'Небесный огонь' и другие рассказы - Олеся Александровна Николаева

— Как, вы приехали? А я как раз к вам молодого монаха послал. Отшельника с Кавказских гор. Помогите ему, а то у него нет паспорта, а без документов его не принимают в монастырь — он уже и в лавре был, и здесь хотел остаться, но — никак! Придумайте что‑нибудь, чтобы перевести его на легальное положение! Зовут его — Августин. Человек высокой жизни. Я сам просил его пустыннических молитв.

Для меня слово моего духовного отца было закон. Поэтому я отправилась восвояси спасать этого молодого монаха. Вернулась, а он уже у нас на кухне сидит, с детьми моими чай пьет, а вокруг — несколько человек в подрясниках — священники, иеромонахи — дожидаются его рассказов о подвижниках Кавказских гор.

История его была такова.

В семилетнем возрасте он был увезен из Москвы матерью в Кавказские горы, где они и начали свой подвижнический путь под руководством некоего духовного отшельника — старца. Он постриг мать, постриг мальчика, и жили они так милостию Божией, крепкой молитвой да трудами рук своих — сажали огород, разводили пчел, были у них и козы, и коровки, и даже кошки. Когда Августину исполнилось шестнадцать лет и вроде бы пора было уже получать паспорт, старец не благословил этого делать и сказал, что он сам этот свой антихристовый документ давно уничтожил. Тогда уничтожила его и мать Августина. Просто взяла и сожгла. Так было принято у кавказских отшельников, потому что видели они в серпастом и молоткастом советском паспорте антихристову печать.

Старец вскоре мирно почил в Бозе, и они остались одни — одинешеньки, но продолжали жить, как и при старце, — молитва, посты, труды.

Но дело в том, что какими бы крутыми ни были тропы, ведущие в их смиренную келью, а все же кое-какие бродячие монахи, паломники, охотники, бродяги и разбойники там встречались. Повадились к ним такие головорезы, омусульманившиеся греки, — и то козу утащат, то бочонок меда, то картошку всю унесут.

И вдруг произошла какая‑то темная история: одного из этих греков подстрелили, и они заподозрили, что убийцей был охотник, который заходил в хижину Августина и его матери. Туда они и нагрянули, чтоб его схватить и убить. Однако он уже ушел куда‑то по своим тропам, Августин чинил мост через пропасть, а мать была одна. Они стали ее пытать, куда ушел и когда вернется охотник, и даже пригрозили изнасиловать, если она не скажет. Старая монахиня так была потрясена их угрозами, что воскликнула:

— Лучше меня сожгите живьем, чем такое!

И тогда один из них, видимо для острастки, ткнул в нее горящий факел. Потому что когда она вдруг вспыхнула, они испугались и принялись ее тушить. Но на ней было много чего накручено и наверчено — подрясник, ряса, огонь полыхал вовсю, воды поблизости не было, и они в ужасе бежали.

Августин как будто что‑то почуял — настойчивый и внятный помысел заставил его бросить неоконченную работу и возвращаться домой. Издали он увидел этих четверых, которые торопливо спускались по тропинке, ведущей от хижины, и узнал своих мздоимцев. Но и они заметили его. Мать он застал еще живой: умирая, она корчилась на земляном полу, но успела его благословить и велела бежать из этих мест.

История эта подлинная, о ней я не только слышала от Августина на своей кухне, но и читала впоследствии в книге «На горах Кавказа».

Итак, он похоронил мать, спустился с гор, направился в Сухуми, прямо в храм, где трудились знакомые монашки. Прожил у них несколько дней, а они ему и говорят:

— Небезопасно тебе здесь оставаться. Ищут тебя. В храм уже приходили серьезные люди — все тебя высматривали, выспрашивали о тебе. Вот тебе денег, и отправляйся‑ка ты в Троице — Сергиеву лавру. Там и по сей день старцы духовные есть.

Он так и сделал. Приехал в лавру, пошел к старцу Кириллу, к старцу Науму, а те ему говорят:

— Вряд ли тебя здесь примут в монастырь без паспорта. Очень уж за нами власти надзирают. Поезжай‑ка ты в Псково — Печерский монастырь — там у них повольготнее. Может, возьмут тебя.

Он так и сделал. Побывал у одного из печорских старцев, у моего духовника, познакомился и с другими монахами. Старец попробовал было о нем с наместником поговорить — так, мол, и так, добрый инок, а паспорта нет. Но наместник — тогда был архимандрит Гавриил — отказал наотрез. Что делать? Мой духовник сжалился над ним и послал его в Москву — к нам: а вдруг мы тут у себя в столице что-нибудь придумаем?

Итак, как только Августин поселился у нас дома, сразу же на него, как на подвижника с Кавказских гор, слетелось множество благочестивого народа. Тут были и лаврские монахи, и московские священники, и просто ревностные миряне, чающие жития ангельского.

Будущий наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон, а тогда Гоша Шевкунов, тоже был среди них. Всем хотелось послушать отшельнических историй, приобщиться святости жизни, вдохнуть благодати.

А смиренный чернец все рассказывал, рассказывал, поднимая на благоговейных и благодарных слушателей чистые голубиные глаза.

Однако пора было и что‑то делать для него. Самый простой путь был просто пойти в милицию и рассказать: так, мол, и так. Жил монахом в высокогорной пустыне, где паспортов не выдают, поэтому просрочил с получением, так давайте же исправим положение. Если нужно заплатить штраф, заплатим штраф.

Но этот вариант пришлось тут же и отмести. Потому что времена были еще советские и власти охотились за монахами, которые проживали без паспортов в недоступных и непроходимых Кавказских горах. Надо было знать тропы, чтобы туда взобраться, а в это милицию никто не желал посвящать. И если бы даже Августин пошел и сдался, его бы заставили выдать эти потайные тропы и указать, где именно живут старцы.

А кроме того — ему было уже 20 лет, и ему грозили уголовные статьи за нарушение паспортного режима и уклонение от воинской повинности, а затем, быть может, и армия. Но как монах он никак не мог выполнять свой воинский долг с оружием в руках. Значит, поход в милицию отпадал. По крайней мере просто так, с улицы. Но можно было попробовать зайти с другой стороны. То есть — по блату.

Единственным знакомым человеком, который имел хоть какие‑то связи с Министерством внутренних дел, был знаменитый писатель