Бабочки Креза. Камень богини любви (сборник) - Елена Арсеньева

— Гектор о нейговорил, — простонала Лариса. — О той девке, которая влезла сюда и забрала мою одежду. Она его сообщница с самого начала была. Я же говорила, а вы мне не верили. Случайность, случайность… Какая, к чертям, случайность? Нас кто-то продал, я сразу говорила!

— Но кто, Лариса? — с усталой безнадежностью проговорил Лазарев. — Ни ты, ни я, ни Наташа, ни Конюхов не могли. Значит, все же Хмельницкий. Но ведь нонсенс! Он так же, как все мы, заинтересован в уничтожении Гектора! Он и придумал план, как выманить его из укрытия и устроить ему ловушку в его же собственном доме! Гектор хотел захватить Ларису, чтобы вызнать у нее, где находится коллекция Креза. Он считал, что об этом знает Хмельницкий, а Лариса в курсе всех его дел. Гектор был уверен, что Наталья в моем доме только трудится на кухне и выслеживает Ларису. — Доктор сардонически хмыкнул. — Наталья сообщила ему время, когда якобы можно захватить Ларису. Гаврила и Учкасов дали возможность людям Гектора увести у них автомобиль, и по следу автомобиля тайно шел отряд Хмельницкого. Они должны были захватить Гектора на месте преступления — как белобандита, который похитил красного комиссара, и шлепнуть его на месте. Хмельницкий не мог знать, что Гаврила тоже был готов идти по следу похищенной Ларисы со своими анархистами. Конюхов вполне мог решить, что люди Хмельницкого — переодетые бандиты, и в завязавшейся перестрелке Оська был бы убит… Конечно, — теперь в усмешке Лазарева появилась нотка конфуза, — это было бы не совсем порядочно по отношению к Хмельницкому, но ведь пуля на войне не выбирает. И к тому же я вполне отдаю должное его уму. Его план был и в самом деле хорош — нам удалось одурачить Гектора. Если бы не план Хмельницкого, Гектор бы продолжал шататься со своими дружками по лесам. А так мы…

— А так вы решили убить сразу двух зайцев, — послышался голос, при звуке которого сердце Аглаи не просто пропустило удар, а вроде как даже совсем перестало биться. Потому что это был голос Гектора. — Причем у каждого из вас: у Хмельницкого, у Ларисы и доктора, у Натальи и Конюхова — зайцы были свои. Но одна величина оставалась неизменной, одним зайцем в каждой паре был именно злополучный Гектор. Я вам здорово насолил, верно? Каждый из вас тянулся к бабочкам Креза, но вы знали, что, пока я жив, никому из вас не удастся спокойно владеть драгоценностями. Вы знали, что я на все пойду, дабы вернуть их тем, кому они по праву принадлежат! Положи оружие, Конюхов! Быстро!

Послышалось сдавленное рычание, потом стук — надо думать, Конюхов опустил на пол «маузер» и гранату.

— Отойди подальше! — приказал Гектор. — Вон туда отойди!

— Какого черта… — послышался голос Лазарева, в котором клокотало тихое бешенство. — Что за балаган? Как он сюда попал? Вы же сказали…

— Наташка, что это значит? — истерически завизжала Лариса.

— Ох, змей проклятущий… — с тихой яростью выговорила Наталья. — Как же ты веревки развязал? Как от Учкасова избавился?

Вопрос адресовался Гектору, однако тот молчал.

— Ваш Учкасов оказался довольно разумным человеком, — послышался другой голос, и Аглая подумала, что, если бы она писала пьесы, скажем, как Антон Павлович Чехов, или Максим Горький, или Александр Николаевич Островский, то сейчас настало бы самое время для ремарки: «Те же, и Хмельницкий», потому что голос был именно Оськи Хмеля. — Он, оказывается, давно смекнул, что анархия — весьма блудная мать очень недолговечного порядка, и только и мечтал порвать с вашей полубезумной вольницей. Я прочел это в его глазах и, пользуясь суматохой, во время которой вы искали сообщницу Гектора в его доме, перекинулся с Учкасовым словцом-другим. Так что со вчерашнего дня он потихоньку докладывал мне обо всех ваших замыслах. Именно он дал мне знать, что Гектор в ваших руках. Стоять смирно, Конюхов! Забудь о своей пушке! Ты можешь, конечно, продырявить мне голову, но ты должен знать, что я умею делать выводы из ошибок и больше никогда не окажусь в компании с вами, но с меньшим количеством вооруженных людей в арьергарде. Дом обложен. Вам отсюда не выйти, господа, а также товарищи! Если только я сам не отдам приказ своему отряду убраться.

— А что, существует хотя бы гипотетическая возможность того, что вы можете отдать подобный приказ? — осторожно поинтересовался Лазарев.

