Путь в Иерусалим - Ян Гийу

Арн, находившийся в нескольких метрах от своего наставника, инстинктивно почувствовал, что будет делать брат Гильберт, и по крайней мере в первый момент оказался прав. Разбойник, подняв секиру и держа ее обеими руками, направил косо сверху вниз — удар, который неминуемо был бы смертельным, если бы попал в цель. Но брат Гильберт два раза почти незаметно тронул шенкелем Назира, который мгновенно попятился. В результате секира рубанула воздух, сила собственного удара выбила разбойника из седла, и он, кувырнувшись, тяжело ударился спиной о землю.

Если бы это было на занятиях Арна с братом Гильбертом, на земле валялся бы сейчас Арн, и в следующее мгновение он почувствовал бы ногу учителя на своей руке, держащей меч, затем у него отняли бы оружие, а потом отчитали.

Но сейчас брат Гильберт остался в седле, спокойно сложив руки и придерживая повод Назира.

Униженный разбойник с бранью поднялся на ноги, снова схватил свою секиру и напал теперь уже пешим, впрочем, с тем же результатом. Он бросился на брата Гильберта, замахнулся, но в следующее мгновение обнаружил, что снова рубит воздух и вновь падает на землю. Сообщники грабителя не могли удержаться от смеха, что привело его в еще большую ярость.

Когда он взялся за оружие в третий раз, брат Гильберт успокаивающе поднял руку и пояснил, что никто не будет противиться воровству, если только оно является целью нападения. Но он хотел бы в последний раз предостеречь грабителей. — У вас есть выбор, — спокойно сказал он, одновременно заставляя Назира крутиться на месте, словно стремясь продемонстрировать, что новые атаки будут бессмысленны. — Если вы решите взять то, что собирались украсть, мы не будем препятствовать насилию. Но подумайте о том, что в этом случае вы отдаете себя дьяволу и становитесь преступниками, которым остается только ждать сурового королевского наказания. Если же вы раскаиваетесь, идите домой, и тогда мы простим вас и будем молиться за вас.

Но разбойник не хотел слышать ни о чем подобном. Он повторял, как заведенный, что добро с затонувших кораблей с незапамятных времен принадлежит приморским жителям, а люди, стоявшие рядом с ним, стали возбужденно потрясать своими копьями, мечами и вилами, и вдруг один из них бросил копье прямо в брата Гильберта.

Это было тяжелое, неповоротливое копье со старинным широким наконечником, и поэтому Арн успел предугадать то, что произойдет. Сидя в седле, брат Гильберт слегка отклонился в сторону, схватил копье на лету и направил его на шайку, словно он решил бросить копье в разбойников. Арн успел заметить, что у разбойников заблестели глаза, как обычно бывает от страха. Но брат Гильберт быстро опустил копье к своему колену, сломал его, как ломают маленькую лучинку, и бросил обломки на землю. — Мы слуги Божьи, мы не можем драться с вами, и вы это знаете! — выкрикнул он. — Но если вы все же хотите навлечь на себя проклятие на весь остаток вашей никчемной земной жизни, то берите то, что вы хотите у нас отнять. Мы не можем запретить вам это безумие.

У разбойников начался короткий совет. Человек с секирой побрел назад к своим сообщникам, и у них возник жаркий спор, а брат Гильберт подозвал к себе братьев и сказал, что если дело дойдет до драки, то каждый должен сам спасать свою жизнь и бежать прочь. Ничего другого им не оставалось. Арн получил строгое указание держаться на безопасном расстоянии от разбойников и, если начнется потасовка, скакать домой и рассказать о том, что случилось.

Разбойники не знали, как быть: они вполне могли забрать из тяжелого груза то, что хотели. Но они не могли убить всех свидетелей, как раньше убивали несчастных моряков, переживших кораблекрушение и оказавшихся на берегу, но в последний миг своей жизни обнаруживавших, что они — в руках разбойников, которые промышляют добром с затонувших кораблей. В данном случае нельзя было добраться до двух монахов, сидевших верхом. Поэтому они решили взять часть груза и надеялись, что, поскольку никто не будет убит, королевская месть не настигнет их только за то, что они чуть облегчат вес тяжелых повозок жирных монахов.

Сказано — сделано. Разбойники захватили все, что могли унести и что казалось им ценным, в то время как монахи, стоя в отдалении, молились за души грешников. Когда груз разграбили, а громко кричащие бандиты удалились, монахи заново погрузили на повозки то, что осталось, и продолжили путь в Школу Жизни.

После их возвращения отец Генрих написал жалобу конунгу Вальдемару, поведав о нарушении указа. Вскоре были посланы воины, чтобы взять виновных. Это оказалось легким делом. Большая часть ворованного добра была возвращена в Школу Жизни, а всех разбойников повесили.

Это событие произвело огромное впечатление на Арна и дало ему пищу для размышлений. Ему было жаль грабителей, пораженных смертным грехом — жадностью, которые сами навлекли на себя погибель и теперь испытывали вечные муки. Он понимал, что они чувствовали себя униженными, что добро с затонувших кораблей издревле по праву принадлежало им, прибрежным жителям, и потому им было тяжело сознавать, что чужеземные монахи отнимают у них этот источник дохода. Кроме того, они были пьяны. Хотя сам Арн не знал, что такое быть пьяным, некоторые братья иногда пили слишком много вина, как бы демонстрируя своим примером, что люди теряют от этого разум. За пьянство монахов наказывали, обрекая на месяц жизни на хлебе и воде, но Арну все равно казалось, что пьяный не может нести полной ответственности за свои поступки.

Однако Арн не мог понять, почему брат Гильберт так повел себя. Нападавшие были всего лишь рыбаками, которые ничего не знали об оружии, находившемся в их руках, по крайней мере, так считал Арн. Брат Гильберт мог бы без труда обезоружить их и обратить в бегство. Тогда они не смогли бы разграбить повозки, воинам короля не пришлось бы искать их и вешать. Разве не должна истинная любовь к ближнему заключаться в том, чтобы пытаться отвратить ближнего своего от неразумных поступков, если есть такая возможность?

Арн хотел обсудить это с самим братом Гильбертом, который должен был быть убежден в том, что поступил правильно, не удержав грешников от безумства.

Но Арн обратился к отцу Генриху.

Отец Генрих ничего не имел против того, чтобы Арн молился за души грешников: значит, мальчик осознает жизнь Иисуса Христа как пример для всех, живущих на земле. Это было хорошо.

Больше его беспокоило то, что Арн, очевидно, не понимал, почему брат Гильберт не мог применить силу. Член ордена, убивший другого человека, был потерян навсегда. Заповедь «Не убий» свята и нерушима.

Арн возразил, что Священное Писание изобилует невыполнимыми заповедями. Например, брату Ги Бретонцу до сих пор не удалось заставить датчан попробовать мидии. Как только Ги Бретонец приехал в Школу Жизни, в фиорде сразу же началось разведение мидий. Но до сих пор только братья и поедали их, готовя блюда тем или иным замысловатым способом, потому что даны, живущие вокруг Лимфиорда, утверждали: «А всех тех, у которых нет перьев и чешуи, не ешьте: нечисто это для вас» — согласно Пятой книге Моисеевой 14:8 или что-то вроде этого.