Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха - Жиль Перро

Среди его товарищей по заключению были авиаконструктор Туполев, известные деятели компартий, генералы, многие из которых входили в штаб маршала Жукова; казалось, на Лубянке собрали элиту России.

Абакумов время от времени приказывал привести его к себе, чтобы поиздеваться. Когда в Канаде была обнаружена советская шпионская сеть, он показал вырезки из западных газет, содержащие намеки на то, что шеф «Красной капеллы», без сомнения, причастен к этому делу. Абакумов со смехом воскликнул: «Вы можете подать на них в суд! Все полиции мира разыскивают вас, а вы здесь, у нас, под нашей защитой и в полной безопасности! Великолепно, не так ли?»

Единственным, кто разгадал его, был следователь. Он старался разговаривать с узником дружелюбно, охотно предлагал сигареты, от которых заключенный, покачав головой, отказывался. Однажды вечером после бесконечного допроса он спросил Треппера: «Вы решили пережить нас, не так ли? Не это ли дает вам силы держаться?» И поскольку Треппер промолчал, тот продолжил: «Я должен кое-что сказать вам: я не буду заниматься вашим досье. В нем ничего нет. Я убежден, что вас держат здесь по каким-то другим причинам, не имеющим отношения к делу. Не знаю, какие последствия это будет иметь для меня самого, но я откажусь от дальнейшего ведения дела. Не могу в этом участвовать». Треппер потянулся вперед, схватил пачку сигарет со стола и достал одну. Следователь улыбнулся и, давая ему прикурить, сказал: «Теперь я знаю, что вы победите. Курильщик, который может отказаться от сигареты, — это многое значит!»

Жена Треппера Люба не подозревала, что он находится в Москве. Директор сообщил, что ее муж «ушел на дно» и что она может не ждать его. Одна, без средств, Люба стала работать, чтобы прокормить себя и двух детей. Она избежала тюрьмы или сибирской ссылки, вероятно, лишь по одной причине: приезжающие из Франции гости, в частности Жак Дюкло, неизменно интересовались тем, как поживает Большой шеф. Им отвечали, что он в спецкомандировке за границей, но на крайний случай предпочитали держать под рукой его жену и детей, чтобы иметь возможность показать их. Вот так и протекала жизнь Любы — между лачугой, которая служила ей жилищем, и бесконечными хождениями из деревни в деревню, с огромным ящиком аппаратуры за спиной; а в это время ее спутник, вместо того чтобы шагать рядом с ней пo степи, ходил взад-вперед по своей камере, как это делают все заключенные мира…

И это продолжалось десять лет.

Десять лет.

5 марта 1953 года Лубянку вдруг охватила паника. Надзиратели бегали по коридорам; режим содержания заключенных ужесточился, прогулки отменили. Узники решили, что началась третья мировая война, и очень встревожились. Но это была ложная тревога. Вскоре в тюрьме снова воцарился покой, обычная рутина, и заключенные никак не могли понять, чем был вызван этот переполох.

Через несколько месяцев Большой шеф в очередной раз в сопровождении охранника углубился в туннель, связывающий тюрьму с министерством госбезопасности. Но его повели не в кабинет Абакумова, а в какую-то комнату, где его ждал очень старый усатый генерал, внешне заметно отличавшийся от молодых сотрудников Центра; казалось, он сошел с картины, запечатлевшей героев Октябрьской революции. Он посмотрел на заключенного и спросил: «Ну, как вы себя чувствуете?» Треппер был так поражен, что не смог ответить: почти десять лет никто не интересовался его самочувствием. Тогда, открыв ящик стола, генерал достал оттуда газету «Правда» и протянул ее заключенному. Это был уже старый номер. На первой полосе была помещена статья, посвященная «заговору белых халатов»; в ней рассказывалось о том, как группа врачей-евреев собиралась убить Сталина. «Что вы об этом думаете?» — спросил генерал. Дважды прочитав статью, Треппер ответил: «Глупости. Это не выдерживает никакой критики. Если бы понадобилось убивать Сталина, для этого нашли бы профессионалов. Не стали бы обращаться к врачам». — «Так вы думаете, что мы делаем глупости?» — «Это с вами случается». Генерал задумчиво покачал головой и достал второй номер «Правды»: «Вот, читайте…» Врачи были реабилитированы. Треппер проглотил статью, но воздержался от комментариев. Старый генерал протянул третий номер газеты, в которой огромными буквами было набрано сообщение о смерти Сталина 5 марта этого же года. Большой шеф не проронил ни слова. Он размышлял: «Сталин умер, но армия и силы безопасности в руках его банды. Они по-прежнему у руля». В ящике стола у генерала был еще один, четвертый, номер «Правды». Он был датирован декабрем 1953 года. Генерал показал его заключенному, и Треппер прочел заметку о казни Берии. И тогда Большой шеф улыбнулся. Он выиграл. Пережил их.

