Николай I. Освободитель. Книга 4 - Андрей Николаевич Савинков

мог получать существенно больше — имел всего 15–18 рублей в год! Опять же без котловых и квартирных — они всегда шли отдельно.

Разнорабочий получал 10–15 рублей в месяц, а имеющий квалификацию специалист мог получать вдвое и трое больше, в зависимости от своей ценности.

Очень дешевыми при этом были простые повседневные продукты: фунт хлеба стоил 2–3 копейки, десяток яиц 15–20 копеек, фунт сливочного масла 25–35 копеек. Столько же стоил фунт парной говядины, а фунт творога и вовсе стоил 4 копейки.

Лошадь стоила от 20 рублей, при этом строевая — пригодная для использования в войсках — шла от 60. Тяжеловозы стоили дороже и могли доходить до 100 рублей.

Получалась очень странная ситуация, когда купить лошадь было порой дешевле чем оплатить проезд. Понятно, что четвероногий транспорт нужно еще кормить, лечить, обихаживать, но тем не менее. Как если бы билет на поезд Санкт-Петербург-Москва в будущем выходил в цену какого-нибудь мопеда. Или скорее даже полноценного мотоцикла. Достаточно точное сравнение, как мне кажется.

В такой ситуации установленная цена билета Питер-Москва в 18 рублей для первого класса, 13 для второго и 6 для третьего была по-настоящему прорывной. Банально — это была никогда ранее не доступная по цене возможность перемещаться по стране.

Что же касается железнодорожного строительства, по к началу 1827 года стало ясно что мы уперлись в потолок в первую очередь по выпуску рельсов. Зауральские сталепрокатные мощности вышли на свой пик и позволяли производить 400 километров полутрапудовых рельсов в год, что позволяло укладывать соответственно 200 километров одноколейного пути. Вернее, на практике даже меньше: всякие разъезды, стрелки, станционные ответвления тоже требовали дефицитных рельсов.

Воткинске заводы, где был достаточно квалифицированный персонал, и которые были способны относительно быстро наладить выплавку стали ушли армейцам под литье пушек, и в ближайшие годы, пока не пройдет перевооружение, железнодорожникам оттуда явно ничего не светило. Начинать же осваивать Донбасс без прокладки туда ветки железной дороги… Честно говоря, вообще с огромным трудом представлял себе такую возможность. Возить уголь на правый берег Днепра или криворожскую руду на левый телегами? Бред.

Попытка найти руду в районе Курска — о Курской магнитной аномалии тут уже прекрасно знали — с треском провалилась. Руда оказалась слишком глубоко, и ее добыча обещала обернуться такими сложностями, что казалось проще возить руду телегами.

При этом земляные работы на участках Великий Новгород-Псков и Москва-Тула уже во всю шли, некоторым образом опережая производство рельс. Но тут как раз особой проблемы не было, все же именно создание насыпи и постройка разного рода мостов и путепроводов занимает большую часть времени, бросить шпалы и сверху рельсы можно потом достаточно быстро. Тем более после того как с моей подсказки собирать секции рельсо-шпальной решетки начали прямо на производстве, а на месте только укладывали их с помощью парового железнодорожного крана. В общем, были бы рельсы…

Сам запуск железной дороги был обставлен с максимальной помпой. Несколькими составами из столицы в Москву было переброшены первые батальоны Преображенского, Семеновского, Измайловского и Егерского полков — за одно проверили саму возможность быстрой переброски войск по железке, и надо сказать, генералы от подобной мобильности были просто в экстазе — оркестр посреди новенького с иголочки вокзала играл военные марши, там же собрались лучшие люди города: старое московское дворянство, богатое купечество и духовенство, ну и появление императорского поезда, тоже новенького, блестящего надраенными до зеркального состояния латунными частями было встречено бесконечными и главное искренними овациями. Кому как не москвичам, находящимся вдалеке от морских торговых путей и оттого во многом проигрывающих конкуренцию товарищам из Лондона, Гамбурга и Амстердама было радоваться такому коренному перелому в плане упрощения и удешевления логистики. Впрочем, в полную меру осознать преимущества железной дороги московскому купечеству еще только предстояло.

После торжественной церемонии на вокзале мы дружно погрузились в кареты — я вновь не желая расставаться с семьей, прихватил с собой в Первопрестольную Александру и детей — и двинули в сторону Кремля.

Даже из окон кареты Москова производила весьма сомнительное впечатление. В этом варианте истории ее не сожгли в двенадцатом году, и теперь я уже совсем не был уверен, что это пошло городу на пользу.

