Том 12. Из Автобиографии. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма - Марк Твен

С совиршенным почтением редактор воскресного издания "Нью-Йорк геральд"

Дж.Р.Майнер".

Я тут же ответил Хигби и просил его разрешить мне быть его литературным агентом. Лопатой он орудует лучше меня - я сейчас расскажу об этом, - но когда нужно снять шкуру с издателя, здесь ему со мной не сравняться.

В приложенной копии редакционного письма Хигби внес поправки в орфографию джентльмена из "Геральда" и приблизил ее к своей собственной. Он сделал это крепко, основательно и без предрассудков. На мой взгляд, письмо только выиграло. Надо сказать, что уже шестьдесят лет, а быть может и больше, письмо без орфографических ошибок вызывает у меня отвращение. Главным образом потому, что единственное что я умел по-настоящему делать, когда был мальчишкой, - это писать грамотно. Преимущество, которое мне это давало, было пустым и ничтожным, и я рано привык относиться к нему равнодушно. Равнодушно же потому, что умение писать без ошибок - божий дар в чистом виде, - не требует труда и усилий. Когда что-нибудь достается в результате труда и усилий, этим гордишься как своим достижением. Когда же вам дано что-нибудь милостию божьей, то заслуга исключительно принадлежит ангелам, и у них, надо думать, вызывает приличное случаю удовлетворение и гордость, - ну а вы в стороне, ни при чем.

Хигби был первым, кто воспользовался моим гениальным и безошибочным способом поступать на работу. За протекшие с тех пор сорок лет я не раз подвергал этот способ строгой проверке. Насколько мне известно, он выдержал все испытания. Я мало чем так горжусь, как этим изобретением и тем, что, основывая его на свойствах людской природы, я оказался, очевидно, достаточно тонким психологом.

Мы с Хигби жили тогда в хижине у подошвы большой горы. Наша хижина не была излишне просторной; втроем (считая и печку) мы еле в ней помещались. Она не была и уютной - с восьми вечера и до восьми утра ртуть в нашем термометре успевала совершить очень длинное нисхождение. Мы искали серебро на холме, в полумиле от нашего обиталища, в компании с Бобом Хаулендом и Хорэсом Филипсом. Каждое утро, захватив с собой завтрак, мы отправлялись туда и трудились до вечера, подрывая породу, надеясь, отчаиваясь, снова надеясь и медленно, но верно проедая свои последние деньги.

Наступил день, когда деньги кончились, серебра между тем по-прежнему не было видно, и нам стало ясно, что придется добывать средства к жизни каким-нибудь другим способом.

Мне удалось получить место поблизости, на обогатительной фабрике. Я должен был просеивать песок с помощью лопаты с длинной рукоятью. Должен сказать, что я никогда не питал склонности к подобным лопатам. Я не мог научиться взмахивать этой лопатой как следует; в пяти случаях из десяти, песок вовсе не достигал грохота: он сыпался мне на голову и потом вниз, за шиворот. Это была отвратительная работа, но за нее платили десять долларов в неделю, не считая хозяйских харчей. Последнее я упоминаю не зря, так как дело не ограничивалось ветчиной, бобами, кофе, хлебом и патокой; каждый божий день нам давали компот из сушеных яблок, как если бы на неделе было семь воскресений. Но эта роскошная жизнь, эта вакханалия чувственных наслаждений быстро пришла к концу, и тому были две причины, каждая из которых в отдельности была совершенно достаточной. Я считал, что работа мне не по силам; хозяева со своей стороны считали нецелесообразным платить мне за то, что я сыплю себе за шиворот песок. Я был уволен как раз в тот момент, когда решил просить об отставке.

Если бы на моем месте был Хигби, обе стороны были бы довольны друг другом. Хигби был мускулистый гигант. Лопата с длинной рукоятью была для него все равно, что для императора скипетр. Он махал бы этой лопатой двенадцать часов подряд, не ускоряя дыхания, - вы не обнаружили бы у него учащенного пульса. Пока что Хигби сидел без работы и даже чуть приуныл.

- Ах, если бы мне только получить место на "Пионере"! - твердил он с тоскою в голосе.

Я спросил:

- Кем ты хочешь быть на "Пионере"?

- Да хоть бы чернорабочим. Они платят там пять долларов в день.

Я сказал:

- Если это все, что тебе нужно, я готов услужить.

Хигби был поражен.

- Ты хочешь сказать, - вскричал он, - что ты мог бы устроить мне это место, что ты знаешь тамошнего десятника? И все время молчал?!

- Нет, - сказал я, - я не знаю тамошнего десятника.

- Кого же ты знаешь? - спросил он. - Как ты собираешься добыть мне работу?