Улыбнулся и сказал: «Товарищ… — И тут же осекся — Извините меня». Узники Лубянки не имели права называть своих тюремщиков «товарищами». Если они случайно употребляли это слово, охранники орали на них: «Тамбовский волк тебе товарищ!» Генерал сделал рукой нетерпеливый жест и сказал: «Знаете, я раньше работал с Дзержинским. Мы, сотрудники прежнего ЧК, наверное, совершали ошибки, но наши помыслы были чисты. Я уже двадцать лет не работаю в этой сфере. Но сегодня меня попросили вернуться и разобраться в некоторых важных делах. Я начинаю с вас, потому что считаю ваше дело одним из важнейших».

И Лубянка превратилась в «отель». Затем стали отпускать заключенных. Треппер вернулся к жене и детям после пятнадцати лет разлуки. Их поселили в прекрасной квартире, где они могли дожидаться возвращения в Польшу. Радо также вышел из тюрьмы. О Венцеле мне ничего не известно. Даже Кент обрел свободу. Но он просто попал под амнистию, тогда как приговор, вынесенный Большому шефу, высшие советские юридические инстанции отменили «за отсутствием состава преступления».

Попав на Лубянку, когда вторая мировая война еще не закончилась, Треппер вышел оттуда в конце «холодной войны». В последний раз он видел своих детей, когда одному было девять, а другому четыре года; встретился он уже с двадцатитрехлетним мужчиной и восемнадцатилетним юношей: детство и юность сыновей у него украли. Отняли десять лет жизни, которые не в силах вернуть никакое свидетельство о реабилитации. Его заставили пережить и другое — он узнал, в каком отчаянии умирали те, кто пожертвовал всем и взамен не получил ничего, кроме неблагодарности и несправедливости. Кто захотел бы поменяться с ним судьбой? Восторгаясь героями, мы могли бы подумать так: «Я хотел бы, я смог бы молчать под пытками, как Сокол, умереть, цитируя Сократа, как Сюзанна Спаак, сохранить невозмутимость перед эшафотом, как Шульце-Бойзен. Но выдержать то, что пережил Треппер…» — глядя, как он уходит с Лубянки, мы испытываем почтительный ужас.

Не думаю, чтобы он хотел расстаться с читателями вот так, стоя на пороге тюрьмы с узелком под мышкой, постаревший и усталый — типичная жертва сталинского беззакония. «Сталинизм, — говорит Треппер, — это болезнь. Надо было ждать, пока она пройдет». И еще: «Путешествие Париж — Варшава затянулось на одиннадцать лет, поезда ведь порой запаздывают». Он вышел из тюрьмы таким же, каким вошел: коммунистом. И нам, некоммунистам, нравится, что он им остался: ведь если человек, не выдержав ударов судьбы, как бы страшны они ни были, отрекается от своих убеждений — он терпит поражение, и вместе с ним терпит поражение весь род человеческий…

…Можно было бы написать, что война была выиграна в какой-то мере и благодаря Трепперу, но он бы этого не одобрил, ибо убежден: «Ни одну битву никогда еще не выигрывала разведка. Победу завоевывают в бою. Сталинград спасли солдаты, принявшие смерть среди его руин. Солдаты — и никто иной».

Возвращение героев

Вот мы и познакомились с первой крупной публикацией на русском языке о «Красной капелле». И пожалуй, справедливо, что ею стала, пусть в сокращенном варианте, именно книга Жиля Перро. Ибо он оказался первым автором, который разобрался в истории группы советских разведчиков, действовавших в Западной Европе накануне и во время второй мировой войны. Сочетая в своих поисках тщательность следователя — а Перро начинал свою карьеру юристом — с настойчивостью репортера, молодой француз сумел добраться до захваченных у гитлеровцев документов и понять, где они скрывали и в чем фальсифицировали истину.

Ради этой цели писатель объехал многих, тогда, в середине 60-х годов, еще живых участников событий как среди антифашистов — членов разведывательной сети и борцов Сопротивления, так и среди их врагов — бывших абверовцев и гестаповцев. И фактически с уже готовой книгой предстал перед тем, кто был ее главным героем, — Леопольдом Треппером.

Только начало

Вторая половина 60-х. Треппер возглавляет в Варшаве еврейское издательское общество и консультирует ЦК ПОРП по национальным проблемам. О его боевом прошлом в Польше не знает практически никто, даже руководство партии. Неизвестно его имя и в Советском Союзе. Это подтверждает и старший сын Лео, Анмартин, названный в честь Андре Марти.