Песня длиною в жизнь - Марли Мишель

— Лулу, пожалуйста, проследи за беседой между мсье Одифредом и мсье Блистеном. Я предложила Ива на роль в новом фильме и хочу быть уверенной, что он эту роль получит.

Эдит и Анри молча наблюдали, как уходит Луи, без комментариев и без возражений. Пока она смотрела ему вслед, ее мысли унеслись в прошлое. Она видела киностудию в Булонь-Бийанкуре[67] на юго-западе Парижа, какой она была пять лет назад. Лица гостей «Мейфейра» стали расплываться, перед ее мысленным взором появилась съемочная площадка и совсем другие лица, приглушенное праздничное освещение превратилось в яркие лучи прожекторов, а гул голосов — в оглушительную команду: «„Монмартр на Сене“[68], сцена третья, дубль один!»

Когда она стояла на сцене и исполняла песни, это воспринималось совершенно иначе, чем игра перед камерой, пусть даже она играла роль певицы. Эдит была в этой студии много лет назад. В самом начале карьеры ей доверили спеть песню в фильме «Ла Гарсон»[69], в котором ей досталась эпизодическая роль певицы в ночном клубе. Теперь все было иначе: у нее главная роль. И ей это нравилось. Что ж, киностудии были не настолько близки ее сердцу, как музыкальные театры с их сотнями зрителей, но для нее это стало серьезным опытом. Она не могла точно определить чувства, которые испытывала: что-то среднее между любопытством, волнением и энтузиазмом.

Ей нужно было научиться правильно двигаться и говорить. Ее ощущения от пребывания на огромной сцене сильно отличались от тех, что она испытывала на площадке, размером не более нескольких квадратных метров. При этом вести себя нужно так, как будто стоишь на той же сцене. Поль Мёрис научил ее всему, что ей следовало на тот момент знать. Он был сыном банкира, который бросил семью, чтобы полностью посвятить себя искусству. Для Эдит он стал не просто наставником, но и любовником, и товарищем. Он заменил ей Раймона Ассо. Если первый открыл для нее АВС, то второй ввел ее в мир французского кинематографа.

После съемки очередной сцены рядом с Эдит тут же возникала гримерша и припудривала ей лицо. Но в этот раз, стоило той только подойти к Эдит с пуховкой, как послышался голос продюсера.

— Мадам Пиаф, — осторожно начал он, — у вас найдется для меня минутка?

Эдит кивнула.

— Пожалуйста, подождите, — сказала она гримерше, которая уже подступала к ней с принадлежностями для макияжа.

Счастливая, что в этот раз получилось избежать очередного облака пудры, Эдит повернулась к молодому человеку лицом.

— Чем могу быть полезна?

— Вас хочет видеть один господин. Журналист. Он из газеты «Пари-Миди» и хотел бы задать несколько вопросов.

— Если он не боится оказаться под толстым слоем пудры, я буду рада поговорить с ним, — со смехом ответила она. — Как зовут мсье журналиста?

Прожекторы еще не были выключены и продолжали слепить ей глаза. Именно поэтому она не заметила, как к маленькой группе окружавших ее людей присоединился еще некто. Еще не видя самого гостя, она услышала его мягкий, теплый голос:

— Меня зовут Анри Конте.

Эдит и не заметила, как полностью погрузилась в воспоминания. Из задумчивости ее вывел голос Анри:

— Ты хочешь крепко держать вожжи и ничего не оставлять на волю случая, не так ли?

— Почему бы, собственно, и нет?

— Ты давно не интересовалась кино. Почему именно сейчас возник такой интерес?

Она напряглась — всего лишь на мгновение.

— А ты как думаешь? — смеясь ответила она. Но потом все же объяснила: — Марсель Блистен дал мне почитать один сценарий, и я нашла его довольно интересным. Я сказала ему, что согласна сыграть главную женскую роль в «Звезде без света», но только в том случае, если там же будет играть Ив. Вот так. Может быть, ты захочешь написать тексты песен. В конце концов, мы хорошая команда.

Он проигнорировал как ее предложение, так и комплимент.

— Ты так его любишь, Эдит? Или просто хочешь обеспечить ему карьерный рост?

