Сады луны (перевод И. Иванова) - Стивен Эриксон

В комнате запахло чем-то острым и пряным. Вид у мага был понурый.

— Наш взвод уходит. Я вызвал Хохолка. Должен скоро вернуться.

Дырявый Парус вздрогнула; предчувствия, охватившие ее, были далеко не обнадеживающими. В последний раз взглянув на расклад, колдунья принялась собирать карты.

— Все становится куда запутаннее и непонятнее, — сказал ей Быстрый Бен.

Дырявый Парус через силу улыбнулась самой себе.

— Неужели? — пробормотала она.

Каждый порыв ветра оставлял на лице сержанта Бурдюка новые дождевые струйки. Из ночной тишины донеслись негромкие удары колокола. Четвертая стража. Сержант поплотнее закутался в плащ и размял уставшие плечи. С Восточной башни дворца открывался довольно широкий обзор, но сейчас разглядеть что-либо мешали темнота и дождь.

— Слушай, Скрипач, ты уже несколько дней ходишь как в воду опущенный. Выкладывай, что тебя мучает, — сказал Бурдюк взводному саперу.

Скрипач вытер рукавом мокрое лицо и уставился в темноту.

— Да не так чтобы уж и много, — угрюмо отозвался он. — Кое-какие предчувствия. Насчет колдуньи думал.

— Ты про Дырявый Парус?

— Угу, — ответил Скрипач, поправляя перевязь с мечом. — Погано как-то все это получается.

Сапер отстегнул перевязь и бросил ножны с мечом себе под ноги.

— Только не оплошай, как в прошлый раз, — усмехнулся Бурдюк.

Скрипач вздрогнул: не то от зябкого ветра, не то от слов командира.

— Один раз дашь промах, так тебе его век не забудут, — пробурчал он.

Бурдюк не ответил. Он смеялся молча.

— Чтоб Клобуку подавиться собственными костями! — выругался Скрипач. — Никудышный из меня солдат. И воевать я толком не научился. Ну за что такая судьба? Ни дома, ни родных. Даже не знаю, кто меня подбросил на ту улочку в Малазе, где меня нашла городская стража. Дальше понятно: приют, а чуть подрос — валяй, учись ремеслу, чтобы не есть даром казенный хлеб. И стал я учиться ремеслу камнетеса, благо камней на равнине за Ложным замком — сколько угодно.

Скрипач исподлобья посмотрел на сержанта.

— Ты же вроде тоже готовился в камнетесы. Только у тебя с солдатским ремеслом все ладно пошло, а у меня вкривь и вкось. И судьба не баловала выбором: или каменоломни, или армия. Иногда я думаю, что зря не остался тесать камень.

У Бурдюка пропала всякая охота смеяться.

«Не рад Скрипач, что выбрал солдатское ремесло. Считает, У меня оно ладно пошло. А чему я научился в армии? Убивать одних людей и посылать на смерть других? Болтаться по чужим землям, куда нас никто не звал?»

Сержант оборвал поток мыслей. Хватит, иначе совсем тошно станет.

— Какие у тебя предчувствия насчет колдуньи? — спросил он Скрипача.

— Напугана она, — ответил сапер. — Есть у нее свои демоны. Боится, что вырвутся наружу и ей будет от них не отмахнуться.

Бурдюк усмехнулся.

— У магов редко бывает безоблачное прошлое. Говорят, она не записывалась в армию. Откуда-то бежала. Ее схватили и поставили перед выбором: или армия, или чего похуже. Служба у нее тоже началась с заварухи.

— Хуже всего, что она сейчас распустила нюни.

— Она потеряла соратника, такого же боевого мага. Кажется, они были ближе, чем просто боевые товарищи. Вдобавок ее предали. Кроме службы империи, у Дырявого Паруса больше нет в жизни ничего.

«А разве у кого-то из нас есть?» — следом подумал Бурдюк.

— Но у нее постоянно глаза на мокром месте. Того и гляди, слезы польются. Сдается мне, сержант, что ей перешибли хребет. Стоит Тайскренну прижать ее к ногтю, она не выдержит.

— А вот здесь, Скрипач, ты ошибаешься. Ты недооцениваешь колдунью, — возразил Бурдюк. — Ее не испугаешь и не купишь. Не все знают, что ей несколько раз предлагали титул верховной имперской колдуньи. Она отказывалась. И Тайскренн вряд ли сумеет прижать ее к ногтю. Дырявый Парус умеет управлять своим Путем. С перешибленным хребтом такое невозможно.

Скрипач негромко присвистнул и облокотился на парапет.

— Приму к сведению.

— У тебя все?

— Есть еще кое-что.

Бурдюк напрягся. Тон Скрипача не сулил ничего хорошего.

— Выкладывай, — сказал сержант.

— Ночью в городе что-то будет. — Скрипач качнулся в сторону. Его глаза блеснули. — Тоже, можно сказать, заваруха.

К ним кто-то поднимался. Загремела квадратная крышка люка в полу. В проеме показался Дуджек Однорукий. Тусклый свет, идущий из нижнего помещения, делал его похожим на призрака. Одолев последнюю ступеньку, Дуджек выбрался на крышу.

— Закройте эту дурацкую крышку, — попросил он.

Скрипач, бубня себе под нос, присел на корточки и принялся опускать крышку.

— Что-нибудь слышно про Парана? — спросил Бурдюк.

— Ничего, — сказал Однорукий. — Исчез. Я уж начинаю думать, не твой ли головорез Калам постарался.

Бурдюк покачал головой.

— Я знаю, где Калам сейчас и где он находился все это время. Последними капитана видели Еж и Колотун. Он ушел из заведения Кнобба и как сквозь землю провалился. Железный кулак, я готов поклясться: никто из наших капитана не убивал.

— Обойдемся без высоких слов, — проворчал Дуджек. Командир заметил валяющийся меч.

— Эй, Скрипач! Твой меч полощется в луже?

Стиснув зубы, Скрипач поспешил к брошенному оружию.

— Этому Парану вообще не везет, благослови Шеденаль его задницу, — сказал Однорукий. Он почесал подбородок. — Ладно, Бурдюк. Я верю, что твои ребята ни при чем. Они капитана не убивали. Тогда где он?

— Ищем, — бесцветным голосом ответил сержант.

Дуджек вздохнул.

— Понятно. Важно знать, кому еще мог понадобиться Паран. Тогда станет понятнее, кто его сюда послал. Знаю только, что он человек адъюнктессы Лорны или был ее человеком. Но он не из «Когтя». Осколок родовой знати из Анты.

Скрипач с мокрым мечом на поясе стоял поодаль и рассеянно глядел в темноту.

«Хороший человек. Все они хорошие люди, Клобук бы их побрал».

Бурдюк отер дождинки с лица.

— Из столицы? Значит, не повезло парню, иначе нашел бы себе теплое местечко в тамошних штабах. Правда, титул сейчас — пустой звук. Не жалуют в империи аристократов.

— Может, и так, — с изрядной долей сомнения произнес Дуджек. — Но как бы там ни было, его прислали командовать Девятым взводом. Причем не на время миссии, а постоянно.

— Так это он придумал просочиться в Даруджистан? — спросил Бурдюк.

— Нет, не он. Либо это замысел адъюнктессы, либо — самой императрицы. Да и не все ли равно чей? Главное — вы туда отправляетесь.

Лицо Однорукого вновь стало суровым и непроницаемым.