Великая война и деколонизация Российской империи - Джошуа Санборн

доблестное дело, за которым не чувствуется уныния осенних дождей в размытых окопах, холодящего душу предсмертного страха. Ненависть боевых офицеров к генштабистам основана не на том, что они живут чище, вкуснее и безопаснее, а на том, что чувствуют себя творцами истории и вершителями человеческих судеб [Степун 2000: 305].

Несовпадение между великими планами высшего командования и трясиной фактически проживаемого опыта войны становилось все более сильным источником напряженности в армии, в рядах служивших в ней людей и во всей нации.

Великое отступление окончилось в сентябре. 1 (14) октября 1915 года генерал Алексеев начал прозревать истинное положение вещей: Фалькенхайн отказался от попыток одержать стратегическую победу на Русском фронте. В тот же день Алексеев разослал телеграммы всем своим командующим с просьбой активизировать разведывательную деятельность и более дисциплинированно проводить допросы новых военнопленных, чтобы разобраться, действительно ли немецкое командование отводит войска с фронта ради укрепления резервов во Франции и подготовки новых операций против Сербии [Лемке 2003, 1: 98]. Полного прекращения боев не было. Действительно, в течение месяца продолжались артобстрелы, наносившие урон русским войскам. Однако немецкие атаки явно ослабевали, и русские все активнее доказывали, что способны остановить атаки пехоты при поддержке пулеметного огня. Однако любая надежда на начало контрнаступления в ближайшем будущем упиралась в проблему нехватки вооружения. 10 (23) октября 1915 года Алексеев получил две телеграммы – одну от генерала Бонч-Бруевича из штаба Северного фронта, а другую от начальника штаба Кавказской армии генерала Болховитинова. В обеих телеграммах подчеркивалась жестокая нехватка вооружения. На севере целому корпусу недоставало тяжелой артиллерии, а у другого корпуса были орудия, но не было снарядов. На Кавказе резервные казачьи подразделения не имели ружей. Прежде чем армия обретет боеготовность, следовало направить туда еще три тысячи ружей. Неделей позже командующий Западным фронтом генерал Эверт докладывал, что в двух его дивизиях ружья есть у малой части личного состава [Лемке 2003,1:124-125,157-159,214]. К январю 1916 года нехватка личного состава перестала быть такой острой, однако недостаток вооружения оставался сильным. Только на Западном фронте оружия недоставало для 286 000 человек [Лемке 2003, 2: 162]. В течение осени и зимы смещение фокуса внимания немцев и нехватка снаряжения у русских создало тупиковую ситуацию. «Позиционная война стала нашим жребием на всю зиму 1915 года и большую часть следующего, – вспоминал один солдат. – Залечивали раны, собирались с силами, улучшали фортификационные укрепления, перестраивали позиции – вот чем были заняты наши дни» [Yakhontov 1939: 129]. За исключением кровавого и безрезультатного столкновения на реке Стрипе в Галиции с декабря 1915 года по январь 1916 года, унесшего 70 000 жизней в результате бесполезных атак на позиции, занятые вражескими пулеметами и орудиями [Dowling 2008: 50], существенных попыток изменить баланс сил не предпринималось.

В течение зимы фронтовые подразделения начали получать все больше вооружения, но и это увеличение поставок порождало неопределенность. Не было сомнений в том, что ужасающая нехватка прошлого года устранена, но было абсолютно неясно, достаточно ли резерва боеприпасов для того, чтобы выигрывать бои. С одной стороны, крупные арсеналы оружия, за которые правительство заплатило и которые ожидало получить в результате иностранных контрактов и работы Военно-промышленных комитетов, так и не были в полной мере созданы. Поэтому практически все войсковые подразделения были снаряжены не полностью [Айрапетов 2001: 80-97]. С другой стороны, никакое количество боеприпасов не смогло бы считаться достаточным с точки зрения некоторых осторожных командиров русской армии, привыкших объяснять все свои неудачи проблемой снабжения [Stone 1999: 226]. Однако не все русские командиры воздерживались от фрондерства зимой 1916 года. Например, генерал Эверт верно предвидел, что Германия зимой перейдет в наступление на западе, и ратовал за то, чтобы как можно раньше наступать самим и дать немцам достойный отпор[223]. Тем не менее, несмотря на готовность Эверта, Ставка планировала дождаться летнего наступления, чтобы нарастить резервы вооружения и личного состава, а за это время непроходимая весенняя грязь должна была подсохнуть, чтобы можно было проводить мобильные операции.

Карта 6. Линии фронта в Восточной Европе. 1916 год

Но обстоятельства вскоре разрушили эти требующие терпения планы. Наступление, предсказанное Эвертом, началось 8 (21) февраля 1916 года под Верденом. Главнокомандующий французской армией генерал Жоффр обратился к Алексееву с просьбой начать наступление, чтобы ослабить давление немцев на свои войска [Айрапетов 2001: 90]. Но возможность атаки оголенных линий немецкого фронта была и без просьб со стороны французов слишком большим искушением. Алексеев, сознавая, что любая нехватка относительна, принял решение нанести удары по германским армиям в нескольких местах: на юго-западе от Двинска и на северо-западе от озера Нарочь (см. карту 6). Русское командование считало участок у Нарочи многообещающим, и Алексеев выделил громадные ресурсы 2-й армии, удвоив ее состав и дополнительно снабдив оружием и боеприпасами. К марту русские обладали численным превосходством примерно пять к одному, у них было больше орудий, снарядов и кавалерии, чем у противника.

Нарочская операция – одна из наименее известных, однако она существенно повлияла на ход войны[224]. Россия никогда не владела таким численным превосходством над Германией ни на каком участке фронта, а главный сектор атаки, большая сопка, прозванная русскими «Фердинандовым носом» за сходство с крупным носом болгарского царя Фердинанда, находилась далеко от ближайшей железнодорожной ветки, что затрудняло немцам и австрийцам переброску резервов [Айрапетов 2001: 95; Pares 1931:372-373].

Масштаб и место атаки напугали верховное командование немцев, которое рассчитывало, что удар с целью освобождения Вердена нанесет Британия. Немцы немедленно увидели опасность и испугались, что русские вытеснят их войска со значительной территории (сегодняшние Латвия, Литва и Беларусь) [Айрапетов 2001: 95]. В Ставке тоже многое поставили на кон. Высшее командование армии считало, что «если, отдохнув почти восемь месяцев и приготовившись, сколько могли, мы не будем иметь успеха, значит, наше дело проиграно окончательно» [Лемке 2003,2: 356].

Сражение началось 5 (18) марта 1916 года массированным артобстрелом со стороны русских войск, ядро которых составляла армейская группировка из четырех корпусов (1-й и 27-й армейские корпуса, 1-й Сибирский корпус и 7-й кавалерийский корпус) под командованием генерала М. М. Плешкова. Артиллерия не согласовала действия с пехотой, поэтому обстрел осуществлялся исходя из данных карт, а не реальной обстановки и должного регистрирования попаданий. В результате артиллеристы потратили впустую большую часть ценных снарядов, стреляя вслепую по лесистым местностям, где не было вражеских войск. Немцы, с другой стороны, так расположили пулеметные и артиллерийские позиции, что смогли подставить под перекрестный огонь не только подступы к ним, но и первые