Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди - Энн Уолберт Бёрджесс

неспособностью поддерживать эмоциональные связи с окружающими. Наиболее примечательной в этом плане была его одержимость сохранением голов жертв, которые он использовал как в ритуальных целях, так и в качестве средства продления своих фантазий. В распоряжении ФБР была аудиозапись показаний Кемпера на суде, в ходе которых он пояснил свои действия:

— Мне нужно было расчленить ее труп побыстрее, потому что у нее в голове была пуля. И еще мне не хотелось проблем с запахом, или, как вы это называете, разложением. Я зачистил голову, убрал волосы, скальп, ткани лица и шеи и любую плоть, какую мог.

— И захоронили это вместе с головой, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал детектив Микки Алуффи, который вел следствие по делу Кемпера.

— Да, прямо под ней. Я знал, что это исчезнет в первую очередь, но не хотел, чтобы оно оставалось на черепе. Я хотел, чтобы вся черепная область разложилась побыстрее, все, что было на нем и внутри. Но волосы и скальп я туда не положил. Только лицевые ткани.

— А что вы сделали с волосами и скальпом?

— Срезал со скальпа волосы и выбросил в мусорку на автозаправке. А скальп порезал на мелкие кусочки и слил в унитаз, думал, так их никогда не найдут.

Этот приземленное безучастное повествование о чудовищном изуверстве, рассказываемое таким тоном, будто автомеханик описывает процесс разборки автомобиля на запчасти, наглядно свидетельствовало о деловитости, с которой Кемпер подходил к насилию.

Его жертвы были не более чем чистыми холстами, на которых следовало изобразить зверства, вырвавшиеся из его сознания.

Самую глубокую проницательность на этом процессе продемонстрировала Эллин, сестра Кемпера. По ее словам, у нее было подозрение, что он имеет отношение к убийствам студенток, еще до того, как тот сдался полиции. «Дело в том, что в детстве он убил и обезглавил нашего домашнего кота и прятал останки в своем шкафу. И я не знаю, сколько бы они там пролежали, если бы мать не обратила внимание на зловоние». Вспомнив эту историю, Эллин прямо спросила брата, не замешан ли он в убийствах. Тот ответил отрицательно, но попросил не говорить об этом матери, «потому что она начнет задавать вопросы и все может кончиться плохо».

По сути дела, совершенные Кемпером убийства были отражением невзгод его раннего детства, в том числе тяжелых переживаний в связи с отсутствием отца и недоступностью матери. Он убивал и чтобы выразить свою неспособность находить общий язык с другими, и чтобы отомстить за отказ родителей быть ему утешением и поддержкой. Насилие было попыткой Кемпера утвердиться в чувстве собственного достоинства на фоне постоянных нападок и унижения со стороны матери и сестер, вернуть себе эмоциональное родство с другими людьми.

Если бы Фрейд занимался серийными убийцами, Кемпер бесспорно стал бы архетипическим примером. Он отчаянно нуждался в стойкой благосклонности со стороны родителей и, не получив от них позитивного внимания, ответил на это беспощадными зверствами.

* * *

И Кемпер, и Рисселл воплощали — и, соответственно, усложняли — один аспект развития серийного убийцы, прежде не вполне мне понятный. В анализе этого типа преступников всегда преобладал подход с фокусом на сравнение роли наследственности и среды. А именно: биологическими или внешними факторами предопределяется превращение человека в убийцу. Но примеры Кемпера и Расселла говорили о том, что такое четкое разделение неочевидно. Они показывали, что серийные убийцы не обязательно агрессивны от рождения, а становятся склонны к насильственным проявлениям и чаще превращаются в убийц под воздействием определенных провоцирующих факторов. При этом даже в благоприятных условиях их влечение к убийству нарастает постепенно. Это сложный и медленно формирующийся механизм, который чаще всего укоренен в их неспособности соотноситься как с окружающими, так и с самими собой. В понимании серийного убийцы насилие может являться разновидностью самолечения. Оно утишает их наваждения, помутнения сознания и навязчивые фантазии. Но, как и при любом самолечении, такие эффекты носят лишь временный характер. Это очень хорошо понимал Кемпер, признавший, что «реальность никогда не дотягивала до уровня фантазий».

Вне зависимости от уровня самосознания серийного убийцы и количества новых ритуалов, которыми он дополняет свои кровавые преступления, ему всегда будет чего-то не хватать. Граница между фантазией и реальностью остается непроницаемой, а первобытная жажда убийства — неутолимой. Этот базовый позыв невозможно ни укротить, ни погасить. Рисселл и Кемпер понимали это лучше других. Именно поэтому они столь охотно говорили о своих преступлениях. Эти воспоминания были единственным, что у них оставалось.

Глава 12

Картины изуверства

К преподаванию в отделе относились по-разному. Кому-то это нравилось, кто-то использовал его в качестве социальной отдушины, а некоторые считали бременем в условиях и без того серьезной служебной нагрузки. Я же смотрела на него иначе. Для меня лекции были уникальной возможностью проверять наши новые идеи на живой аудитории, чтобы затем дорабатывать их в соответствии с ее коллективной реакцией. Я в равной мере и учила, и училась сама. Ценность этого процесса была и в том, как задавали вопросы агенты-новички, и с каким энтузиазмом они воспринимали новые знания, и даже в молчаливо-недоуменных взглядах, которыми они встречали мои неудачные попытки что-то объяснить. Преподавание вдохновляло меня. Оно делало мою работу более цельной.

Весной 1986 года, вскоре после публикации статьи об убийцах-насильниках, которые изувечивают своих жертв, меня осенила идея новой учебной темы. Почти три месяца я занималась сравнительным исследованием сексуальных маньяков-убийц, переживших сексуализированное насилие в раннем возрасте, и убийц, в биографиях которых ничего подобного не было. Результаты меня удивили. Данные показали, что маньяки, пострадавшие от сексуального насилия в детском возрасте, были больше склонны изувечивать своих жертв. Такое мстительное поведение, избыточно компенсирующее травму прошлого путем еще более откровенного садизма, говорило о наличии определенной особенности серийных убийц, которую мне не терпелось исследовать более тщательно. Она имела прямое отношение к их образу мыслей. И именно сейчас можно было призвать на помощь опыт сотрудников, не принадлежавших к нашему коллективу.

Интерес к этой теме появился в ходе изучения интервью с Эдмундом Кемпером. Роберт Ресслер спросил его о выборе жертв и причинах, по которым он убивал.

«У меня была реально большая проблема с лишением людей жизни, — ответил тот. — Не в плане самого убийства, а в плане обладания их телами после».

Именно это и стало отправным моментом. Сказанное Кемпером — не сами по себе его слова, а эмоциональный накал и принципиальность, с которой они были произнесены, — попало в точку. Это наводило на мысль о том, что у серийных убийц есть еще