– Спасиб, Вить.

– Ну че? Че они там?

– Бугор сидит у себя во дворе, эти к нему бегут. Щас доложат, и он выйдет оценить, так сказать, ситуацию на месте. В принципе, уже запаливать можно. Пока разгорится, то да се…

– То есть че, зажигать?

– Э-э-э… Да. Давай, запаливай.

Заботливо нарезанная покрышка, разгоревшись, дала смачный столб: здеся мы, заходи, не бойся. Ахмет рассчитал точно – не откликнуться на недвусмысленное предложение диалога старший не мог, и вскоре, показательно бросив наземь стволы, высокие договаривающиеся стороны сошлись посреди заросшего бурьяном поля. Сделав утрированно покорную мину, Ахмет первым, как и положено младшему, почтительно поприветствовал курбаши:

– Хайирле ирта[91], Исмаил Магомедович. За стрельбу прощенья просим. Тапочки вот занес.

Договориться удалось практически обо всем. Обратного пути Ахмет даже не заметил – в голове крутилась коммерческая мешанина. Часть прогнозов оказалась неверной – соседи Магомедыча пока не тревожили, и большого энтузиазма по поводу боеприпаса он не проявил, зато весьма живо заинтересовался лекарствами, еще много чем. У него можно было брать аммониевую селитру для аммонала, молочные всякие дела, рыбу. Рыба у них практически ничего не стоила, но ее в этом озерном краю везде было навалом. А вот с мясом было туго, и цены особо нажиться не позволяли, разве что на будущий год получше будет – как сказал Магомедыч, «когда барашка подрастет».

…Сети. Блин, где же взять эти сраные сети, а? Ладно, че-нибудь придумаем, не завтра, так послезавтра. Надо ему муку всю втюхать, не пролежит она долго. И консервы. А вот пшенку с рисом – хуиньки. Пусть лежат; по весне впятеро минимум уйдут. Так, и бабе сказать, чтоб завязывала с кашами, картоху надо жрать, она возобновляемая. Да, остается один гемор – дорога. Если эту проблему решить, дельта светит неплохая…

В качестве пункта встречи назначили руины атомки[92], как раз на полдороге между Тридцаткой и Вениково. С одной стороны, место для стрелки удобное, но с другой – просто идеальное для засады.

…Так вот схожу раз, другой, а на третий встретит Магомедычевых людей совсем другой пацан, с еще теплым стволом, и скажет – типа, теперь со мной торгуем, товарищи башкиры. Н-да, не было забот, купил порося…

Сходив на чейндж два раза, Ахмет получил прибыль, далеко превосходившую ожидания. Несмотря на то что он предпринял все возможные меры для сохранения анонимности, по первому снегу весь торжок начал справляться именно у него – когда еще будут мед, творог и баранина. Все это снова и снова приводило к мысли – канал надо сливать. Кому-нибудь такому, кто способен защитить в пути товар и кто будет помнить добро хотя бы некоторое время. Но таких не было, самые крупные люди с торжка оперировали смешными объемами, а на торжки нового города Ахмет соваться не решался, опасаясь ненужных встреч с бойцами Администрации. Однако Господни мельницы мелют медленно, но верно; и этот вопрос решился, как рано или поздно решаются все вопросы. Правда, весьма неожиданным образом.

В конце января город проснулся среди ночи от непривычно интенсивной стрельбы. Работало сразу несколько десятков стволов, в том числе несколько тяжелых, в районе Пентагона небо сплошь исполосовали трассы. Это была уже не перестрелка, это был бой, и бой яростный, до кости. Экономных, расчетливых очередей практически не было – лупили во всю Ивановскую, выдувая по полрожка за раз. Басом грохотали обе пентагоновские крышные зушки. Несколько гулких хлопков «Шмеля», одна заткнулась. …Во дела! Кто-то Пентагон прессует! Оба-на! Ни-и-и хуя себе – и вторую загасили!.. – отмечал про себя мгновенно сбросивший сонную одурь Ахмет, несясь на четвертый, к пулемету. – …Вот это зарево! Рубероид на крыше горит. Эх, зушки жаль, теперь им пиздец. Да че я их жалею, все равно мне бы не досталась ни одна…