— Я умный человек, — важно заявил Хмельницкий. — И не только Учкасову, но и мне наскучила жизнь без всякой уверенности в завтрашнем дне. Насколько я понимаю, наскучила она также и вам, доктор, и вам, Лариса… Ну и Наталье с Конюховым — само собой. И для того, чтобы эфемерный завтрашний день обрел реальные очертания, всем нам нужно только одно: твердый базис под настройкой нашего существования. Все согласно учениям классиков марксизма-ленинизма. Бытие определяет сознание! Однако для нашего сознания мы желаем самого наилучшего бытия, верно? А создать наилучшее бытие могут только деньги. Причем не советские рубли, не керенки, даже не бумажные ассигнации Российской империи, а некие прозрачные камушки, которыми битком набита коллекция Креза, всем нам очень хорошо известная. Но нашим планам мешает, как всегда, только один человек. Мешал, хочу я сказать… Отдай мне свой «наган», Гектор! Ну! Ты меня знаешь, я прошу только раз.

— Что это значит? — хрипло проговорил Гектор. — Я думал, мы с тобой заключили союз. Я рассказал тебе все, что знал, рассказал про завещание Креза. И ты дал слово помогать мне! А теперь снова предал?

— Ну ты, паря, нашел, кому верить, — пробурчал Гаврила Конюхов, доселе хранивший молчание. — Я понимаю, обложили тебя со всех сторон, как того волка, ты готов и в западне спасения искать. Но верить Оське Хмелю… Он же иуда продажный!

— А ты не продажный? — хмыкнул Хмельницкий. — Ты чист и светел, как революционный буревестник? Сколько потребовал отступного, чтобы доктору старшую сестру отдать, а самому к младшенькой притулиться?

Аглая успела прижать руки к губам и заглушить вскрик изумления, но у Натальи он вырвался-таки!

— Кто тебе сказал? — прорычала Лариса. — Кто?!

— Я, — послышался угрюмый голос Гектора. — Вы обе так себя вели там, в моем доме, что я заподозрил неладное. Между вами была какая-то связь. Причем очень прочная. Я прикинул кое-какие даты, кое-какие слухи. Я ничего не знал, история слишком старая. Но был один человек… тоже старый. Он мог все знать. Я пошел к нему, и он ответил мне на мой вопрос.

«И в благодарность ты убил его, — горько подумала Аглая. — Убил и сжег старые письма, которые он тебе показал…»

Она вспомнила обрывки горелой бумаги в доме Льва Борисовича Шнеерзона:

«…Я очень рад, что мы выбрали для жительства Москву, а не Петроград, здесь все же самую чуточку спокойнее. Но я бы хотел вернуться в Нижний, город для меня… хоть и много позора…»

«Жизнь идет, а я все чаще вспоминаю… моя дочь… судьба ее очень меня беспокоит… оставил ради… получил за это, кроме горя и стыда? И если бы не ты и…»

«…умерла неделю назад, я остался вдовцом, бездетным, одиноким, никому не… ни одной из… может быть, только вам, мои верные, дорогие дру…»

Это писал Шнеерзону отец Ларисы. А Гектор вскользь рассказал Аглае, что Лариса пошла в отца, что у Владимира Проскурина было множество связей, были даже внебрачные дети от его тайных любовниц. Одной из таких тайных любовниц оказалась мать Натальи. Она была дочерью женщины, много лет служившей у Шведовых. Неудивительно, что отец Кирилла помог и ей, и старинному другу. Наталья, дочь Проскурина и единокровная сестра Ларисы, росла, ничего не зная о своем отце. Она влюбилась в молодого Шведова, родила от него дочь… Отец вспоминал ее, судьба ее тревожила его, он раскаивался, что бросил девочку ради старшей дочери, которая принесла ему только позор и горе. После смерти жены он не был нужен ни одной из своих дочерей. Да и сестре Наталья была не слишком-то нужна — до тех, видимо, пор, пока Лариса не узнала, что она — подруга того самого Гектора, который охотится за шкатулкой Креза. Тогда она умудрилась прибрать к рукам сестричку, посулив ей, конечно, такие деньги, которые никогда не дал бы Наталье фанатичный бессребреник Гектор. И Наталья предала отца своей дочери…

Аглая тяжело вздохнула.

Ну ладно, Наталья и Лариса — редкие твари, истинные гарпии, а Кирилл раньше казался Аглае благородным, как настоящий Гектор. Но за что и почему он убил Шнеерзона, который открыл ему тайну сестер, столь для него важную? В попытках объяснить эту необъяснимую жестокость можно было голову сломать!

Алёна была почти убеждена, что все угадала правильно. Но, однако же, поразилась, когда администратор не спросила, кто такой Кирилл Шведов, а ответила безразлично:

— В пятьсот тридцать шестом. На пятом этаже. Так, ключа нет… Кажется, он у себя.