Летчики на войне - Григорий Чечельницкий

От Советского информбюро Из оперативной сводки за 8 августа: «В течение 8 августа северо-западнее и западнее города Резекне (Режица) наши войска, продолжая наступление, овладели городом и железнодорожным узлом Крустпилс, а также с боями заняли более 50 других населенных пунктов, в том числе Лапеныэки, Стырна, Капланы, Инданы, Дупены, Антужи, Упсарга, Какты, Зилани и железнодорожные станции Айвиексте, Зилани, Кукас.

Северо-западнее города Даугавпилс (Двинск) наши войска вели наступательные бои, в ходе которых заняли более 70 населенных пунктов».

Между тем на правом крыле 2-го Прибалтийского фронта и в его центре продвижение войск не отличалось стремительностью. Кроме болот и топей, речушек и озер, наступающим войскам преграждала дорогу не очень широкая, но глубокая река Айвиексте с сильно укрепленным во многих местах западным берегом. Она надолго запомнилась бойцам, сражающимся на земле, примелькалась и летчикам.

Трудными были маршруты в этот район. То и дело слышались голоса станций наведения: «Будьте внимательны», «Цели четыре и пять не штурмовать», «Ударьте по цели восемь», «Ударьте по двенадцатой». Пояснений не требовалось, потому что на аэродроме летчиков предупреждали: обстановка может измениться через считанные минуты, идут ближние бои, наша пехота, возможно, уже овладела целью.

Такие предупреждения получал 1 августа молодой ведущий шестерки «илов» лейтенант Корнилов, позже — капитан Шанкин, лейтенант Соловьев, старший лейтенант Попов. Именно шестерка Михаила Корнилова взлетела первой в начале наступления на Лубанской низменности. Поэтому он долго вспоминал этот день, как и ведущие Догаев и Дубенко, которые появлялись несколько раз над районами Марциена, Мадона, а потом в тылу врага, где действовали их однополчане Чадов, Семенюк, Гофман.

С задачей подавить артиллерийский и минометный огонь, препятствующий продвижению пехоты, вылетела группа лейтенанта Егора Чалова. По решению ведущего шли в пеленге. Таким строем и атаковали, сбросив бомбовый груз с крутого планирования. На втором заходе пустили в ход эрэсы, нажали на кнопки пушек и пулеметов.

Их сменила над целями другая шестерка из 622-го авиаполка, ведомая младшим лейтенантом Анатолием Семенюком. Она действовала с круга, подавляя обнаруженные на близлежащих холмах огневые точки. С третьей подошел лейтенант Генрих Гофман. Но экипажам не пришлось пустить в ход оружие «илов», потому что с небольшой высоты им было видно, как пошли в атаку стрелковые подразделения гвардейской дивизии. Да и голос офицера наведения приказывал следовать на другие цели в глубине обороны противника.

В дни наступления часто вылетал на передний край летчик Иван Нычкин со своим ведомым. Они вели поиск по дорогам Савиена — Ляудона — Инданы, по берегам реки Айвиексте, внезапно появляясь над станцией Межаре, штурмовали на своих «илах» железнодорожные эшелоны, а на обратном пути обстреляли вражескую колонну, отступающую под напором частей 10-й гвардейской армии из Вараклян на Баркаву.

Наносили удары по артиллерийским позициям врага Золотухин и Луговской, шестерка Догаева, которая под прикрытием самолетов 431-го истребительного авиаполка шла в район Гостины с задачей заставить замолчать батареи близ населенного пункта Клауги. В те же минуты накрывала бомбами артиллерийские позиции группа лейтенанта Чалова.

Выполняла задание шестерка «илов» 502-го штурмового авиаполка, сопровождаемая парой истребителей 832-го. Прикрытие, все понимали, слабое. Трудно сказать, почему так получилось. Возможно, вылет был неплановый, возможно, ощущалась нехватка истребителей. Ведущему штурмовиков, двадцатилетнему лейтенанту Михаилу Корнилову от этого было не по себе. Но он видел, каково приходится нашим солдатам, наступающим по грудь в болотах.

Вдруг из просветов в облаках вывалились несколько «фокке-вульфов» и стали приближаться к штурмовикам. Только одно слово произнес Корнилов, нажав на кнопку передатчика: «Плотнее». Мгновенно шестерка как бы слилась воедино, а строй ощетинился пулеметами стрелков. Вражеские истребители стремились во что бы то ни стало преградить дорогу штурмовикам и обрушили на них одну атаку за другой. Многое теперь зависело от тех, кто находился в задних кабинах, от их самообладания, собранности и спокойствия. «На самолете заместителя ведущего младшего лейтенанта Кораблева находился воздушный стрелок сержант Зорин, известный в 502-м авиаполку тем, что обладал метким глазом и олимпийским спокойствием. Сколько раз эти качества выручали экипаж в трудную минуту! Не подвел Зорин и на этот раз. Все увеличивающийся в размерах лобастый „фокке-вульф“, атакуя, развешивал в самой близости от хвоста „ила“ сплошную желтовато-белую сетку из пулеметных очередей. Но, видно, тряслись у фашиста руки, потому что трассы из пулемета Зорина уже крестили фюзеляж „фокке-вульфа“.

