Знак королевы вампиров - Джой Хилл

— Правда? — Его голос изменился, стал отрывисто мягким и мертвенным; она чувствовала остроту его внимания, как укол клыков. — Только что вы говорили, что подчинитесь мне. Теперь приказываю я.

Она спустила бретельки платья с плеч и стояла перед ним обнаженная.

— Прочь. Все прочь. Даже драгоценности.

Она подчинилась, нагнувшись и спустив чулки один за другим, сняв серьги и ожерелье, беззаботно уронив их на нейлон, словно они не стоили ни гроша. Она знала, что это еще больше его воспламенит. Ее волосы разлетелись по плечам, по кончикам грудей, она перебирала пальцами густые пряди.

Он начал дышать быстрее, тяжелее, словно долго бежал. Когда она вздрогнула, его глаза потемнели:

— Вы боитесь меня, госпожа?

Там, где он не мог перебороть ее силой, он мог сделать это эмоциями. Он мог сделать ее абсолютно беззащитной, мог заставить ее молить о пощаде, хотя она знала, что в теперешнем его состоянии в его душе пощаде места не было.

— Да, — прошептала она.

— Хорошо, — сказал он и подошел к ней ближе.

Поцелуй получился жарким и грубым. Его руки сомкнулись на талии: он не собирался быть нежным, хотя его грубость только сильнее ее возбуждала. Он сжал объятие, доставит ей одновременно с наслаждением и боль. Моя, говорило его грубое касание. Его пальцы щипали ее сосок, и, когда он перегнул ее через руку назад и губами схватился за другой, он сильно ее укусил, заставив вскрикнуть.

Он опустил ее на землю, упав на одно колено, — она оказалась в ловушке между его ног. Когда она попыталась подняться и дотронуться до него, он схватил ее за запястья и связал их ее чулками, от локтей до ладоней. Одной рукой он закинул ее руки ей за голову, а другую освободил для того, чтобы просунуть пальцы ей во влагалище и дразнить ее. Он пробормотал какое-то ругательство, когда она раздвинула трясущиеся колени, открываясь ему. Она понимала, так, как не мог понять он сам, что сквозь него с ревом проносилось что-то пугающее, что-то, от чего можно избавиться, только избив ее как следует, — ее, вместилище всех его грехов. Она с удовольствием приняла бы их на себя.

Он снял с себя джинсы и рубашку, превратившись в бледное обнаженное потустороннее создание, — такое же, как и она сама в лунном свете. Немного крови Карла попало ему на горло возле воротника. Еще одно пятно ниже, на груди, говорило о том, что кровь пролилась на рубашку. Ее влагалище спазматически сжималось в ожидании, но ей следовало бы знать, что его гнев еще не утих. Он схватил ее за голову и глубоко вошел ей в рот. Одной рукой он держал ее за запястья, так чтобы она не могла контролировать его движения.

Когда он вошел ей в горло, ей пришлось расслабить мышцы и подавить рвотный рефлекс. Раньше она сама выбирала способ, но никогда до этого ей не приходилось делать это по его воле, и теперь ей было ясно, почему он хочет, чтобы сейчас это было именно так. Чего она не понимала, так это почему у нее такая сентиментальная реакция на грубое поведение, но рациональным это, с другой стороны, и не должно было быть. Они были больше животными в данную минуту, чем человеком или вампиром, подчиняясь какой-то древней необходимости подтверждения своих прав и связи. Это была война власти и подчинения, в которой она отдала ему бразды правления, да так умело, что и сама не понимала, предложила ли она ему их сама или он отнял их силой.

Она была готова, она ждала его. Она стонала, покусывая его клыками, даже тогда, когда она лизала, сосала и проводила по нему языком, чтобы почувствовать его солоноватый вкус. Пока она проделывала это, он протянул руку назад и слегка потер ее клитор, заставив ее свернуться от его прикосновения, стонать от желания.

— Работайте лучше, госпожа. Я могу войти вам в рот, заставить проглотить все, умолять, чтобы я вас трахнул.

От этой мысли ее влагалище конвульсивно сжалось, дикая часть ее хотела с ним бороться, хотела восстать против него. Но когда она попыталась поднять руки, он снова прижал их к земле, посмотрел на нее почти с угрозой, словно говоря, что если она его расстроит, он использует силу. Это лишь обострило ее желание. Она не знала, делал ли он это, чтобы еще больше растревожить душу, или чтобы использовать этот огонь для того, чтобы прижечь язву, оставшуюся на сердце после сегодняшнего вечера. Она перестала думать об этом, потому что он просто был ей нужен. Жажда крови и физическое влечение так плотно переплелись что ее тело уже не могло их больше сдерживать. Она давно уже прошла яркую точку оргазма и находилась теперь на самом острие чего-то, что было гораздо сильнее и сотрясало их обоих.

Его член пульсировал у нее во рту, пальцы все сильнее сжимались на ее запястьях, говоря ей о том, что он приближался к развязке. Она постаралась это ускорить, начиная двигаться интенсивнее, прокалывая клыками его кожу, слегка, только лишь для того, чтобы он не вышел, не испытав боли, — довольно эффективный прием.

Он просунул пальцы ей в уголки рта, большими пальцами нажав на горло и заставив ее открыть рот. Тонкие струйки крови отмечали места, где она прокусила кожу.

Подняв ее ноги, он сам сел на пятки и положил ее бедра себе на колени. Выпрямил ее ноги и положил на свое плечо, держа их вместе одной рукой. Опустив ее, он направил свой член ей в зад, безжалостно насаживая ее, входя туда, куда она никогда не позволяла ему входить, за исключением той ночи с Гидеоном. Даже со смазкой из ее слюны и выделений из влагалища ему приходилось постараться, особенно учитывая позу. Она задохнулась, когда он вошел в нее, почувствовала его толщину, в горле клокотали звуки боли. Но сюда примешивалось и желание — ее влагалище сжималось в ожидании, желая, чтобы он оказался именно там, а не где-то еще.

Он заговорил сквозь сжатые зубы, еще глубже проникая в нее:

— Нет. Сегодня я буду заниматься только вашим задом, напоминая вам о том, что вы моя. Только моя.

В темноте его глаза казались почти черными, а лицо, казалось, состояло только из острых углов. Он начал двигаться внутри нее — сильнее и жестче прежнего. Его присутствие надолго сохранится там, в независимости от всех ее способностей к излечению. Она будет от одного воспоминания содрогаться от желания, хотя боль будет заставлять ее думать о том, что именно он хотел заставить ее понять. Он убил ради нее. Служил ей. Он принадлежал ей. Он так глубоко во всем этом увяз, что теперь это походило на зеркальную стену: она настолько же принадлежала ему, насколько он принадлежал ей.

— Скажи мне, что я делаю тебе больно, и тебе это нравится, скажи, что хочешь, чтобы я заставил тебя кончить.

Она откинула голову назад, все ее тело двигалось в его ритме, одновременно и борясь с ним, и отвечая ему помимо своей воли.