Правосудие в Миранже - Элизабет Мотш

Повернувшись к Жаспару спиной, трактирщица схватила бутылку, вставила в нее воронку, словно то была глотка гуся, которого откармливают к Рождеству, и начала переливать вино, как когда-то раньше…

На следующий день начались слушания в суде, но на сей раз ответ держали не обвиняемые и свидетели, а служители правосудия.

В зале для приема князей и послов Жаспар Данвер устроил личный кабинет, отгородив небольшое пространство китайскими ширмами. Перед роскошным столом из итальянского мрамора стояло кресло с узорчатой обивкой, предназначавшееся для членов местной магистратуры, которые явятся для дачи показаний. Больше всего Жаспара беспокоил Ла Барелль. Он хитер, как лис, и будет настороже. Данвер не мог представить его, как иезуита, усталым и постаревшим. И вряд ли его терзали угрызения совести. Но после стольких лет злоупотреблений служебным положением, хоть и обусловленных самой иерархией судебных должностей, ему едва ли удастся сохранить за собой пост председателя суда. Разве что он не припас в рукаве каких-либо козырей.

27

Тимоте де Ла Барелль почтительно поприветствовал своего нового начальника. Былая спесь улетучилась, но профессиональные способности и навыки остались при нем. Отвечая на вопрос о текущих делах, которые рассматривались в местном суде, он упомянул две кражи скота и ссору между соседями и тут же поспешил добавить, что в соответствии с новыми требованиями Высшего суда магистратура Миранжа соблюдает полную объективность и беспристрастие.

Сплетя пальцы, Данвер подался вперед.

— Вы все еще продолжаете поиски женщины с растрепанной бородой?

Ла Барелль даже бровью не повел.

— Нам не удалось найти эту… личность. Вполне возможно, она умерла естественной смертью. Или же она входила в число тех… осужденных, которые не полностью признали свою вину. Сейчас это трудно сказать, — он покачал головой. — Трудно…

Данвер устремил на него тяжелый взгляд.

— Мне думается, волна колдовства пошла на убыль, — продолжил Ла Барелль. — Вот уже несколько лет, как ведьмы мало кого интересуют. А бородатая женщина, возможно, просто потеряла свою славу… — Он прокашлялся, точно слова застревали у него в горле.

— Чего же стало меньше: судебных преследований за колдовство или ведьм?

— М-м-м… На мой взгляд, одно тесно связано с другим. Но, по правде говоря, далее моя компетенция не распространяется. Суд Миранжа, председателем коего я являюсь, занимается только применением закона. На него возложена обязанность пресекать преступные действия, а не устанавливать природу преступлений.

— Разве у вас нет личного мнения по данному вопросу?

— Как у председателя суда — нет. В другом случае — возможно… — неопределенно сказал Ла Барелль, рискнув бросить на Данвера заговорщический взгляд.

Но, несмотря на всю его осторожность и расчетливость, Данвер припирал его к стенке. Председатель выдвинул следующую гипотезу: колдовство идет на убыль, потому что общество пресытилось страшилками. Это лет десять тому назад долоризм[5] имел огромное влияние.

— Значит, вы утверждаете, что в текущих делах строго следовали полученным указаниям?

— Я игнорировал обвинения, казавшиеся мне пустыми. Я не дал хода доносам на Рену Бригетту как на предполагаемую ведьму…

— Зато вы приняли к сведению другие. Суд, в котором вы председательствуете, никогда не отличался ни милосердием, ни проницательностью… Неужели вам совсем не жаль тех, кого вы осудили?

— Скорее, я испытываю потребность в движении вперед. Правосудие должно стремиться к совершенству, но приближается к нему методом проб и ошибок. Мы выступаем в защиту жертв и при этом рискуем наложить на преступившего закон чрезмерное наказание. Кстати, председатель суда часто бывает один…

— Не мешает ли вам забота о настоящем и будущем как следует разобраться с прошлым? — настойчиво гнул свою линию Данвер.

— Мы, судьи, только тем и занимаемся, что изучаем ошибки прошлого. Но меня, действительно, больше интересует движение вперед. Я современный…

— И тем не менее, господин председатель, мы совершим с вами увлекательное путешествие в прошлое. Я намерен детально ознакомиться со всеми процессами по обвинению в колдовстве, которые велись в Миранже под вашим руководством.

Голубые глаза Ла Барелля остекленели.

— Как вам известно, в настоящее время лица, осужденные по этому обвинению, имеют право требовать возмещения понесенного ущерба… За исключением тех, конечно, кто был казнен… — Убрав металл из голоса, Данвер добавил: — Нужно разобраться, кому магистратуре Миранжа придется возмещать ущерб.

В кабинете надолго воцарилась тишина.

Отвечая на деликатный вопрос о продвижении по службе, председатель суда изложил свое мнение. Прокурор Канэн достаточно долго проработал в суде Миранжа, хорошо освоил все нововведения и вполне достоин повышения… Есть еще врач, он работает в Миранже уже четыре года… Но новый начальник тюрьмы жалуется на него: всем хотелось бы видеть заключенных в добром здравии. Что касается прочих, то все осталось по-прежнему; как всегда образцово несет службу лейтенант полиции.

Данвер поблагодарил и добавил, что, прежде чем принять какое-либо решение, встретится с каждым из заинтересованных лиц.

Меряя шагами парадный зал, Жаспар терзался сомнениями. Должен ли он уволить этого человека, отправившего на костер ни в чем не повинных людей, приговорившего к изгнанию Анну Дюмулен, не испытывавшего угрызений совести и рассуждавшего, как заправский философ? Впрочем, верно и то, что он лишь повиновался, хоть при этом и усердствовал. Он будет повиноваться и впредь, но теперь уже ему, председателю судейской коллегии. Выиграет ли он, поставив на это место нового человека? Скажем, молодого судью, неопытного и бестолкового, вроде тех, которые сопровождают его? Либо такого, как Канэн или Бушар, не обладающих ни гибкостью, ни умом Ла Барелля? Вообще-то, Жаспару очень хотелось уволить главу магистратуры Миранжа, это доставило бы ему огромное удовольствие, но государство не могло позволить себе разбрасываться преданными слугами. Хамелеоны не безупречны — они полезны.

Судья Канэн явился, потупив взор, пробормотал какие-то слова приветствия и разразился обвинительной речью против новых времен. А поскольку ему представилась возможность высказаться перед членом Высшего суда, — Канэн делал вид, что они не знакомы, — он жаждал показать масштаб обрушившегося на королевство несчастья: поднимающий голову атеизм, процветающую преступность, лишившуюся уважения полицию…