Дурная кровь - Карина Сергеевна Пьянкова

и вот он, предсказуемый результат.

      ГЛАВА 7

      Старые грехи

      Пару минут Кройц не произносил ни слова, а потом я услышала:

      - Давай спать, Дюпон.

      Все верно. Пора спать.

      - Почему ты зовешь меня Дюпон? - спросила я, не выдержав?

      Ответ меня удивил.

      – Потому что ты не Уайт, – отрезал пес. – Ты Дюпон. И должна была с самого рождения жить среди Дюпонов. Быть одной из этой чокнутой семейки, которая изрыгнула из себя твою мать. Ты просто не можешь зваться Уайт. Ложись спать, Дюпон. И желаю тебе не видеть снов.

      Я легла. Не потому что послушалась его, просто была слишком вымотана всем произошедшим, и сил не осталось даже на то, чтобы просто держать глаза открытыми. Моя жизнь с каждым днем становилась все безумней и безумней.

      Быстро приняв душ и переодевшись в пижаму (Господи, спасибо, что я все еще предпочитаю «детские» пижамы), я упала на кровать.

      – Милые единороги, – прокомментировал мой наряд Кройц и выключил свет.

      Еле удержалась от резкости. Просто спряталась за пологом от своего непрошеного соседа по комнате. Дались ему мои единороги...

      Полог был плотным, тяжелым, поэтому темнота внутри оказалась абсолютной. Заснула я, кажется, мгновенно.

      Пожелание пса не сбылось.

      Сон пришел ко мне...

      В первый момент я испытала сильнейший шок.

      Передо мной... Нет, разумеется, не передо мной, перед Гранд-мастером стояла моя мать. Анаис Прекрасная. Чума Дюпон.

      Гранд-мастер и мама стояли на набережной. Солнце нещадно палило, казалось, будто еще немного — и асфальт начнет плавиться под ногами.

      Прежде глазами вампира я видела только темноту ночи. Как странно оказалось понимать, что солнце уже не причиняло ему вреда...

      Однако куда больше меня интересовала она. Моя мать. Та, которую в Новом Орлеане так и не смогли позабыть.

      Она казалась... настолько совершенной, что у меня дух перехватило. Теперь я уже могла понять тех мужчин, которые готовы были абсолютно на все ради нее. Фотографии не передавали и сотой доли ее красоты.

      Волосы сияли золотом в солнечных лучах. Искрились весельем зеленые глаза. Ее кожа была слишком светлой для уроженки Луизианы. Ею можно было любоваться как самым совершенным на земле произведением искусства.

      Мне никогда не стать такой же. Не стать идеальной. Не стать красивой.

      - Donc, tu m'a trouvé, jeune fille6, - равнодушно произнес Гранд-мастер, старейший вампир Нового Орлеана.

      На этот раз он казался иным, не тем несчастным и растерянным парнем, который против собственной воли стал чудовищем. В душе Гранд-мастера было странное, почти мертвое спокойствие.

      - Надо сказать, это было не так уж легко... - с легкой тенью самодовольства произнесла Анаис, тонко улыбаясь. - Портретов не сохранилось. Франсуа неплохо поработал над тем, чтобы все забыли о том, что его брат приехал вместе с ним. А жаль. Твое изображение украсило бы «Белую розу». Я ожидала много, но не того, что мой предок окажется настолько... впечатляющим.

      Сколько же ей было? Восемнадцать? Она ведь родила меня рано...

      –  Франсуа умел добиваться желаемого, - откликнулся негромко вампир. Это все еще было больно — помнить о том, что горячо любимый брат уничтожил всю память о нем. - Должно быть, это в крови у Дюпонов.

      Внезапно я поняла, что он знал все о них. О нас. О Дюпонах, потомках своего брата.

      Анаис Дюпон рассмеялась, сверкнув белоснежными зубами.

      –  Ты хотел сказать, у нас в крови. Ты Дюпон.

      В душе вампира шевельнулось неприятное подозрение. Он знал, кто она. Он знал, кем была моя мать. Чудовищем. И он прекрасно понимал: Анаис Дюпон искала его не из праздного любопытства. Я тоже не сомневалась, что моя мать пришла к Гранд-мастеру с конкретной целью.

      –  Я уже слишком давно мертв, чтобы меня можно было назвать Дюпоном. Чего ты хочешь?

      Взгляд Анаис изменился. Стал хищным...

      –  Сделай меня такой же.

      Он только рассмеялся. Тем самым мелодичным нечеловеческим смехом, который когда-то так сильно пугал Франсуа Дюпона.

      –  Сделать кого-то вроде тебя вампиром? Ты бредишь. Ты и без того монстр, я не дам тебе еще и клыки.

      Глаза моей матери стали холодными, будто у змеи.

      –  Какая тебе разница?

      Вампир ответил просто:

      –  В Новом Орлеане достаточно чудовищ. Не хочу давать одному из них еще больше сил.

      Он... Господи, Гранд-мастер был полностью уверен, что Анаис Дюпон, моя мать, потомок его брата, куда опасней его самого. Бесчувственней. Злее. Кровожаднее.

      –  Тебе ли печься о том, сколько в этом городе чудовищ? - насмешливо вскинула тонкую бровь моя мама. –  Тебе вообще не должно быть до всего этого дела, дядя. Я бы могла назвать тебя дедушкой... Но ты слишком хорошо сохранился для этого слова.

      Вампир усмехнулся. Зло, горько... Ему-то как раз было дело до моей матери. Ему было дело до всех Дюпонов в этом городе.

      Франсуа отрекся

      –  Твой отец покончил с собой. Твоя сестра Жаннет стала калекой, а Вирджини теперь бесплодна, - ровным голосом перечислял Гранд-мастер прегрешения Анаис Дюпон. И это было лишь то зло, что она причинила собственной семье. Чужих она тоже не щадила.

      Мне... Мне стало даже не по себе от того, что я узнала... И я чертовски хорошо понимала тетю Жаннет.

       – Мне нет дела до многого, но не до Дюпонов. Ты заигралась в свои кровавые игрушки. И новой не получишь. Уходи, Чума.

      В глазах моей матери разгорелось адово пламя.

      –  Я хочу остаться в этом городе! Я принадлежу ему! Но меня выставляют! Это мой город! И если ты сделаешь меня такой же...

      Он не ценил пафоса, этот вампир, навсегда оставшийся юношей.

      –  Ты не станешь вампиром.

      Анаис Дюпон сжала кулаки и буквально выплюнула ему в лицо.

      –  Откажешь ты — согласится кто-то другой!

      Пустая угроза. Совершенно бесполезная.

      –  Да? - насмешливо переспросил Гранд-мастер потомка своего брата. - Именно поэтому ты потратила столько времени, чтобы найти меня, хотя встретиться с любым другим из моего племени было на порядок проще?

      На лице мамы вместо прежней трепетности проступило спокойствие и уверенность.

      –  Не