Ускользающий мир - Марина Ефиминюк

— Нам сюда. — Кивнул он в сторону подвальчика.

— Ты уверен?

Неожиданно он понял — Женя ему больше не доверяла.

— Не хочется, знаешь ли, к зеленым лугам и черепичным крышам. — Буркнула она, внимательно вглядываясь в его лицо и рассматривая расширенные черные зрачки. — Извини, конечно, ты выглядишь, мягко говоря, не в себе.

Но все-таки, кусая губу, последовала за ним по ступенькам. Внутри царил холод, и запахи второй параллели перемешивались с пылью и старостью. Рома взял Евгению за руку, помогая спуститься.

— Не нравятся мне эти подвалы. — Ворчала она, явно находясь в дурном настроении. — Я за свою жизнь столько не излазила, сколько за последние два дня.

— Ты мне напоминаешь старуху, — огрызнулся Рома.

Отчего-то его ужасно злило, что он не смог вернуться туда, куда звал необыкновенный аромат.

— А ты напоминаешь лунатика. — Буркнула девушка. — Черт, — она снова споткнулась и с силой сжала его ладонь, — эти шпильки меня угробят когда-нибудь.

Каково же было их удивление, когда они, долго петляя по холодному подвалу, вышли в ярко освещенную комнатку, где их ждали вчерашние братья-близнецы и старая, похожая на хлам кабина ворот. Оба парня, завидев первых клиентов, так сильно испугались, что вытаращились на ребят, как на лесных чудовищ.

Застыв, Роман мгновенно почувствовал то, что не смог различить сразу, одурманенный зовом нового мира — резкий, опасный запах агрессии. Ровно секунда ему понадобилась, чтобы вытолкнуть Женю обратно в подвальный коридор. Голоса нахлынули одним разом, ударили в спину, заставляя бежать.

Топот ног разносился по гулкому помещению и отражался от низких потолков. Кто-то надрывно орал, заглушая остальные крики:

— Не стрелять! Девчонку заденете!

Рома сжимал влажные пальцы Евгении, слышал ее прерывистое дыхание, не давал ей замедлить бега. Впервые он ощутил запах ее энергии — корица и гвоздика. Аромат паники.

Впереди замаячил свет и ступени, по которым они спускались в подвал. Прямоугольник выхода, означавший спасение и свободу. Именно в тот момент какая-то сила вырвала ладонь девушки из его пальцев. Женя вскрикнула, кажется, упав. Он оглянулся, увидев людей, мелькнули человеческие оскалы, но только одна глумливая физиономия врезалась в память — лицо человека с длинными светлыми волосами.

— Беги!!! — Заорала Женя, и он не остановился.

Он считал шаги, задыхаясь, слыша, как его догоняют. Парень петлял по переулкам, а ему все казалось, будто за спиной раздаются шаги и чужие голоса. Рома остановился только когда, забежав за очередной поворот, он наткнулся на потемневшую кирпичную стену тупика, и понял, что преследователи лишь казались ему. Перед глазами потемнело, в груди горело так сильно, что потекли слезы. Грудь ходила ходуном, со свистом втягивая пропахший сыростью воздух. Облокотившись ладонями о влажную чуть склизкую кладку, Роман опустил голову. Здесь несмотря на царивший тяжелый запах от помойного контейнера, стоявшего в нескольких метрах, до него доходил тонкий сладкий аромат чужого мира, зовущего парня. Только сейчас он душил и убивал, навязчиво проникая в ноздри. Каждая клеточка тела теперь ненавидела собственную слабость перед третьей параллелью. В голове Ромы молоточками стучала страшная мысль — Женя в опасности.

Тяжело дыша, парень прислонился спиной к стене и осел по ней, запрокинув голову, что влага пропитала светлые волосы. Сверху на Романа смотрело огромное плачущее небо, не желавшее никак становиться чистым.

Роме с самого начала казалось, что новый мир — его личный рай, чистый уголок счастья предназначенный только для него. Похоже, что его дорога в рай устилалась не розовыми лепестками, а острыми шипами.

Он почти ненавидел Женю за то, что собирался сделать.

ЛЮККА

Город встретил его промозглой погодой: сыростью, ветром и холодом. Шел паршивый день очередной паршивой недели. Последнее задание Оскара далось ему с особенным трудом, со слежкой хранителей, пристроившихся за ним, он справился только к середине пути. Гонка с препятствиями, наконец, закончилась. Но непонятное чувство, поселившееся в груди, звало его обратно в маленькую квартирку с крошечными комнатками, где несколько дней назад он оставил в одиночестве разомлевшую ото сна и любви девушку.

Всю дорогу он думал о том, как накупит ей подарков. Глупых женский мелочей, огромный букет цветов, украшения. Он с неудовольствием вспоминал, что обычно дарил своим женщинам и морщился от омерзения. Наверное, Женя сильно разозлилась, не найдя его утром, цветами тут не отделаешься. На красивом лице Люки появилась кривая усмешка. Она действительно собиралась сигануть с обрыва, доказывая ему какие-то глупости. Зачем, в сущности? Себе он уже все доказал, сидя три часа в машине, как последний осел, перед подъездом разрушенного дома. Было бы честно оставить Женю в покое, не вмешиваться в ее жизнь, но, жаль, честность не являлась главной чертой в его характере.

Огромный холл многоквартирного дома, где он жил, встретил Люка привычным блеском мраморных полов и вышколенным охранником. Люкка сдержано кивнул вместо приветствия и заторопился к почтовым ящикам, куда бросил мешочек с указателем. Тот дожидался заваленный сверху письмами.

Отличный тайник, лучше не придумаешь.

С легким сердцем Люк поднялся на свой этаж, но, когда увидел, что дверь квартиры не заперта, нахмурился. Когда он вошел, то уже понимал, что обнаружит внутри.

Такого разгрома, наверное, не случилось бы и при землетрясении. Перевернутая мебель и выпотрошенные шкафы, валявшаяся горой одежда и разодранные книги, сброшенные с полок, заставили его присвистнуть. А вот разбитое видение сильно обозлиться. Черный экран с кривой трещиной упирался одним углом в ковер, едва держась на трех хромированных ножках.

Тот, кто совершил набег на его жилище, явно не отличался тактом. Люди Оскара провели бы обыск аккуратно, без следов. Значит, хранители.

Тяжело вздохнув, Люк поднял валявшуюся диванную подушку и, положив ее на сломанный деревянный остов, уселся, вытянув ноги. Похоже, Альберт сильно расстроился его предложением, и не стал поддерживать переговоров.

Мужчина закинул руки за голову, устраиваясь по возможности удобнее. Разбитое зеркало на стене скалилось острыми углами, отражая его раздвоенное лицо, четыре глаза и два усмехавшихся рта. Только тут Люк заметил, что на зубце висит крошечный медальон на длинном кожаном шнурке. От страшного открытия в один миг испарилась улыбка, превратившись в прямую линию рта.

Это был даже не страх — ужас, сводивший все мышцы тела.