— Кто знает? Ты читал Бернарда Шоу, Анри? — Она не стала ждать его ответа и просто добавила: — Если да, то ты должен понимать, каково это — быть Пигмалионом.

Он пристально посмотрел на нее и произнес:

— Проблема заключается в том, чем кончил Пигмалион. Элиза бросила профессора Хиггинса, хотя он больше не мог без нее жить. Помни это.

На мгновение у нее перехватило дыхание. Анри, конечно, прав, но ей было очень неприятно, что именно он вонзил это жало в ее сердце. Впрочем, все это легко объяснялось его душевным состоянием. Она решила не винить его. И все же у нее не было никакого желания выслушивать нечто подобное.

Она взяла свой бокал и выпила оставшееся в нем шампанское одним глотком.

— Будь так добр, не порти мне вечер, дорогой! — Сказав это, она оставила его и нырнула в толпу, чтобы найти Ива.

ГЛАВА 3

Полиция прибыла на рассвете.

Эдит и Ив еще не спали. Поверх пижамы она натянула джемпер и халат, попутно пытаясь согреться тройной порцией коньяка. Почти половину ночи они провели в «Л’Этуаль», репетируя, переделывая, репетируя и начиная заново. За два дня до премьеры нервничал уже не только Ив, но и Эдит. Когда она приехала с авеню де Ваграм в отель «Альсина», они не могли уснуть, несмотря на многочасовые репетиции и эксперименты на сцене.

Придя домой, она внезапно почувствовала, что на нее наваливается свинцовая усталость, но об отдыхе все еще не могло быть и речи. Тем более что Ив взял с секретера листы с текстами песен, снова упал в кресло и продолжил их учить, вместо того чтобы лечь с ней в постель. Хотя, по ее мнению, любовь была лучшим средством как от нарушений сна, так и от боязни сцены.

С рюмкой бренди в руках Эдит расхаживала по комнате и не могла найти себе место. Ив раз или два поднял на нее глаза, осуждающе посмотрел, но ничего не сказал, так как был занят своим репертуаром. Ее беспокойство, несомненно, мешало ему, но она не могла остановиться. Она как раздумала о том, как бы отвлечь его от работы, когда зазвонил телефон. Пронзительный звук так напугал ее, что она вздрогнула и пролила немного дорогого напитка.

— Боже мой. Малышка, возьми же трубку. — Он не взглянул на нее, а движения его губ указывали на то, что он продолжил беззвучно петь.

Она почувствовала себя как-то странно, будто застыла.

— Кто может звонить в это время?

— Наверное, все те люди, которые обычно звонят тебе посреди ночи, — ответил Ив. Он отложил бумаги в сторону и вскочил. Длинными шагами он пересек комнату, подошел к секретеру, снял телефонную трубку и произнес:

— Алло, кто это?

Потом он замолчал. Из телефонной трубки раздавался голос, но Эдит не могла ни узнать его, ни понять, о чем говорят. Выражение лица Ива изменилось. Он больше не казался замкнутым и рассерженным из-за того, что ему мешают, скорее встревоженным. В ожидании плохих новостей она залпом выпила то, что у нее было в рюмке.

— Это был портье, — сказал Ив и медленно повесил трубку, как будто ему нужно было убедиться, что он действительно прервал разговор и больше его никто не слышит. — Внизу полиция, и они хотят поговорить с тобой.

Она посмотрела на свою рюмку и пожалела, что уже выпила все.

— Чего они хотят?

— Я не знаю, — Ив нервно взъерошил волосы. — Они спросили у швейцара, в каком номере ты живешь, и идут к нам.

В дальнейших расспросах не было необходимости. Странно, но Эдит, как ни пыталась, не могла двинуться с места. Она чувствовала себя застывшей, подобно соляному столбу. Скульптурой из мрамора, которую вот-вот забросают грязью. Ни Андре, ни она не получали никаких новостей от комиссии; разве что холили слухи, что скоро состоятся первые судебные процессы по делу коллаборационистов. Норберт Гланцберг. которого она надеялась представить в качестве свидетеля, так и не нашелся. Эдит просто отгородилась от реальности, рассчитывая на то, что ее личность неприкосновенна. Но теперь все закончилось. Это подтвердил сильный стук в дверь.