— Какой разительный контраст, — в том моим мыслям, пробормотала Александра тоже задумчиво поглядывающая в окно.

— Это да, — согласился я. — По сравнению с Санкт-Петербургом выглядит убого.

Во-первых, в Москве было грязно. Мостовые, даже там, где они были уложены, находились в достаточно плачевном состоянии, но тут как раз ничего удивительного не было. По действующим в эти времена правилам каждый домовладелец был обязан следить за куском дороги, прилегающим к его владению. В том числе и подновлять поломанные доски и заменять выщербленные булыжники. Можно представить себе, насколько хорошо работала эта норма.

Но дело было даже не только в дорогах. Немалая часть города продолжала оставаться деревянной и при этом несла в себе невооруженным глазом заметную печать провинциальности. Тут было гораздо меньше красивых новых зданий, могущих считаться памятниками архитектуры и гораздо больше купеческих домов, а то и вовсе деревянных лачуг в которых ютились работники достаточно активно расширявшегося московского промышленного района. Улицы были кривые, узкие и темные, а кое где вполне себе еще сохранились даже огороды внутри городской черты.

Все это совсем не добавляло шарма Первопрестольной, вопрос о коренной реконструкции города давно назрел и перезрел.

— Ничего, все это исправим, наведем такую красоту, что глаз не сможешь отвести, — улыбнулся я и наклонившись чмокнул жену в щеку.

Переехали по мосту через ров у стен Кремля — все еще белого — и оказались внутри крепости. Тут нас уже встречали.

— Ваше императорское высочество, — поклонился комендант Кремля. — Как вы и приказывали архитекторы ждут вас.

В Кремле императорской резиденцией, во всяком случае местом, где квартировали Романовы пребывая в Москве, был так называемый Малый Дворец, построенный на месте вынесенного за пределы древних стен Чудова монастыря. По меркам императорской фамилии это была весьма небольшая постройка, можно даже сказать аскетичная, однако ничего лучше в наличии просто не было. Екатерининский дворец был, по сути, за городом, а Лефортовский и вовсе передан военному ведомству.

— Солнышко, — я повернулся к супруге, — едете, наверное, сразу во дворец, а я тут осмотрюсь и тоже приеду.

— Папа, — из кареты выскочил маленький Саша, ему в этом году должно было уже девять исполниться, — можно с тобой?

— Конечно, — улыбнулся я. Мои потуги по привлечению наследника к государственному управлению дали свои плоды. Во всяком случае ребенку было интересно присутствовать со мной на всяких совещаниях и «полевых» выездах, что как минимум давало надежду, что и в будущем из него получится хороший управленец. Я повернулся к группе из трех архитекторов, с которыми хотел предварительно обсудить план реконструкции Кремля и возможно общую концепцию дальнейшего устройства Первопрестольной. — Господа, показывайте, я подозреваю, что к моему приезду вы уже подготовили какие-нибудь предложения. Василий Петрович, ведите.

— Да, ваше императорское высочество, — кивнул архитектор Стасов, который для меня уже составлял проект московского вокзала и, как я надеялся, успел немного понять, что именно мне нравится в плане архитектуры. — Давайте для начала посмотрим на место будущего дворца. Он станет визуальной доминантой, от которой мы будем отталкиваться в дальнейшем.

— Хорошо, — я кивнул, переступая здоровенную мутную лужу, еще не успевшую высохнуть по весеннему времени после таяния снега. Что говорить о всей Москве, если даже в ее сердце со всех сторон так и веет неустроенностью. — Но сначала я бы хотел обозначить принципы, которых я бы хотел придерживаться.

— Да-да, — закивал Стасов, выражая готовность выслушать пожелания заказчика.

— Во-первых, нужно сохранить все здания и постройки, имеющие историческую и культурную ценность, — принялся я перечислять по пунктам, — а те, которые были перестроены в угоду сиюминутным архитектурным веяниям по возможности привести в исходный вид. Никаких сносов стен ради более удачного вписывания дворцов на местности. Нужно оставить потомкам как можно больше древностей.

— Да, мы так и думали, ваше императорское высочество, — кивнул архитектор.

Меж тем мы вышли на соборную площадь, где на небольшом пятачке располагалось сразу три важнейших для русского православия собора. Сразу за Архангельским собором, наиболее пострадавшим от неудачной строки середины прошлого века виднелись остатки недостроенного дворца. Пока деревья