- Для меня это сущие пустяки, - сказал я. - Если ты сделаешь в точности, как я тебя научу, у тебя сегодня же будет работа.

- Я сделаю в точности, как ты мне скажешь, - сказал Хигби. - что бы там ни было.

- Хорошо, - сказал я. - Ты сейчас пойдешь на "Пионер" и заявишь, что хочешь получить место чернорабочего. Ты скажешь, что тебе надоело сидеть без работы, что ты с детских лет чувствуешь отвращение к праздности и не можешь жить без труда, - короче, что ты просто хочешь работать и не просишь за это никакого вознаграждения.

- Никакого вознаграждения?! - спросил Хигби.

- Да, - сказал я. - Никакого вознаграждения.

- Работать бесплатно?

- Да, работать бесплатно.

- Даже без хозяйских харчей?

- Даже без хозяйских харчей. Ты будешь работать бесплатно. Доведи это до их тупого сознания - совершенно бесплатно! Когда они поглядят на твои бицепсы, каждый десятник поймет, что ему привалило счастье. Работа тебе обеспечена.

- Нечего сказать, хороша работенка! - сказал Хигби негодующим тоном.

- Только что ты обещал делать, как я тебя научу, - сказал я, - и вот ты уже критикуешь меня. Ты сказал, что будешь выполнять все мои указания, что бы там ни было. Ты всегда держал слово, Хигби. Иди и работай.

Он сказал, что пойдет.

Ожидая, что выйдет из этой затеи, я внутренне волновался. Перед Хигби я делал вид, что уверен в успехе. Я играл перед ним уверенного в себе человека. Но я волновался. Снова и снова я повторял себе, что хорошо изучил человеческую натуру. Кто откажется от дарового рабочего такой гигантской физической силы? Час проходил за часом, Хигби не возвращался. Моя вера в успех росла. На закате он появился, и я с удовлетворением узнал, что расчет мой был безошибочным и увенчался полным успехом.

Хигби сказал, что сперва десятник так удивился, что не знал, с какого конца подойти к его просьбе, но потом овладел собой и сказал, что он рад оказать Хигби небольшую любезность, о которой тот просит.

- Сколько это будет тянуться? - спросил меня Хигби.

Я сказал:

- А вот сколько. Ты будешь работать изо всех сил, как если бы ты получал полную плату. Они не услышат от тебя ни малейшей жалобы. Ты даже словом не намекнешь, что не прочь получать хотя бы харчи. Это будет продолжаться день, два, три, четыре, может быть, пять или шесть - в зависимости от нервной системы десятника. Некоторые сдаются через два-три дня. Другие терпят укоры совести дольше. Найти десятника, который продержался бы две недели - нелегкое дело. Предположим для верности, что мы имеем дело с таким "двухнедельным" десятником. Но даже и в этом случае тебе не придется ждать двух недель. По всем приискам прокатится слух, что самый сильный рабочий в округе так любит трудиться, что с радостью выполняет бесплатно любую работу. Ты станешь местной достопримечательностью. Люди будут приходить отовсюду, чтобы поглядеть на тебя. Ты мог бы разбогатеть, взимая с них плату за погляденье, но ты не сделаешь этого. Держи высоко свое знамя. Когда десятники с других рудников увидят каковы твои бицепсы и поймут, что ты стоишь двоих, они предложат тебе работать у них за половину обычного жалованья. Ты скажешь об этом своему десятнику. Позволь ему проявить благородство и предложить тебе столько же. Если он промолчит, ты примешь их предложение. Помяни мое слово, Хигби, через три недели ты будешь десятником на любом руднике, по выбору, и будешь получать самую высокую плату во всей округе.

Все произошло в точности, как я предсказал, и я зажил припеваючи, даже не помышляя о том, чтобы испытать свое гениальное открытие на себе лично. Пока Хигби работал, я мог отдыхать. Его заработка хватало на нас обоих, и долгое время я вел праздную жизнь рантье, читая газеты и книги и лакомясь ежедневно компотом из сушеных яблок, как если бы на неделе было семь воскресений, - а что еще человеку нужно на этом свете?! Хигби был само благородство. Я не услышал от него ни единого слова упрека. Ему даже в голову не пришло посоветовать мне пойти поработать бесплатно и обеспечить себе местечко на руднике.

Это было, наверно, в 1862 году. Я расстался с Хигби в конце 1862 - или нет, пожалуй, в начале 1863 года - и отправился в Вирджиния-Сити, чтобы занять в "Территориэл энтерпрайз" место Уильяма Райта и выполнять за него обязанности единственного штатного репортера этой газеты, - сам Райт на три месяца уехал в Айову повидаться с семьей. Впрочем, обо всем этом я уже рассказал в "Налегке".