23 - Игорь Лесев

– Но оно все равно сбылось, – я весело подмигнул Алисе.

– Конечно, Витенька. Ведь если бы оно не сбылось, я бы не стала гулу, а давно бы уже умерла и сейчас не разговаривала бы с тобой. Весной 1918 года началась Гражданская война, а через три года к нам в дом ворвалась отступавшая от отрядов аратов банда Бердыева. Они попросили, чтобы кто-то из сыновей Дажа провел их к границам Монголии, минуя засады аратов. Но отец собирался идти на север к Хам-Сырским озерам и на этот раз ему нужна была вся его семья. Он отказал Бердыеву в его просьбе. Тогда казаки Бердыева изнасиловали меня, моих сестер и мать, а Дажа с братьями жестоко избили прутами, отрезали уши и выкололи глаза. Затем нас заперли в избе, и Бердыев велел сжечь всю нашу семью живьем. Когда изба наполнилась дымом, Даж велел Томпан, чтобы та ради великого сострадания избавила от мук огня своих детей и задушила их собственноручно. Томпан плакала, но не могла ослушаться своего мужа и по очереди задушила своих изуродованных сыновей и дочерей. Когда Томпан задушила меня, Даж обнял свою жену, поцеловал ее в лоб и со светлой улыбкой свернул ей шею. Затем Даж взял мое тело на руки и стал стучать в дверь, умоляя Бердыева выпустить его с дочерью, клянясь, что взамен покажет его банде тропу в Монголию.

Во всем этом рассказе меня удивляло две вещи, зачем Даж умолял выпустить его с уже мертвой дочерью и как он собирался показывать разбойнику Бердыеву дорогу в Монголию, когда ему выкололи глаза. Тем не менее никаких вопросов я задавать не стал, а продолжал слушать пусть и странный, но все же интересный рассказ человека, подозреваемого мною в психическом расстройстве.

Алиса поднялась с дивана и стала прохаживаться по комнате, продолжая свой рассказ уже более высоким голосом:

– Даж взял меня на руки и сказал Бердыеву, что сейчас прямо на юг в Монголию идти опасно – там находятся засады аратов. А потому необходимо идти на север, к Хам-Сырским озерам, только так можно обойти отряды аратов и потом повернуть обратно в Монголию. Мы шли шесть суток на север. Из более чем тридцати человек банды Бердыева осталось только двенадцать. Каждое утро отряд недосчитывался нескольких человек. Люди пропадали ночью. Сначала Бердыев думал, что они просто убегают, и на третьей ночевке он велел выставить сменные караулы. Но и они стали пропадать. Все очень нервничали, часто грозились убить Дажа. Больше всего их раздражало, что он нес мое мертвое тело в глубь тайги. Даж сказал, что донесет меня до Хам-Сырских озер и только там похоронит, а если они силой отнимут меня у него, он проклянет их всех и никто не сможет вернуться из тайги. На седьмые сутки мы вышли к озерам. От меня исходил неприятный запах, я разлагалась прямо на руках отца, но все к этому времени были настолько подавлены волей Дажа, что боялись возразить ему хоть в чем-то. Мы дошли до дальнего озера Чазакаш. Даж сказал, что совершит здесь обряд омовения и поведет их в Монголию.

– И что произошло дальше?

– А дальше, Витенька, Даж совершил омовение, и я стала гулу.

– Каким образом?

– Душа, Витенька, по христианской традиции, отлетает из тела на третий день. Но если тело не хоронить, а регулярно соприкасаться с ним, причем тому, кто был ему близок при жизни, душа никуда не отлетает, а становится гулу, заложницей телесной оболочки.

– Паразитом?

– Можно и так сказать, Витенька.

Алиса перестала ходить по комнате и, остановившись, посмотрела на меня. От ее взгляда мне стало холодно, я тоже поднялся со стула.

– Красивая история, в психлечебнице ее оценят. Я, правда, так и не услышал, как ты стала гулу. – я снова перешел на «ты».

– Даж начал читать в полночь безумные стихи, приказав отряду заснуть. Всем. Кроме Бердыева.

– А Бердыев что делал?

– Бердыев, Витенька, совершил главную ошибку в своей жизни. Он назвал Дажу свое имя.

– И ты стала гулу?

– Да, Витенька.

– Как?

– Как, Витенька? А как стать гулу и оживить самого любимого человека, написано в этом желтом блокнотике, – и Алиса указала взглядом на блокнот, лежащий под моими ногами.

– А почему ты все время называешь меня по имени?

– Готовлю, Витенька, тебя.

– К чему?

Незаметно для себя я стал верить в рассказ о гулу.

– К омовению. Скоро в твоем теле, Витенька, будет жить новый гулу. Тело должно принять его ласково, так же ласково, как звучит твое имя, Витенька.

– Новый гулу? – мой голос прозвучал сдавленно. – Димка Обухов? Но вы ведь сами сказали, чтобы стать гулу, нужно все это время не хоронить человека, и его близкий должен постоянно соприкасаться с ним. Димку ведь почти год уже как похоронили.

Я все время называл Алису то на «ты», то на «вы», уже сам запутался, кто на самом деле передо мною стоит.

– А его, Витенька, и не хоронили. Он уже стал гулу. За моей спиной послышался скрежет открываемого дверного замка. В прихожей послышались тихие шаги. Я оглянулся. На пороге стоял Игорь Шест.

Глава 24

БЫВШИЕ ДРУЗЬЯ

16 апреля. Воскресенье. Ночь

Тук, тук, тук. Тук, тук, тук. Тук, тук, тук. Господи, что происходит? В квартире находятся девушка, которую я полюбил, и мой лучший друг! Отчего же я так боюсь?! Ну же, Алиса сейчас рассмеется и скажет, что хотела меня найти, но каким-то невероятным образом встретила Игорька, и они вдвоем решили меня разыграть. А Игорек сейчас рассмеется и.

– Привет, парниша!

Парниша… Я мгновенно мысленно перенесся в школьное время, в свой 9 «А» класс. Во мне взыграла вся гамма эмоций отвращения того маленького Вити Лескова, который так ненавидел Обухова, ненавидел его презрительно-насмешливое «парниша», ненавидел эту мерзкую улыбку… Я смотрел на Шеста. Да, Игорь не умел так гадко ухмыляться. Я поймал себя на мысли, что подумал об Игоре в прошедшем времени. Это та самая противная улыбка из моего детства. Это Обухов.

Я оглянулся в сторону Алисы (или Анилегны, я уже не знал, кем ее считать). Она сидела на корточках и аккуратно заметала маленькой щеточкой землю на ситцевый платок.

Улыбнувшись, она проговорила:

– Витенька, все будет хорошо. Не переживай, деточка. От ее слов мне стало еще паскудней. Я лихорадочно думал, что мне делать, и с каждой секундой приближался к мысли о безысходности своего положения. Тем временем, Алиса собрала землю на платок и аккуратно положила его на стол передо мной. Затем она нагнулась к сумке, с которой еще минут сорок назад собиралась пойти со мной на кладбище, и стала доставать из нее и также аккуратно складывать на столе предметы: белую веревку с узелками (кажется, их было шесть), две колбы, здоровенную цыганскую иглу, куриное яйцо и какой-то прозрачный пакет с порошком.