В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен

Когда нам, пехотинцам, приходилось противостоять этим машинам, то мы ощущали себя, как Давид, вышедший с пращой против Голиафа. Только действовать нам приходилось иными методами. Когда мы находились в траншеях и русские танки заставали нас врасплох, мы просто вжимались в свои окопы и позволяли им проехать над нами. Сразу после этого нам приходилось иметь дело с русскими пехотинцами, сопровождавшими танки. Завязывался ближний бой, в ходе которого мы также старались уничтожить и танки, атакуя их сзади. Все это было смертельно страшно и требовало стальных нервов, но зачастую приносило результат. Правда, мы при этом почти всегда несли крайне высокие потери.

Надо заметить, что все дивизии, корпуса и армии войск СС подчинялись командованию вермахта. И хотя эсэсовцы были экипированы и вооружены ничуть не лучше, чем обычные солдаты, но именно от войск СС ждали наибольшего напора в атаке и в обороне. Когда на каком-то участке возникала критическая ситуация, то туда направляли бойцов войск СС, действия которых порою спасали целые сектора Восточного фронта. Но удавалось это ценой огромных потерь. «Когда позади была лишь половина войны, треть бойцов изначальных дивизий войск СС уже лежали в русской земле», — отмечал Хайнц Хене в своей книге «Орден „Мертвой головы“».

Эти слова можно было применить и к нашей части. Тем не менее самые сложные недели через некоторое время остались позади, и зима ослабила свою ледяную хватку. Все вокруг по-прежнему было белым от снега, но морозы ослабли. В конце января и начале февраля к нам наконец поступила так давно обещанная нам зимняя одежда, собранная жителями Германии. Среди нее оказались замечательные меховые шапки, ватные куртки, зимняя обувь и теплые шерстяные свитера, а также вязаные подшлемники — результат спешной и самоотверженной работы немецких девушек и женщин. Однако все эти вещи дошли до нас слишком поздно.

23 февраля 1942 года генерал Гальдер, возглавлявший Генеральный штаб сухопутных войск Германии, писал в своем дневнике: «Сегодняшний день был особенно тихим». Наверное, именно так этот день и прошел у него на КП в Восточной Пруссии, однако у нас все было совершенно иначе. 23 февраля стало для нас днем исключительного кровопролития, когда Красная Армия атаковала наши позиции всеми имевшимися у нее средствами. И именно в этот день мой друг Робби получил очень тяжелое ранение.

В тот день он выполнял роль связного. Наш сержант беззвучно упал, мгновенно погибнув от пули, попавшей ему в сердце, и в тот же миг я услышал, как позади меня взорвалась мина, выпущенная из миномета. Сразу за взрывом я услышал голос Робби, он звал меня к себе. Как только я подбежал к нему, Робби с трудом улыбнулся, но его улыбка выглядела жалкой и болезненной. Он не хотел меня слушать, когда я стал утешать его, говоря, что, благодаря ранению, его теперь отправят в отпуск домой. Робби попросил меня, чтобы я пообещал навестить его семью, если он умрет. Он страдал от ужасной боли, и я не мог ему ничем помочь. Вокруг нас беспрестанно взрывались мины и не умолкали пулеметы.

Это были ужасные минуты, но наконец мне удалось оттащить Робби из зоны огня. Его положили на покрытые соломой сани. Лежа на них, защищенный от ветра высоким сугробом, он должен был дожидаться, пока его с другими ранеными отправят в полевой госпиталь. Чтобы мой друг не замерз, я накрыл его толстым покрывалом, натянув его ему на лицо, которое успело пожелтеть от начавшегося обморожения. В этот момент я был твердо уверен, что увижу Робби снова живым и здоровым. Однако перед тем, как его увезли, я вдруг разглядел на его лице выражение, которое видел уже много раз прежде на лицах умирающих. Это было странное выражение удивления и нежелания поверить в то, что скоро все в этом мире для них будет кончено.

Я не мог оторвать взгляда от своего друга, мне хотелось долго смотреть ему вслед. Но этого я уже не мог себе позволить в том аду, что творился вокруг меня. Чтобы выжить, нужно было продолжать сражаться. И мне оставалось только отчаянно молиться за Робби.

Через несколько дней мы были вынуждены отойти на другие позиции. У нас появилась возможность отдохнуть и согреться в деревенских хатах, стоявших у дороги. Там к этому моменту размещался пункт медицинской помощи вермахта. Больные и раненые дожидались здесь транспорта, который доставит их в госпиталь. Внутри было тепло, и мы наконец почувствовали облегчение после трудного боя. Услышав мою речь, сержант медицинской службы сказал:

— У нас здесь был парень с таким же акцентом, как у тебя. Ты голландец?

Я был удивлен и обрадован. Неужели это Робби? Чтобы уточнить, я назвал его имя.

Сержант согласно кивнул и добавил:

— Он лежит там.

Посмотрев на его руку, я понял, что сержант указывает за окно.

— Никто не смог бы выжить с таким количеством шрапнели, какое было в нем, — сказал сержант сочувственно. — Он держался очень мужественно.

Я долго стоял над только что вырытой могилой Робби. Его последний приют оказался скромным. Это был покрытый снегом холм у дороги в бескрайней России. Я не знаю, как долго я стоял у его неприметной могилы, не в силах смириться с тем, что больше никогда не увижусь с ним. Над могильным холмиком возвышался простой березовый крест. Такой же простой была и надпись на нем: «СС шутце Роберт Райлинг, пал 1 марта 1942 г.»

В июне его семья получила письмо от немецкого отделения Красного Креста, сообщавшее о происшедшем: «Немецкое отделение Красного Креста с сожалением вынуждено сообщить вам, что, согласно полученным нами сведениям, СС шутце Роберт Райлинг умер от ран, полученных в бою, в 4 часа ночи 1 марта 1942 г. на главном пункте первой медицинской помощи в деревне Сосно. Место его захоронения находится в двухстах метрах восточнее школы в Сосно у дороги Малоархангельск — Дросково. Сердечно соболезнуем вам и вашей семье. Хайль Гитлер!»

Копию этого письма я храню по сей день. Последнюю волю Робби мне удалось выполнить только через несколько месяцев. Во время своего первого отпуска домой я немедленно отправился к его родителям на север Голландии. Мне было нелегко ехать к родителям и братьям Робби с последним приветом от него. Но я был удивительно тепло встречен его семьей в их большом особняке под Гронингеном. И они даже подарили мне многие вещи, которые у них были приготовлены для Робби.

Я гостил у них несколько дней. За это время мне приходилось снова и снова рассказывать о том, что нам доводилось пережить вместе с Робби. И тогда же меня охватила первая большая любовь в моей жизни. С сестрой Робби мы влюбились друг в друга практически с первого взгляда. А когда я окончил гостить у них, наш роман продолжал развиваться по переписке, а также мы встречались во время моих коротких солдатских отпусков.