Человек, похожий на генерального прокурора, или Любви все возрасты покорны - Евгений Стригин

Но президент страны такие основания видел. Ельцин напишет: «, спикер Думы, после отставки Примакова твёрдо пообещал: „Вот теперь импичмент действительно неизбежен“. Я же был убеждён в обратном: после отставки Примакова отрицательного результата голосования уже не будет. Я обезоружил депутатов, тех, кто ещё в чем-то сомневался, своей твёрдой решимостью».[463]

Во время возни вокруг импичмента важно было, как отреагирует экс-премьер. «Сам Евгений Максимович молчал, ничего не комментировал, ждал. Надо отдать ему должное — очень не хотелось ему, опытному, мудрому политику, втягиваться в опасные игры. Расчёт у него был совершенно другой. Тем не менее взрывоопасная ситуация с импичментом могла затянуть и его, со всей его неспешностью и аккуратностью. Его пытались использовать, вовлечь в политическую драку».[464]

А политика была у всех, но у каждого своя. Зюганов в своей речи назвал некоторые дополнительные обвинения «господину Ельцину» (кроме тех, которые были в официальном документе, направленном на голосование).[465]

Одни делали одно, другие делали другое. Всем находилось занятие, причём и тем и другим за это хорошо платили.

«Всю свою работу администрация президента сосредоточила на индивидуальной и группой обработке думцев тайными средствами, среди которых обыкновенный подкуп всегда считался наиболее эффективным».[466] Купить можно только тех, кто продаётся. Таких набралось достаточно. «Что нельзя сделать за деньги, можно сделать за очень большие деньги».[467]

15 мая 1999 года Государственной Думе не удалось набрать необходимых 300 голосов ни по одному из пяти пунктов обвинения против Бориса Ельцина. За признание Ельцина виновным в подписании Беловежских соглашений и развале СССР голосовали 240 депутатов, против — 72, признано недействительными 7 бюллетеней. Виновным в трагических событиях осени 1993 года Ельцина признали 263 депутата, против этого голосовали 60 депутатов, недействительных — 8. За обвинение в развязывании войны в Чечне проголосовали 283 депутата, против — 43, недействительных — 4. В развале армии виновным президента счёл 241 депутат, против — 77, недействительных — 14. В геноциде президента обвинили 238 депутатов, против высказались 88, недействительных бюллетеней 7.

Потерпев провал, господа депутаты не успокоились и стали придумывать за чтобы ещё зацепиться. Придумать-то они придумали. 19 мая 1999 года Государственная Дума РФ обратилась в Конституционный Суд с запросом о толковании термина, употреблённого в статье 91 Конституции, — «неприкосновенность президента РФ», а также о толковании части 2 статьи 92 Конституции — «о досрочном прекращении полномочий президента РФ в случае стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия». За обращение проголосовало 262 депутата. «Против» и воздержавшихся не было.

Но, по сути дела, это были уже арьергардные бои, которые нужны были только для успокоения самолюбия проигравших. Повернуть вспять ситуацию они уже не могли.

6. 8. Скуратов перестаёт нравится президенту

Такие вот были времена. Именно на фоне уже названных и иных более мелких скандалов неожиданно возник ещё один. Но зато какой! С Генеральным прокурором в центре этого скандала. Скандала, который имела возможность по телевидению видеть вся страны.

«Никто и никогда не мог заставить меня играть по чужим правилам, — вспоминал. — Но Юрию Скуратов у, удалось втянуть и меня, и Совет Федерации, и страну в свой мелкий, грязный скандал».[468]

Приуменьшает. Скандал был не такой и мелкий. Он был большой, ибо оказался в числе немногих факторов определяющих политическую ситуацию в 1999 году. Особенно в середине этого года, когда решался вопрос о «наследнике» первого российского президента. Поведение некоторых высших должностных лиц в ходе этого скандала определило их дальнейшую судьбу и косвенно судьбу страны. Но о последнем обстоятельстве чуть позже.

Первый российский президент вскоре после ухода в отставку написал свои очередные мемуары. Среди тем, которые он затронул был и этот грязный скандал. не мог пройти мимо него, рассказывая о последних годах своего правления.

