Я дрался с Панцерваффе. "Двойной оклад - тройная смерть!" - Артем Драбкин

Ранен я был в ногу, чуть выше колена. На пароме переправились через Волгу. Рассказывали, что, когда дивизию отвели на правый берег, в строю оставалось 191 человек из десяти тысяч, вступивших в бой.

Привезли меня в Томск. Там я лечился три месяца. Очень хотелось на фронт, потому что было скучно и голодно. У нас каждую неделю показывали два кинофильма: "Чапаев" и "Светлый путь". В январе меня выписали. В тот же день начальник госпиталя получил телеграмму от начальника артиллерии 10-й дивизии НКВД, или, как она уже стала называться, 181-я стрелковая Сталинградская дивизия, подполковника Цыганкова с просьбой направить меня после излечения обратно в нашу дивизию.

С трудом добрался до Челябинска, где дивизия стояла на переформировке. Вскоре нас погрузили в эшелоны и в конце февраля выгрузились в районе Ельца. Оттуда совершали десятидневный ускоренный марш под Севск, где немцы окружили кавалерийский корпус. Полковая батарея, которой я командовал, была на конной тяге, а лошадей всего было по две на орудие вместо положенных четырех. Приходилось расчетам впрягаться в лямки и тащить орудия. Трудно было. На дорогах заносы. Мобилизовали население на расчистку дорог. Один раз встретили генерал-полковника Рокоссовского. Он ехал на машине. Остановился. Кричит: "Кто командир?!" Я подбегаю, докладываю: "Командир полковой батареи 271-й стрелкового полка лейтенант Волошин". - "Что такое?! Почему так медленно идете?!" - "Лошадей нет, заносы". Уехал. На следующий день приходит приказ: "Отбирать лошадей в совхозах. Давать им расписки о том, что лошади будут возвращены". Помню, пришел к председателю одного колхоза. Он мне говорит: "У меня только 3 лошади". - "Мы забираем". - Он показывает на одну. - "Эта же хромая!" - Солдату командую провести лошадь. Оказалась действительно хромая. - "Забираем две лошади". - У него на глазах слезы. "Вот вам расписка". Зачем она ему? Ему пахать через месяц... Вот так наскребли лошадей на батарею. Подошли к Севску. Вдоль дороги стали встречаться то справа, то слева лошади, все вверх ногами - замерзли. Начали снимать с них седла. Обувь у нас уже паршивая была - снял седло, считай, будешь с сапогами. Мне там сапоги сделали. Полк занял оборону правее Севска. В обороне батарея один раз обеспечивала разведку боем. Вообще и мы, и немцы плохо там воевали. Завшивели. В ротах половина людей заболела тифом. У меня в батарее было 80 человек. Из них половина заболела. А весна холодная была. В дома набивались так, что чуть ли не в несколько слоев спали. В конце марта я тоже заболел. Весь апрель лежал в санчасти. Волосы вылезли. Но все же в конце апреля я уже встал, стал ходить. Помню, хотел какую-то палку перепрыгнуть, но зацепился и упал - ноги не держали. Есть хотелось все время. Мясо было, поскольку было много побито коров, телят, но не было соли, а говядина без соли невкусная. И зашли мы как-то с командиром еще одной батареи к командиру батальона. Он угощает вкусным мясом: "Николай, где ты взял соль?" - "Это конина". Командир батареи побежал на улицу - его тошнило. Ведь до войны считалось, что конина - это несъедобное мясо. Помню, что комиссар батареи уехал на курсы. Так я написал ему письмо, чтобы прислал мне соли. Ему удалось это сделать, прислал такие дробиночки - соль крупного помола. Я помню, в рот возьмешь эту дробиночку и ходишь, сосешь ее. Такой деликатес!

Как был организован быт на фронте? Удовлетворительно. Или, можно сказать, посредственно, хотя начальство думало, что хорошо. А в 1942 году кормились подножным кормом. Просили везде, где можно. Помнишь кино "Они сражались за Родину", где Шукшин хотел что-то достать? Вот такие случаи были постоянно.

В мае месяце нас отвели в резерв, а в июне вывели в тылы 13-й армии. Приказали занять оборону и ждать приказа. До нас немцы не дошли - выдохлись, а 15 июля уже мы пошли в наступление. Я со своей батареей поддерживал батальон. Он продвинулся где-то на километра три и завяз в бою. Я решил их подогнать. Переправились через небольшой ручеек, протекавший в лощинке, и, поднимаясь на бугор, заметили два немецких танка, направлявшихся в нашу сторону. Успели развернуть орудия, замаскировать их, и когда танки подошли метров на 200, мы их сожгли. Я решил, что дело сделано и можно двигаться вперед. Пушки подцепили, стали выезжать на пригорок и попали в засаду. Немецкий танк первым же выстрелом разбил первое орудие. Я только увидел, как разлетелись в разные стороны руки и ноги солдат расчета. Второму орудию снаряд попал в передок. Я побежал к третьей пушке, чтобы ее остановить. Кричу: "Стой!" Ординарец мне ногу подставил. Я упал. Он рядом: "Все, товарищ лейтенант, не успеете". В самом деле он и третью разбил. Четвертая пушка не вышла на пригорок, осталась цела. Полежали немного, потом вытащили одно орудие, которое осталось целым. Через некоторое время решили мы этот танк подбить. Один командир взвода погиб, а оставшемуся в живых я приказал с двумя орудиями обойти танк. Вечереть стало. В сумерках мы его обошли, поставили орудие примерно в ста метрах от его укрытия за какой-то бугорок. Он вышел и стал пятиться. Стреляли залпом - загорелся. Немцы пытались выскочить, но мы их расстреляли. Продвинулись дальше и заняли оборону.

