Полдень, XXI век (ноябрь 2010) - Коллектив авторов

Верующие люди будут возражать, что точкой истинного сплочения в несчастье может быть только религия, что попытка сделать религию из культуры будет лишь жалким подражанием и эрзацем, – да и зачем, вообще, спрашивается, создавать эрзацы религии, обнаружив в себе тягу к ней самой?

На это филологи будут отвечать, что религия не страдает от изменения границ и даже гибели царств земных, что она универсальна и одинакова хороша для всякого, имеющего душу, между тем, происходящее вокруг как раз не препятствует спасению души, а может быть, даже ввиду постигающих нас испытаний, этому спасению способствует (на чем, скажем, особенно настаивал блаженный Августин после разорения Рима вандалами). Грозящее геополитическое поражение – опасность утраты России, утраты национальной идентичности, а раз так, то и спасаться надо, сплотившись вокруг того, чему грозит утрата. Ибо бояться надо не утраты хлеба и крыши над головой – тут каждый как-то сможет решить свои личные вопросы, бояться надо утраты коллективного лица, а лицо народа – это его язык, культура и национальный характер, и именно они должны стать его религией, сохраняющей народ в изгнании и в рассеянии.

Верующие люди предложат обратиться к опыту иных эмиграций и диаспор и убедиться, что культура как таковая не может хранить коллективное единство слишком долго – уже дети и внуки белоэмигрантов стали обычными французами и американцами, почти забыв о своих русских корнях. Между тем, религиозность русских старообрядцев (не говоря – евреев) позволила им и в рассеянии сохранить свою культуру. «Религия, – скажет один из персонажей романа, священник, – сможет сохранить и себя и культуру, а культура сама по себе не сможет сохранить даже саму себя».

Впрочем, среди космополитов будут оптимисты, заявляющие, что ни о каком исчезновении государства речь не идет – наоборот, наконец-то начинается история России как государства современного, самосовершенствующегося, находящегося на пике прогресса, ибо, только получив хорошо по затылку и избавившись вместе с территориями от амбиций, Россия наконец-то признает себя частью европейской цивилизации, займется не вздохами о собственном величии, не паразитическим прожиганием ресурсов, а культурным и хозяйственным созиданием, а заодно совершенствованием социальных институтов. А если при этом Россия даже распадется на несколько частей, то это в некотором смысле будет даже лучше: ареал русского народа и русского языка от этого станет не меньше, но зато отдельные регионы наконец-то получат возможность проявить собственную инициативу и собственные амбиции, в результате русская культура и, говоря шире, «русский мир» станут даже разнообразнее и сильнее.

Огромное количество споров в романе будет посвящено возможности сопротивляться врагу. Оборонцы будут призывать окружающих сделать волевое усилие, чтобы сохранить величие.

В ответ пораженцы скажут, что безответственное и коррумпированное правительство само виновато в том, что никто не хочет умирать за такую страну. «Эту» страну, лишенную демократии и разворовываемую олигархами, все прочее население уже перестало считать своей, и нынешний режим давно воспринимается как оккупационный. Воевать, защищая одних оккупантов от других, – овчинка выделки не стоит, да и потом новые оккупанты даже могут оказаться лучше прежних.

Пораженцы будут также добавлять, что в нашей стране призывы к борьбе всегда подозрительны: борьба не на жизнь, а на смерть часто – слишком часто – служит оправданием для мерзостей, с которыми не боремся в повседневной жизни. Дело не в том, можем ли мы бороться, а в том, стоит ли подчинять всю жизнь борьбе. Злоупотребления, насилия в судах и без суда, воровство интендантов, пренебрежение культурой и нормами гуманизма – не оттого ли, что наша жизнь подчинена борьбе?

Оборонцы на это ответят, что борьба – это выживание, и тот, кто оправдывает свое нежелание драться нелюбовью к коррупции, совершает преступление против сограждан и своих детей, ведя все сообщество к вымиранию.

Но пораженцы не сдадутся (вопреки своему названию) и возразят, что, возможно, борьба лишь ускорит нашу агонию – хотя бы из-за демографических потерь. Среди пораженцев будут еще фаталисты, а также сторонники теории Льва Гумилева, которые скажут, что длительность существования государства в любом случае отмерена, что бы мы ни делали. Вопрос в том, чем мы займем оставшиеся нам несколько веков, – ведь если нам не суждено быть сильными, то пусть хотя бы результаты дел и намерения поражают благородством. Стыдно, если умирающий лев не может сказать пришедшему лягнуть его ослу ничего, кроме: «Были бы у меня зубы, я бы тебе показал». Если в его мыслях нет ничего другого, если все его счастье в том, чтобы терзать слабейших, – значит, он достоин того, чтобы его лягнул осел. Тут пораженцы будут ставить вопрос: ради каких ценностей мы будем вести эту войну? Эрудиты вспомнят комедию Дюрренматта «Ромул Великий», рассказывающую о гибели Римской империи под натиском германцев. Византийский император в этой пьесе вполне резонно говорит, что спасти империю может только идея, только вера в свое предназначение, и предлагает лозунг «За мир и рабство!». Если бы Россия отстаивала хотя бы преимущества рабства, ну хотя бы крепостное право (которое она отменила так поздно) или, скажем, даже ГУЛАГ как некое экзистенциальное состояние и экономический инструмент. Но нет, мы отстаиваем лишь идею собственного имперского величия – величия ради величия, причем достигать этого величия можно лишь путем унижения других, – это великое, ни с чем не сравнимое удовольствие от смерти соседской коровы. Такую великую идею никто не поддержит, она никому не сладка. Мир нельзя покорить – его надо соблазнить. Нужно обязательно соблазнить противника – своими ценностями, навыками, образом жизни. Запад выиграл у Китая культурное соревнование, поскольку Китай может развиваться, только заимствуя у Запада технологии и экономические отношения, а конфуцианство составляет лишь декор, постепенно съеживающийся под лучами глобализации. Суть нашего поражения заключается в том, что нам некого и нечем соблазнять. Нам даже самих себя нечем соблазнять.

Можно представить себе возмущение и душевную боль оборонцев, и, возможно, они позволят себе несколько резких слов в адрес оппонентов – вроде того, что «из-за таких, как вы, мы и проиграли». Именно из-за таких пораженческих настроений правительство и сняло с себя ответственность за исход войны – оно поняло, что мобилизовать это общество на борьбу невозможно. Это вызовет некоторые ироничные замечания – мол, все снимают с себя ответственность, если все остальные не снимут с себя последнюю рубашку и откажутся от духовной и прочей свободы – ради того, чтобы кто-то соизволил выполнять свои обязанности.