Измена. Развод. Смерть - Елена Казанцева

поселок? — спросил он следователя, что топая и пыхтя, бежал за ним.

— Так Малая Слюдянка, частный сектор, почти пять тысяч домов, — с тоской в голосе ответил следователь. — По дворовой обход делать придется.

— Погоди, лучше поспрашивай у главы поселка, кто сдает дома в аренду на лето.

— Думаешь?

— Где-то здесь возможно жил Станислав Оборин, возможно, похититель как-то с ним связан.

— Почему ты пришёл к такому выводу?

— Если бы просто хотели устранить Обориных, то ее бы убили, зачем городить весь огород. Все связано с наследством.

— С чего ты решил?

— Василиса рассказывала, что последнее время к ней приезжали его любовницы с требованием денег.

— Майор Киреев ведет дело по убийству Оборина, он говорил, что там огромные долги, долги больше, чем денег он оставил.

— Ну, Оборин мог своим любовницам втирать в мозги, что он очень богат, тем более он сумел увести часть денег на счета на Кипре.

— Вот козлина, бедную жену и из моголы достает.

— Да, уж, козлина мерзкая.

Через пару часов у них был список всех домой, хозяева которых не проживали в поселке и, теоритически, их могли сдавать на лето.

Они уже было хотели послать по домам участковых.

Как вой машин скорой помощи, что пронеслись мимо них к самой отдаленной улице поселка, заставило напрячься.

— Капитан, где машина?

— Дак сейчас будет.

— Слышь, капитан, я туда, как машина подъедет, давай ко мне.

И Богдан заспешил вслед скорым.

Машины пронеслись по пыльной улице, оставляя за собой пыльный след.

И хоть Богдан торопился, но скорые скрылись от него во множестве узких проулков. Он почти бежал, иногда останавливаясь и определяя направление.

Улице на этом конце поселка были извилистые, кривые, словно их отмерял пьяный архитектор. Дома старые, обшарпанные, с покосившимися заборами, заросшими палисадниками.

Куры с недовольным клекотом вылетали из-под его ног. В одном из проулков он чуть было не споткнулся о свинью, что принимала грязевые ванны прямо посередине улице в большой луже. Свинья с недовольным хрюканьем покинула свое ложе, после того, как Богдан от злости пнул ее толстый бок.

Наконец, он добежал до конца улицы, уткнувшись в последний забор, повернул в закоулок, не менее грязный, оставалось пятьдесят метров до заветного дома, перед которым стояли скорые с включенными проблесковыми маяками.

Когда он добежал до машин, санитары вынесли первые носилки, на которых лежала…Наталья…Из ее бока торчал нож!

— Наталья, *лядь, как я не догадался, — пробормотал Богдан. — Вот ведь тоже остолоп.

Он сделал еще шаг и увидел, что из дома выводят скрюченную и хватающуюся за живот Катерину.

Глава двадцать седьмая

— Скорую, срочно вызывай скорую!!!! — ору я на Катю, а та бледнеет и начинает завывать. — Катя, что с тобой?

— Ой, живот, живот, больно, — кричит Катя, оседая на пол.

— Катя развяжи мне руки и дай телефон, — ору я.

Ситуация патовая, у меня связаны руки и ноги, рядом умирает от обильного кровотечения Ната, и Катя вот-вот может потерять ребенка.

— Катя, очнись!

Но Катя ничего не понимает, она обхватила свой живот руками и раскачивается из стороны в сторону, тихо подвывая.

Мне ничего не осталось. В экстремальной ситуации надо действовать.

В один миг мой мозг выдает правильное решение.

Я переворачиваюсь и начинаю ползти к Нате. Из ее бока торчит нож. Если я его выдерну, то боюсь, что это может привести к еще большей кровопотере, Нату уже будет не спасти. Но нож воткнут не до конца, часть лезвия ножа осталось над телом, этим можно воспользоваться и перерезать веревку. Она простая, тонкая, бельевая, но и острой части совсем немного. Страшно прикасаться к ножу. Чуть надавливаю, тут же увеличивается кровотечение.

Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы хоть чуть-чуть надрезать веревку. На последнем миллиметре та рвется.

Наконец, я освобождаю руки и ноги. Перемазанными кровью руками, роюсь в вещах, пытаясь найти телефон. Время уходит безвозвратно. Оно словно вода, утекает сквозь пальцы, а с ним утекает жизнь Наты.

Под Натой лужа крови увеличивается, и по ее количеству становится понятно, что потери крови критичные, счет идет уже на минуты. Вдобавок, к своему ужасу, вижу, что по ногам Кати тоже бежит кровь. Господи, только не это. Могла ведь эта дуреха доносить ребенка, получила бы от меня часть денег, жила бы дальше, ни в чём не нуждалась, но алчность обоих привела к трагедии. И сейчас жизнь этих алчных девок висит на волоске.

— Спаси меня! — орет Катя дурниной. — У меня схватки начались. Спаси ребенка!

— Катя, скажи адрес этого дома, — рычу на нее, только так можно попытаться достучаться до девушки. Но та завывает, обхватила живот руками и раскачивается из стороны в сторону, сейчас Катя напоминает игрушку неваляшку. Толку от нее никакого.

Наконец, телефон нашёлся. Я звоню, пытаясь включить свои мозги, которые тоже поплыли, надо точно рассказать оператору, что здесь случилось.

— Катя, какой здесь адрес? — трясу девушку.

— Рябиновая вроде, десять, — та смотрит с ужасом на свои ноги, по которым уже уверенно струится кровь.

— Девушка, у нас одно ножевое в печень, сильное кровотечение, и у другой девушки угроза выкидыша, беременности двадцать недель, — кричу я в телефон. — Скорая нужна срочно. Что?

Оператор меня спокойным голосом спрашивает о возрасте пациенток, еще о чем-то, а у меня страх, я не успею им помочь. Сквозь панику внутри меня не понимаю, о чем меня спрашивает девушка-оператор. От пережитого ужаса, меня начинает трясти, зуб на зуб не попадает, трясет так, что больной с Паркинсоном мне может только позавидовать. Оператор на том конце что-то втолковывает мне, но слова до меня долетают, как через много слоев ваты.

Наконец я понимаю, что пытается мне втолковать оператор. Я должна держать с ней связь, скорые уже выехали.

Остается ждать. В комнате находится ужасно, смотреть, как медленно умирает Ната, и на бьющуюся в судорогах Катю, словно умирать вместе с ними. Меня накрывает и поглощает бездна отчаянья. В воздухе повис тяжелый запах крови. Даже во рту чувствуется ее металлический привкус.

Не выдерживаю и выхожу на воздух. Струсила, да я струсила. Не смогла слышать скулеж Кати, предсмертные хрипы Наты. Струсила и сбежала.

На улице тихо. Пусто. Даже если бы я начала кричать, то меня действительно никто бы не услышал, потому что кругом одни покосившиеся заборы, заброшенные участки. Ближайший дом в ста метрах от нас. На грязной грунтовой дороге возятся куры, разгребают землю крючковатыми лапами, кудахчут, у них своя бурная жизнь.

Делаю вздох полной грудью. Свежий воздух вытесняет из моих легких затхлый