Месопотамия - Сергей Викторович Жадан

жилищах, поскольку вся любовь этих дней достаётся молодым. Девушки изнемогают от жары, спускаются к воде, держатся её прохлады, остерегаются прибрежной зелени. Улицы особенно звонки, каждый неосторожный шаг и случайный возглас тревожат голубей на крышах и разомлевших от солнца бездомных, живуших летом в покинутых, разбомбленных помещениях. Хочется говорить тихо, чтобы тебя никто не услышал, а услышав – не понял.

Он еще не успел припарковаться, как Оля уже поднялась по лестнице наверх. Увидела его фиат, села на переднее сиденье. Фима потянулся целоваться, она сухо коснулась его выбритой щеки. Всё как меж старыми друзьями. Или между мужем и женой, решившими расстаться. На ней было короткое платье. Ноги её от этого казались еще длиннее. Она всё время поправляла причёску, щурясь от вечернего солнца.

– Курить можно? – спросила.

– Я бросил, – ответил Фима.

– Молодец, – ответила на это Оля, достала сигареты и закурила. Посмотрела на его расстроенное лицо, скептически хмыкнула, опустила со своей стороны стекло.

– Куда поедем? – Фима справился-таки со своим волнением и взялся за дело.

– Да никуда, – ответила Оля. – Давай тут постоим.

– Тут? – не понял Фима. – Ну давай.

– Ты чего хотел то? – спросила Оля, даже не посмотрев в его сторону.

– Просто поговорить хотел, – ответил Фима.

– Хорошо, – согласилась она, – говори.

И отвернулась к окну.

Обижается, понял Фима. Возможно, Антон ей всё рассказал. Возможно, она догадывается, что я про всё знаю. Возможно, думает, что отношусь к ней, как к бывшей проститутке. Возможно, это её угнетает. На самом деле, это свинство с моей стороны – играть на её прошлом, извлекать пользу из её ошибок. Она давно начала новую жизнь, а тут я. Ясно, что это её обижает. В любом случае нельзя ей говорить, что я про всё знаю. Даже намёками, даже шутками. Нужно, чтобы она успокоилась, чтобы поняла, что я не собираюсь её шантажировать. Лучше говорить про что-то нейтральное.

– Расскажи о себе, – попросил Фима. – Чем ты интересовалась в детстве? Мальчиками?

Чёрт, – подумал, – сейчас она меня пошлёт.

– Химией, – ответила Оля.

– Химией? – удивился Фима. – Понимаю: формулы, колбы, кислоты. Много у тебя друзей было?

Чёрт! – снова спохватился.

– Да, – ответила на это Оля, – у нас целый кружок был.

– И чем вы там занимались? – поинтересовался Фима. – Правда химией?

Чёрт! Чёрт!

– Мы ставили опыты.

– Экспериментировали вместе?

!!!!!!!!!!

– Мы все, – сказала вдруг Оля, – были влюблены в химика. Он был старый и красивый. Тебе нравятся старые мужчины?

– Старые? Ты что! – не в тему ответил Фима, судорожно думая, о чём говорить дальше.

– У него были красивые пальцы, – не дала ему продолжить Оля. – Когда он касался меня, мне становилось холодно. А потом я вся начинала гореть.

– Он трогал тебя? – не понял Фима.

– Да, – подтвердила она, – Мне было пятнадцать. Мне хотелось узнать о всех тайнах жизни. Почувствовать всю сладость этого мира. Поэтому я выбрала именно его – взрослого и опытного, с красивыми пальцами. Он был моим первым мужчиной.

– Как это? – не сразу понял Фима.

– В плане секса, – повернулась к нему Оля. – У нас с ним это случилось просто в классе после уроков. На мне была совсем короткая форма, ему даже не пришлось меня раздевать.

Она достала новую сигарету.

– А потом? – Фима с трудом проглотил слюну и ослабил узел галстука.

– А потом он умер, – охотно объяснила Оля. – Не сразу, конечно, не после нашего с ним секса. Где-то через год. Сердце. Мы всем классом ходили на похороны. У него осталась красивая вдова. Чуть полноватая, но в целом ничего для своего возраста. Подкинешь меня домой? – спросила неожиданно.

По дороге они молчали. Но и дорога была короткой.

Вдовы, думал Фима, вдовы – эти наверняка. Вдовам туда прямая дорога, там их ждут с распростёртыми объятьями. Вдовы – наилучшие любовницы. Самые выносливые. Самые неспокойные. Его первой женщиной была вдова. Знакомая родителей. Кандидат наук. Большинство знакомых его родителей были кандидатами наук. В детстве Фима был уверен, что кандидаты наук составляют большинство населения этого города. А доценты составляют его меньшинство. Хотя доцентов среди их знакомых тоже хватало. У них была солидная семья, Фима рос в порядочном окружении. В принципе, имея такое число знакомых кандидатов, трудно было переспать в первый раз с кем-то другим. Вдова сама проявила инициативу, предложила дружбу, обещала протекцию при поступлении, давала консультации. Одна из консультаций у неё дома завершилась быстрым сексом. Фима не сопротивлялся. Пусть будет кандидат – подумал. Потом она на самом деле помогла при поступлении, хотя между ними больше ничего не было. Надеюсь, ей не понравилось, – думал Фима. Но со вдовами после этого вёл себя осторожно. Со вдовами никогда не знаешь, как получится, – размышлял он, покуривая на балконе и разглядывая золотые огни в старых домах за рекой. Со вдовами он стал осторожен настолько, что, даже начав собственное дело, старался брать на работу только замужних. Желательно среднего возраста. Желательно с золотыми зубами. Это дисциплинировало.

Ночью он написал ей сообщение. Типа того, что когда над улицами в липком воздухе носятся демоны и дым на кухнях сгущается, пахнет маком и шоколадом, он, как старый потрёпанный пират, всматривается в сиреневой ночи в огни её дома и чувствует своим острым крысиным нюхом, как нежно пахнет её кожа, чувствует, как она легко проваливается в свои сновидения, будто в хрупкий и невесомый рождественский снег, и пока кристаллы льда запекаются на её губах, он несёт свою вахту, охраняя её покой и разгоняя демонов своими кубинскими сигаретами. Перечитал, подумал, что про мак – лишнее. Решил сообщение удалить. Нажал на что-то не то, эсэмэс таки оправилось ей. Стоял и со страхом ждал: ответит или нет. Где-то в четыре утра, когда последние демоны растаяли в предрассветных сумерках, телефон сел.

Она перезвонила сама, после обеда.

– А что ты там про шоколад писал? – понтересовалась.

Фима начал оправдываться, сочинять путаную таинственную историю про события минувшей ночи, про подозрительных знакомых и их семейные проблемы, про поздние звонки и ночные истерики, про бесполезные попытки всех успокоить и примирить, про вызовы такси и поездки через ночной город, про открытые угрозы и торжественные заверения. Шоколаду в этой истории места откровенно не было, он совсем запутался и просто предложил встретиться.

У грузин, куда они пришли, она поздоровалась с официантом, тот узнал её, весело отозвался, важно кивнул Фиме. Сразу начал что-то советовать, от чего-то отговаривать. Фима специально оделся неофициально, то есть в летнюю сорочку и светлые брюки, и без галстука чувствовал себя неуверенно – как пёс, которого впервые на ночь спустили с цепи. Больше всего ему хотелось назад – на