Башня Медузы - Девид Мэйсон

— Подожди, Оуэн… — Мирдин подплыл ближе. — Ты получишь много, много больше, чем даже можешь себе вообразить. Неувядающую радость, ощущения постоянно новые и свежие…

— Я верю тебе, колдун, — ответил Оуэн, не сбавляя шага.

— Я расскажу тебе, как все это начиналось, — зашептал Мирдин. — Слушай, рыжебородый… я когда-то правил этим народом, и это были мудрейшие, счастливейшие и самые могущественные из людей. Только одного боялись они — смерти и конца их великолепно устроенной жизни… А сделавшись вриколами, они покончили и с этими страхами. Не стоит много думать об обыкновенных серых людишках, ты и сам наверняка часто так рассуждал, ведь ты — отнюдь не заурядный человек. Ты поэт и мечтатель.

— Одна-две неопределенных мечты, — хмыкнул Оуэн, — и очень мало стихов.

— Но ведь ты осознаешь, что необычен. Ты уже достаточно знаешь человечество и понимаешь, что основная масса людей ничем не отличается от скота. И что плохого в том, что человек питается существами, которые ниже, чем ему подобные? Они ведь все равно смертны… почему бы вриколам не питаться ими? Они убивают друг друга из-за гораздо более ничтожных причин: из-за клочка земли, за неосторожное слово, из-за женщины…

— Если ты пытаешься убедить меня, что большая часть человечества глупа, то зря тратишь свой пыл, ибо тут я с тобой согласен, — отвечал Оуэн. Он на мгновение остановился, глядя в конец петляющей дорожки. — Я думаю, это твой дом, а?

— Я все равно выйду победителем, — зашипел Мирдин. — Я возьму верх, и тогда… ты пожалеешь, — ты, который отказался стать живым божеством.

— Твои вриколы вымирают, чародей, — отозвался Оуэн, нюхая воздух. — Ничего себе божества. Сколько же их еще осталось у тебя на службе?

— Немного, — ответил Мирдин. — Но достаточно. А ты, глупец, рассчитываешь пережить мою смерть? Я буду отомщен…

— Об этом я и говорю тебе все время, — сказал Оуэн. — У меня нет выбора, колдун.

— Оуэн!

Это была Ринель. Она стояла на пороге дома из белого камня, который Оуэн тут же узнал. Она, улыбаясь, прислонилась к дверному косяку, и прекрасные волосы ее все так же развевались от невидимого ветра.

— Сверни с дороги, Оуэн, — лепетала она, — только на минуточку… а потом пойдешь дальше. Никого не осталось, Оуэн… все или мертвы, или улетели наверх, чтобы не умереть… я одна. Мне одиноко… Оуэн…

Он смотрел на нее, потирая бороду тыльной стороной ладони.

— Ты и вправду была очень красивой женщиной, Ринель, — наконец сказал он ровным голосом.

— Я во всех отношениях лучше тех, кого ты найдешь наверху, — с улыбкой ответила она.

— А как далеко от своего обиталища ты можешь теперь отойти, Ринель? — спросил он. — Твоя сила почти на исходе, верно?

— Оуэн… — произнесла она, и голос ее зазвучал призывно. Он покачал головой.

— Я думаю, стоит мне подойти ближе, и ты накинешься, чтобы высосать из меня жизнь, несмотря ни на какие охраняющие меня законы, — ответил он и вгляделся в нее пристальнее. — Ведь твое настоящее тело теперь лежит там, в твоем доме из белого камня, и разлагается, потому что ему не хватает того, что ты сейчас ищешь… и уже скоро начнутся твои вечные муки в объятиях смерти. Я мог бы только пожалеть тебя, Ринель, если бы ты знала, что означает это слово.

Ткани ее лица на глазах потемнели, сливаясь в маску тления, а затем стали распадаться… он поспешно отвернулся. Но голос все еще звал его.

Вскоре призывы сменил бессловесный мучительный вой, который постепенно стихал, и наконец наступила гробовая тишина. Дорога под ногами Оуэна повернула, и теперь перед ним был дом Мирдина.

Вдруг на дорожке появился Кайтай, а рядом с ним — Зельза. Оуэн встал как вкопанный, удивленно глядя на них.

— Оуэн, — начал Кайтай, тонко улыбнувшись. — Подожди.

— Ведь мы с Кайтаем тоже помогали тебе служить Мирдину Велису, — заговорила Зельза, радостно улыбаясь. — То, за чем ты сюда шел, уже никому не нужно. Все кончено.

— Волшебник уничтожил всех призраков, которых призвали против него, — продолжал Кайтай, — так что считай, нам повезло… он простил нас, потому что мы служили ему. Пойдем отсюда, нам пора в обратный путь.

Оуэн долго вглядывался в лицо Кайтая, затем взгляд его упал на лицо Зельзы и остановился на нем. Оуэн улыбнулся и кивнул.

— Боги, укрепите мне руку! — воскликнул он, замахнувшись топором. Кайтай вскинул руки с диким криком, но лезвие прошло насквозь, и кровь хлынула фонтаном.

Пока Оуэн расправлялся с Кайтаем, Зельза кинулась на него с маленьким кинжалом, но он увернулся и размахнулся снова. Топор почти перерубил ей шею, и она упала с тяжелым стуком.

Он зажал себе кулаком рот и отступил. Холодный ужас сжал его сердце, когда он вновь взглянул на тела, распростертые на дорожке.

Это была одна из ловушек Мирдина. Во всяком случае, должна была быть.

— Слушай, колдун, у меня не было выхода, — закричал он в раскрытую дверь дома. — Ловушка это или нет…

Но два поверженных тела не исчезали, и кровь, растекшаяся ручейками, уже начала всасываться в гравий дорожки. У Оуэна закружилась голова, но он пошел прямо в дверь и дальше, к сверкающей колонне из зеленого камня, на которой стоял череп Мирдина Велиса.

Он шел очень долго.

Чем ближе подходил Оуэн, тем сильнее навстречу ему дул ветер — это был ледяной вихрь, и он становился все холоднее. В лицо хлестал снег, и Оуэн начал тонуть в сугробах. Сквозь метель он увидел, как далеко-далеко, на недоступной ледяной горе, сверкнул зеленый камень колонны. Ему подумалось, что если остановиться на мгновение, то можно будет хоть немного согреться… но он не останавливался.

Теперь его жгло солнце, и идти приходилось по раскаленным, излучавшим жар камням; жара и непереносимый солнечный свет слепили его, а позади, он знал, ждал его прохладный колодец.

Пот градом катился с Оуэна, но он сделал еще шаг, который стоил ему таких же усилий, как добрая сотня шагов в обычной обстановке.

— Ну хватит, чародей, — прокричал Оуэн сквозь горячий встречный ветер. — К чему теперь эти игры?

Внезапно наступила полная темнота.

Мимо проплыло лицо, и на него неподвижно смотрели невидящие глаза… он узнал отца. Выплыли и другие лица. Послышались голоса, словно из его памяти, но как-то странно искаженные.

— Умер, пропал навсегда, навсегда… — говорил отец, — лежу под землей, мертвый, забыв все…

— Жизнь угасла, как свеча, а все хорошее ушло навеки… самое ужасное — это умереть…

Но далеко, в непроглядной тьме, снова мелькнула зеленая вспышка.

Оуэн на ощупь нашел основание колонны, и тут же вновь вспыхнул свет.