Великий притворщик. Миссия под прикрытием, которая изменила наше представление о безумии - Сюзанна Кэхалан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Омерзительная процедура. Когда Розмари покинула Университет Джорджа Вашингтона, она не могла ни ходить, ни говорить. Только после месяцев терапии ей удалось вернуть лишь самые основные движения. До конца жизни она хромала на одну ногу, из-за чего практически не могла передвигаться без посторонней помощи. Она общалась с помощью искаженных звуков, а позже освоила несколько простых слов. Розмари напоминала жертву инсульта, «картину, столь жестоко искромсанную, что ее едва можно было узнать. Она вернулась в инфантильное состояние, бормотала какие-то невнятные слова, часами сидела, сверля глазами стену. От девушки, которой она была, не осталось и следа», – писал журналист Лоренс Лимер в своей книге «Женщины клана Кеннеди»[61]. Она была живой, веселой и способной очаровать любого девушкой, любившей танцы и красивую одежду. Один биограф писал, что ее мать так переживала, что, возможно, из-за этого не навещала дочь более двадцати лет. В конце концов, семья перевела Розмари в школу для исключительных детей Святой Колетты в Джефферсоне, штат Висконсин. Это был одноэтажный кирпичный женский францисканский монастырь, в котором Розмари оставалась до самой смерти в 2005 году в возрасте 86 лет. Лечение Розмари Кеннеди легло пятном на ее семью. Позже Роза скажет, что случившееся с Розмари стало первой из многих трагедий, обрушившихся на ее семью. Оно принесло «клану Кеннеди только больше опасности, горя и смерти».
Розмари и «уход», который она получила в одной из самых уважаемых больниц страны, произвели сильное впечатление на ее брата Джека, будущего президента. В феврале 1963 года, за восемь месяцев до гибели в Далласе, президент Кеннеди заявил: «Сегодня я направил Конгрессу несколько предложений, которые должны помочь в борьбе с психическими заболеваниями и умственной отсталостью. Оба этих недуга долгое время отрицались. Они происходят чаще, затрагивают большее количество людей, требуют более длительного лечения, а также вызвают больше личных и семейных страданий, чем любая другая болезнь в американском обществе. Мы закрывали глаза слишком долго. Это беспокоило наше национальное сознание, но только как проблема, о которой не принято упоминать, но легко отложить, отчаиваясь в ее решении. Пришло время для больших национальных усилий. Сегодня для этого доступны новые медицинские, научные и социальные инструменты и взгляды».
Он стремился «вызволить людей из государственных учреждений, где их держали под стражей, и вернуть их в общество и родные дома, где им не грозят лишения и опасности».
Вместо монолитных больниц Джон Кеннеди подготовил федеральное обязательство создать сеть общественных учреждений, которые позволят людям с серьезными психическими заболеваниями жить за пределами лечебниц. Это предложение было основано на новых теориях общинной психиатрии, реакции на самое тяжелое время в современной истории. «Во время Второй мировой войны психиатры армии США заметили, что хронического военного невроза (сегодня мы называем его посттравматическим стрессовым расстройством) можно избежать, если лечить солдат в полевых госпиталях сразу за линией фронта, где они могли бы продолжать общаться со своими товарищами и откуда они могли бы скоро возвращаться в свои подразделения», – писал доктор Пол Эпплбаум в своей книге «Почти революция»[62]. Точно так же психиатры, поддерживающие общинную теорию, хотели, чтобы пациенты покинули государственные больницы и (в случае непродолжительного лечения) находились в отделениях неотложной помощи, в то время как пациенты, находящиеся на долгосрочном лечении, смогут вернуться в общество. Исследование, показавшее, что «длительное пребывание в больнице может оказать негативное влияние на пациентов, делая их “институционализированными”» (персонал Палаты № 11, основатели «Сотерии» и сам Розенхан были бы в восторге от таких слов), только способствовало этому. Кроме того, новые препараты позволили представить мир, в котором даже тяжелобольные могли принимать лекарства и жить полной жизнью за пределами больницы.
Когда Розмари покинула университет Джорджа Вашингтона, она не могла ни ходить, ни говорить.
«Вполне возможно, в течение одного-двух десятилетий мы сможем сократить число пациентов психиатрических учреждений на 50 % и более». С этими словами Джон Кеннеди подписал закон «Об общинной защите психического здоровья» 1963 года. Это был один из первых шагов к поэтапному отказу от психиатрических больниц, положивший начало «непрекращающемуся исходу библейского масштаба».
Пятьдесят процентов и более. Идея казалась крайне идеалистичной, но, учитывая то, что произошло на самом деле, она была довольно скромной.
Президент Линдон Джонсон продолжил дело Джона Кеннеди и в 1965 году подписал закон о создании Медикэр и Медикейд (федеральных программ страхования для пожилых и малоимущих) и назначил федеральное правительство на роль «плательщика, страховщика и регулятора» психиатрической помощи. Медикейд содержало оговорку, категорически запрещающую использовать федеральное финансирование для психиатрических клиник, в которых было более шестнадцати коек. Это означало, что большинство государственных больниц, в которых почти всегда было больше шестнадцати коек, не получат федерального финансирования. Штаты, понявшие, что могут передать затраты на уход и лечение федеральному правительству, если закроют больницы (или хотя бы ограничатся содержанием самых больных), стали выписывать пациентов и закрываться в беспрецендентные сроки, заставляя психически больных бороться за ограниченное число мест в психиатрических отделениях больниц общего профиля, а самых больных и старых отправляли в дома престарелых, финансируемые программой Медикейд. Исключения из системы учреждений психических заболеваний по-прежнему редки, а потому Медикейд остается крупнейшим в стране источником финансирования службы охраны психического здоровья. Все это приводит людей с серьезными психическими заболеваниями к еще более «медикализированному лечению» (например, к переполнению отделений неотложной помощи) и к тенденции на приватизацию качественной психиатрической помощи, продолжающейся и по сей день. Несмотря на принятие федерального закона «О паритете психического здоровья» 2008 года, теперь страховые компании возмещают специалистам в области психического здоровья по восемьдесят три цента за каждый доллар, потраченный на первичную медицинскую помощь, поэтому по страховке работают лишь чуть больше половины психиатров (и 89 % остальных медицинских работников).
В то же время защитники гражданских прав подали иски против больниц в интересах защиты прав человека. В 1972 году в Вашингтоне группа юристов основала Центр Базелона за закон о психическом здоровье, занимающийся правами людей с отклонениями. Пациенты, интересы которых ранее никто не представлял в суде (помните, как Розенхана вынудили отказаться от своих прав при госпитализации?), получили целую армию адвокатов, оберегающую их от больниц или помогающую им как можно скорее выписаться. Ряд знаковых правовых актов, включая закон Лантермана-Петриса-Шорта, с которым в больнице столкнулся Билл, помогал пациентам лечиться в «наименее ограничительных условиях» с минимальным соотношением больных и персонала. Более строгие правила госптализации требовали, чтобы пациенты либо были «серьезно искалечены», либо представляли непосредственную угрозу для себя или других лиц. Смутные представления о голосах, говорящих «Стук. Пустой. Полый», конечно же, больше не годились. В 1971 году