Взвод 76-миллиметровых полковых пушек изготовился для ведения стрельбы с закрытой позиции.

Утром подъезжает начальник артиллерией полка: "Где подбитые танки?" - "Вон стоят". - "Молодец! Сколько пушек потерял?" - "Три. Одна не сильно повреждена". - "Пойдешь под суд!" - "Танк же был в засаде. Мы подбили этот танк". - "Зачем ты туда лез? Твоя задача поддерживать пехоту!" - Приезжает комдив генерал-майор Сараев Александр Андреевич: "Кто подбил? Где этот молодец? Иди сюда, сынок!" Расцеловывает. Говорит начальнику штаба: "Представить к ордену Ленина". Мой непосредственный начальник угрожал под суд отдать, а этот к ордену представляет! Орден Ленина, правда, мне заменили орденом Красного Знамени.

Вскоре мы подошли к южной окраине Чернигова, с ходу форсировав Десну. В городе был большой гарнизон, поддерживаемый танками. Разведчики насчитали их около ста штук. Было решено в каждом полку создать штурмовой батальон из славян (в районе Слуцка дивизия получила пополнение из Средней Азии. Воевали эти бойцы плохо - одного ранят, двадцать человек его тащат), усиленный всей артиллерией полка и саперами. Вечером 19 сентября сформировали, а в час ночи пошли в атаку. Договорились с пехотой, что до ближайших домов подвозим орудия на конной тяге, а дальше солдаты впрягаются и помогают расчетам тащить пушки. Они согласились. Вообще пехота любит, когда рядом артиллерия. Она не боится - если пушка рядом, не так страшно, защитят. В этом ночном бою моя батарея пять танков подбила. Город мы освободили к шести часам утра. Отдохнули, привели себя в порядок и двинулись на Днепр. К этому времени я уже стал начальником артиллерии полка.

Форсировали реку у деревни Глядки, прошли километра четыре и заняли большое село Колыбань. Расставил орудия так, чтобы по одному танку могли вести огонь несколько орудий с разных направлений. За деревней проходила насыпь железной дороги. Саперы ее заминировали. Утром 28 сентября немцы пошли в атаку. Прибежал к первому взводу своей бывшей батареи, а его нет на месте, ушел.

Ушли пушки, а за ними и пехота тронулась. Командира взвода недавно прислали из кавалерийского полка. Вроде такой боевой. Догнал я его: "Ты почему удрал?!" - "Здесь позиция лучше. Пойдут танки, я их подобью". "Назад! Пристрелю!" Впрягли пехоту в лямки и метров пятьсот протащили орудия назад. В этот момент появились танки. Подпустили их поближе и начали стрелять. Подбили три "четверки". Два танка пошли через насыпь и подорвались на минах, а мы их добили.

Немцы обошли, взяли немного левее и пошли на соседний 292-й полк. Мне приказали перебросить батарею 76-мм пушек ему на помощь. Им удалось прорвать оборону полка, раздавить командный пункт. Мы развернули орудия, открыли огонь. Перебегая от орудия к орудию, руководил боем. Бежал через лощинку с сержантом, парторгом батареи. В лощинке стояла копна сена. Забегаем за нее, а там два немца с винтовками. Я растерялся, автомат на них направил и стою, а потом вдруг тяжесть с плеч свалилась, я очередь дал - они упали, а я все продолжаю стрелять... В этом бою батарея подбила еще шесть танков. Всего за сутки мы уничтожили 11 танков. За что я был представлен к званию Герой Советского Союза.

Помню, мы поехали на комсомольскую конференцию. Я выступил, а один командир батареи говорит: "Подумаешь, подбил 11 танков, так у него же было какое направление. Танки пошли на него. Если бы на меня пошли бы, я бы тоже подбил. Это не его заслуга, а немцев, что они пошли в атаку"...

Севернее Луцка в районе поселка Рожище летом 1944 года я подбил "фердинанд". Мы стояли в обороне, а он километрах в двух на бугре замаскировался. Разбил у нас несколько пулеметов и "сорокапятку". Вдруг командир полка вызывает меня и говорит, что командир дивизии решил приданный нам танковый батальон "Валентайнов" ввести на нашем участке, а я должен обеспечить ввод артиллерией. Приходит ко мне командир танкового батальона, капитан. Я ему говорю: "Осторожно, тут "фердинанд". - "А чего мне "фердинанд"?! Я его подавлю! У меня 15 танков". - "Да?! "Фердинанд" за два километра уничтожает любой танк". - "А ничего, я пойду вот здесь слева". И вот построил он свои танки в колонну и двинулся. Прошел он примерно километр, когда немцы открыли огонь. Первые два танка заскочили в какое-то болотце, и он их пропустил, а начал с третьего. Только бац - горит, бац горит. Тринадцать танков поджег! Командир дивизии матюкался на командира полка: "Где твой истребитель танков?! Тринадцать танков и пушку потерял! Если он не уничтожит этот "фердинанд", я сниму с него Звезду". Хотя к этому времени Звезды у меня еще не было. И вот вечером я пошел с одним взводом, обошел этот бугор и поставил орудия метрах в трехстах от предполагаемой позиции самоходки. Когда рассвело, мы открыли огонь по гусеницам. Сделали пять-шесть выстрелов. Она попыталась дернуться - гусеницы слезли. После этого саперы подползли, заложили под днище противотанковые мины и подорвали. Говорили, что потом на ней написали "181-я дивизия" и отправили в Киев на выставку трофейного оружия.