Сержант посылал очереди в нужный момент, который ему подсказывали опыт и чутье. Ни раньше, ни позже, а именно в то мгновение, когда он себе приказывал: „Бей!..“ Гитлеровец отваливал и снова делал заход.

Пятая атака была для врага последней. Вблизи от „ила“ он будто споткнулся, перевернулся на крыло и, оставляя за собой черный шлейф, рухнул вниз. „Крышка!“ — не помня себя от радости, крикнул Зорин.

А бой продолжался. В трудное положение попал экипаж младшего лейтенанта Кравченко. Его подбитый „ил“ подвергался непрерывным атакам. Был ранен воздушный стрелок сержант Андреев. Теперь решающее слово принадлежало командиру экипажа. Единственный выход был в маневрировании — только маневр лишал врага возможности вести прицельный огонь. Летчик выдержал испытание. Он вздохнул с облегчением, когда перетянул линию фронта. А там подоспели на помощь наши истребители и сбили преследователя»[69].

Между тем, закончив штурмовку, группа Корнилова легла на обратный курс.

Имя этого летчика стали все чаще упоминать в полку и выделять его среди ровесников. Не случайно командир полка подполковник Сергей Александрович Смирнов остановил свой выбор на лейтенанте при назначении новых ведущих групп. Внимательно приглядываясь к нему во время штурмовок, перед вылетами, на сборах летного состава, в часы занятий и короткого вечернего отдыха, он все больше убеждался в том, что Корнилов обладает нужными качествами воздушного бойца: пониманием тактики боя, безупречной техникой пилотирования самолета, храбростью, помноженной на дисциплинированность; в нем чувствовалась уверенность в своих силах, уверенность естественная, без рисовки и бахвальства.

Первые же полеты Михаила Корнилова, сперва ведущим четверки, теперь в августовские дни — большой группы, показали, что командир не ошибся.

«Молодец ваш Корнилов, — радировал несколько раз генерал Рубанов с пункта наведения, — как ударит по батареям, обязательно замолчат».

Так и укрепилось за Корниловым прозвище — «артиллерист». Что ни вылет — точное выполнение боевого задания. Результаты наблюдали истребители из групп сопровождения. Хорошие отзывы о нем нередко слали из штаба наступающей гвардейской дивизии или корпуса.

Настойчиво двигаясь вперед, войска фронта выбивали отчаянно сопротивляющегося противника из сел, хуторов, станций и поселков, расположенных на Лубанской низменности.

Бойцам 10-й гвардейской армии было очень трудно. «Они шли, — писала фронтовая газета, — очищая пути от мин, прорубая леса, разбирая завалы, выстилая дороги, строя мосты и переправы. Часто по пояс увязали в вязкой и вонючей тине. Шли не налегке, а тащили на себе станковые пулеметы, минометы и нередко — небольшие орудия. Усталые, мокрые, грязные, сквозь чащи и топи шли вперед отважные гвардейцы, пядь за пядью освобождая родную землю. Гитлеровцы израсходовали десятки тонн тола, тысячи снарядов и мин, миллионы патронов, чтобы преградить им путь, зажигали леса — огонь плескался в сумерках урочищ, люди задыхались в дыму. Но они были неутомимы в своем стремлении разгромить врага. Обходили его опорные пункты с флангов, проникали в его тылы. Внезапность, стремительность, дерзость, бесстрашие вот что характерно для действий гвардейцев… В этих боях они еще раз доказали, что русская воинская доблесть — неиссякаемая сила, способная свершать любые чудеса».

Такими видели бойцов с высоты Корнилов, Поющев, Золотухин, Луговской.

Короткие сводки Совинформбюро не содержали подробностей, не называли цену шага — о том рассказали позже белые мраморные плиты на братских кладбищах, разбросанных по Лубанской низменности. Одно лишь упоминание освобожденного городка и поселка, преодоленных речушек и озер, перерезанных железных дорог говорило о подвиге.

Маршруты «илов» проходили по пути гвардейских дивизий. Экипажи пробивали огнем бреши в обороне противника, заставляя его прижиматься к земле в момент решительных атак пехоты.