Благоразумно, обходит стороной вопрос, как и почему Скуратов стал Генеральным прокурором. А ведь именно он (Ельцин) принял решение назначить этого человека генеральным прокурором, как и всех его предшественников. А, следовательно, он и несёт ответственность за неудачный выбор. Но кто же признает свои ошибки?

«Юрий Скуратов, обладавший рядом незаменимых для прокурора качеств — исполнительностью, цепкой памятью, упорством, не обладал главным — волей, мужским характером, верой в себя, в свои силы, оказался в каком-то смысле пустоцветом», [469] — счёл необходимым написать первый экс-президент РФ. Но, повторимся, ведь кандидатура Скуратова на должность Генерального прокурора была предложена президентом РФ. Значить до определённого времени устраивал, а потом разглядели. Бывает. Не первый раз президент ошибался в Генеральных прокурорах. Но в России на грабли привыкли наступать слишком часто.

Кроме того, похоже, уважаемый Юрий Ильич «заигрался». Поясним. Во-первых, не имея опыта практической прокурорской работы, он не вполне понял значение компромисса между законностью и целесообразностью, на которые постоянно идут практические работники. Без этого в России (и не только в ней) долго работать просто не возможно.

Отсутствие опыта практической работы, вероятно, сказалось также на формирование нереалистической оценке возможностей по расследованию конкретных уголовных дел.

Во-вторых, ему показалось, что он имеет возможности серьёзно влиять на политическую ситуацию и на конкретных лиц, располагая компрометирующими данными и обладая правом их реализации. На самом деле, роль генерального прокурора в России почти всегда сводилась к достаточно узкой задаче — выполнение указаний руководителя страны.

В-третьих, он оказался интересен для всех антиельцинских сил, которые оказали ему определённую поддержку в создании иллюзии у Скуратова в своей значимости и способности влиять на ситуацию.

вспоминал: «Мы регулярно встречались. Юрий Ильич информировал меня о ходе расследования наиболее громких убийств: священника Александра Меня, телеведущего Влада Листьева, журналиста Дмитрия Холодова, бизнесмена Ивана Кивилиди. То, что убийства эти из года в год остаются нераскрытыми, меня очень волновало. Я не раз говорил об этом Скуратову.

Он своим тихим, нарочито бесцветным голосом объяснял: идут следственные действия, очерчен круг подозреваемых, отрабатываем одну версию, другую версию…

Но я видел — на самом деле ничего не происходит. Бесконечная монотонность скуратовских отговорок стала раздражать».[470] Скуратов, кстати, приводит несколько иной варианта своих бесед с президентом.[471]

Тут следует немного уточнить. Возможности прокуратуры по раскрытию серьёзных и запутанных преступлений достаточно ограничены. Правом проведения оперативно-розыскной деятельности (в отличие от МВД, ФСБ и некоторых других ведомств) прокуратура не наделена. А часто (если не почти по всем случаям) именно оперативно-розыскные мероприятия приводят к раскрытию таких сложных преступлений, когда в момент возбуждения уголовного дела неизвестны лица совершившие преступление или иные важные обстоятельства дела.

Так что за не раскрытие названных преступлений органы прокуратуры должны обычно нести лишь частичную ответственность. Тем более, что и после Скуратова раскрываемость неочевидных преступлений оставалась все также низкой.

Сам же Юрий Ильич справедливо замечал: «Должен заметить, что следственным путём раскрываются только десять процентов преступлений, девяносто процентов раскрываются оперативно-розыскными действиями. Так что вопросы об убийстве Александра Меня, Дмитрия Холодова, Владислава Листьева должны адресоваться не столько мне, сколько совершенно другим людям, другим силовым структурам но президент этого словно бы не ведал и спрашивал с меня».[472]

Но уж очень заманчиво обвинить «плохого» прокурора в бездеятельности такого рода. На самом деле, Генеральный прокурор досаждал президента РФ совсем другими делами. Президент «счёл, что Ю. Скуратов явно выходит из подчинения, начиная свою собственную политическую игру и становится опасным для Семьи».[473]

Время было тогда для первого российского президента тревожным. «Это были очень тяжёлые месяцы для. Будущее было совершенно не ясно. На ключевой должности генерального прокурора — на случай всяких непредвиденных обстоятельств — хотелось иметь надёжного союзника. тоже не знал, как сложится будущее, и держался отстранено, поэтому в Кремле не считали, что могут на него положиться».[474]