Приговор Лаки - Джеки Коллинз

Мэри — безвинная жертва, а посмотри, что они о ней пишут!

— Знаешь, Стив, чего я совсем не понимаю, так это какое отношение ко всему этому имеет Джино, а ведь газетчики и про него не забыли. Недавно я прочитала в одном вонючем листке, что он был и остается крестным отцом мафии и что я застрелила Энцио Боннатти по его приказу, потому что Джино нужно было убрать конкурента. Но ведь все знают, что это была самооборона!

— Самооборона? — Стив хмыкнул. — Между прочим, я тоже побывал там, где это случилось. Ты не забыла?

— Эй, эй, Стив! — с негодованием воскликнула Лаки. — Ведь он же пытался изнасиловать меня! Негодяй получил то, что заслуживал.

— И его смерть, разумеется, не имела никакого отношения к тому факту, что именно Энцио Боннатти приказал убить твою мать, брата и любовника, — спокойно заметил Стивен.

— Энцио Боннатти получил по заслугам, — твердо повторила Лаки.

— Так я и написал в своем заключении.

— Что ж, тебе виднее, ведь ты был тогда помощником окружного прокурора, братик, — едко заметила Лаки.

— Уверяю тебя, тогда я этого не знал, — рассмеялся Стивен. — И никто не знал, иначе версия о мафиозных разборках могла получить неожиданное подтверждение. Один Сантанджело покрывает другого… что же еще нужно?

— Ну разве это не перст судьбы?! — сказала Лаки, не скрывая своего торжества.

Глава 19

Когда Прайс вышел из машины в сопровождении адвоката, своего агента по рекламе и двух телохранителей и стал подниматься по ступеням лестницы в здание суда, репортеры, караулившие у дверей, пришли в настоящее неистовство. В воздухе пахло крупной сенсацией, и газетчики не собирались пропустить ни одной подробности. Едва завидев Прайса, они толпой ринулись ему навстречу, а зависшие в небе вертолеты опустились еще ниже и едва не задевали шасси за крышу здания.

— Никаких комментариев, никаких комментариев… — как заведенный повторял Говард Гринспен, пока два дюжих телохранителя прокладывали дорогу в толпе.

К счастью, Тедди удалось провести в зал суда заранее. Прайс не хотел, чтобы газетчики атаковали его сына, и адвокат взялся все устроить. Ему это удалось, но Прайс знал, что это лишь отсрочка. Рано или поздно о Тедди тоже начнут писать такие же чудовищные вещи, какие сейчас писали о нем, и ничего поделать с этим было нельзя. Выход был один: во что бы то ни стало добиться полного оправдания Тедди. В противном случае на собственной артистической карьере Прайса можно было ставить крест.

Накануне Гринспен предложил, чтобы Джини тоже поехала в суд вместе с ними, но Прайс отказался наотрез.

— Я не хочу, чтобы какой-нибудь ретивый папарацци сфотографировал меня с этой жирной свиньей, — заявил он.

— Но это может положительно сказаться на вашей репутации, — заспорил адвокат. — Да, мисс Джини действительно… гм-м… располнела, но это означает только то, что каждая толстуха Америки будет подсознательно отождествлять себя с ней.

— Черта с два все толстые бабы Соединенных Штатов будут отождествлять себя с Джини! — вспылил Прайс. — Они хотят выглядеть как Уитни Хьюстон, а не как эта расплывшаяся свиноматка. Короче, я не желаю, чтобы меня фотографировали вместе с ней, — и точка! И не уговаривайте меня.

— Но вам все равно придется сидеть рядом в суде, — напомнил Говард Гринспен.

— Как будто этого мало! — фыркнул Прайс. — Между прочим, я еще и плачу за это сомнительное удовольствие, но от остального меня избавьте.

В качестве второго адвоката они наняли Мейсона Димаджо, специализировавшегося на уголовном праве. В этой области он не знал себе равных не только в Лос-Анджелесе, но и, пожалуй, во всей Калифорнии. Крупный, осанистый, загорелый, Димаджо при любых обстоятельствах оставался в буквальном смысле слова заметной фигурой, а его привычка надевать к строгому деловому костюму широкополую ковбойскую шляпу просто гипнотизировала присяжных. Послужной список у него тоже был весьма внушительным. Его стараниями вышли на свободу сестры-двойняшки, застрелившие родного дядю только для того, чтобы взять его «Феррари» и доехать до ближайшей дискотеки. Он добился минимального наказания для женщины — серийной убийцы, которая отправила на тот свет четырех богатых мужей. Ему удалось спасти от пожизненного заключения мужчину, на совести которого были двое убитых полицейских.

Правда, свои услуги Димаджо оценивал очень высоко, но его умение представить любое дело так, будто жертва сама спровоцировала преступление своим поведением, стоило того.

— Не беспокойтесь ни о чем, — заявил Димаджо Прайсу на предварительной встрече. — Вам это обойдется недешево, но ваш сын будет оправдан. Я за это ручаюсь.

— Чем скорее это произойдет, тем лучше, — ответил Прайс. — Я не хочу, чтобы дело слишком затягивалось.

— Дело и так будет рассматриваться в ускоренном темпе — так распорядился окружной прокурор, — сказал Димаджо, сверкнув белозубой улыбкой. — Быстрее просто невозможно.

— А что с девчонкой? Ее адвокат не сможет затянуть дело?

— У Милы Капистани — государственный защитник, назначенный судом. Довольно беспомощная личность. — Последовала еще одна улыбка. — В общем, мистер Вашингтон, вам совершенно не о чем волноваться. Ваш сын выйдет из этой истории чистеньким, как Божья Матерь после купели иорданской.

Тедди знал, что выглядит как последний дегенерат из казенного заведения для дебилов. Перед тем как ехать в суд, его нарядили в глухую белую рубашку и строгий синий костюм, какие он видел только у самых распоследних маменькиных сынков. Кроме того, его заставили коротко подстричься — по-настоящему коротко, а Мейсон Димаджо настоял, чтобы Тедди надел очки. Со зрением у него было все в порядке, поэтому адвокат достал где-то очки с простыми стеклами, которые, по его мнению, придавали Тедди вид вдумчивого учащегося престижного колледжа, а не уличного бандита.

— Когда тебя вызовут для дачи показаний на свидетельское место, — инструктировал его Димаджо, — ты должен будешь последить за своей речью. Никакого трепа, никакого жаргона. И никаких «черных штучек», если ты понимаешь, о чем я…

— Нет, не понимаю, — с вызовом ответил Тедди, который никак не мог решить, нравится ему этот шумный и властный тип или нет.

— Думаю, прекрасно понимаешь, — отрезал Мейсон. — И вообще, Тедди, запомни накрепко: если будешь во всем меня слушаться, то выйдешь на свободу, а девчонка останется в тюрьме. Но если ты начнешь своевольничать, может получиться, что в тюрьме окажешься именно ты. Не забывай, что сочувствие присяжных изначально будет на стороне этой Капистани, а не на твоей.