Бригада - Уильям Форстен

— Люди знают, что мы здесь?

— Думаю, да. Мы слышали, как они рыли свой подкоп.

— Как близко они подобрались к этому месту?

— До завтрашнего утра нам ничто не грозит. На всякий случай я выставил там часовых. У них есть приказ поджечь фитиль, если янки прорвутся в туннель.

— Отлично. Убедись в том, что все командиры уменов находятся в полной боевой готовности. Как только стемнеет, я начну подтягивать войска для штурма.

Оставив Джурака внизу, Гаарк выбрался по лесенке в крытую траншею, которая вела к выходу из канализации. Несмотря на сопровождавших его телохранителей, кар-карт ни на секунду не терял бдительности и, только оказавшись в развалинах римских бань, испустил вздох облегчения. Небо прояснилось, и облака, гонимые ветром над его головой, отливали закатным багрянцем. Воздух казался на удивление теплым. Собравшиеся в банях бантаги, по очереди подходившие к интенданту за своим пайком, состоявшим из черствого хлеба и конского мяса, шумно обсуждали перемену погоды, и Гаарк заметил, что многие из них расстегнули пуговицы на своих толстых шинелях.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, кар-карт был одет в мундир рядового пехотинца, и только самые наблюдательные из солдат обратили внимание на его телохранителей и провожали взглядом необычного воина, сопровождаемого внушительной свитой.

«Если это потепление означает раннее таяние снегов, то сколько у меня в запасе времени? — задался вопросом Гаарк. — Впрочем, если все пойдет по плану, это не имеет значения. Завтра все будет кончено».

Ганс подошел к открытому боковому люку и с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Секунду спустя к нему протиснулся Тимокин и высунул голову наружу. Толстые хлопья снега, заносимые в машину ветром, кружили над раскаленным паровым котлом и таяли в воздухе.

— Старший сержант Шудер?

— Я здесь, — отозвался Ганс и тоже высунулся из люка.

Это был Кетсвана. Курчавые волосы зулуса были засыпаны снегом, а его шинель словно накрыли сверху белым одеялом.

— По-моему, все бантаги укрылись в деревне, — сообщил Гансу Кетсвана. — Этот снегопад загнал их под крышу.

— Как тебе кажется, они нас заметили?

— Трудно сказать. Мы видели внизу два патруля. Нет, они не могли нас услышать. Ветер дует в нашу сторону.

— Есть новости от наших кавалеристов?

— Никаких, — покачал головой зулус. — Нам остается надеяться, что они заняли перевал.

Ганс кивнул и передвинул языком жвачку у себя во рту. Несколько томительных часов, пока длилась эта поездка, сержант провел на сиденье возле паровика, беседуя с механиком, который без особого восторга взирал на то, как Ганс сплевывает табачную слюну прямо на стенку его драгоценного котла.

Путешествие в кабине броневика никак нельзя было назвать комфортабельным: каждый раз, когда на дороге попадалась выбоина, машину сильно встряхивало, а Ганса подбрасывало к самому потолку. Как кто-то мог жить в этих проклятых консервных банках, было выше его понимания, однако он должен был признать, что в такую метель сидеть в броневике было все же приятней, чем ехать верхом на лошади.

— Сколько у нас машин? — спросил он у Кетсваны.

— Пять идут сразу за вами, а остальные разбросаны вдоль всего пути следования на десять миль.

— Пехота?

— Здесь только верховые, — отозвался Кетсвана. — Не больше пятидесяти человек.

Ганс вновь высунул голову из люка. Быстро темнело. Может, подождать подхода остальных броневиков? Нет. Бантаги могут хватиться своих пропавших дозорных и начнут поиски в этом направлении. Кроме того, если тот парень не напутал, в деревне еще оставались живые пленники, а приближалось время ужина…

— Мы атакуем, — решил он. — Пусть твои люди спешатся и рассыплются по обе стороны дороги. Будьте осторожны и не палите куда попало. С той стороны деревни находятся наши всадники.

Ганс перевел взгляд на Тимокина.

— Как ты собираешься вести этот бой?

— Я не знаю планировки этой деревни, сэр, но можно предположить, что она устроена так же, как и остальные римские поселения. Наверное, там есть стена с воротами. Внутри все разбито на ровные квадраты. Мы сломаем ворота, я поеду прямо вперед, две машины повернут направо, а остальные — налево. Если повезет, мы посеем среди бантагов панику и они побегут.

— А если у них есть ракеты или артиллерия?

Тимокин пожал плечами.

— Сориентируемся по ходу дела, — ответил он.

Ганс одобрительно хлопнул по плечу решительного юношу и вновь повернулся к Кетсване:

— Ты все понял?

— Так точно, сэр. Вы останетесь с машинами?

— Посмотрим, как это выглядит изнутри, — улыбнулся Ганс. — Ладно, убери своих парней с дороги. Мы начнем атаку через две минуты.

Тимокин захлопнул крышку люка и наглухо задраил ее.

— Сэр, я вынужден попросить вас не путаться у нас под ногами, — обратился он к Гансу. — Если ранят одного из моих людей, займите его место. Если подобьют нашу машину, выбраться можно только двумя способами — через этот люк или через башню. Понятно?

— Табачку не хочешь? — вместо ответа спросил у него старый сержант, протягивая юноше плитку.

— Меня от него тошнит, сэр, — скривил лицо Тимокин, и Ганс разразился смехом. — Сядьте позади водителя. Там у вас будет возможность хоть что-то увидеть.

Ганс обошел вокруг парового котла и проследовал за Тимокиным в переднюю часть кабины. Прямо перед ним находилось кресло водителя, а слева примостились канонир и его помощник. Первый снаряд уже был вогнан в казенник, и, как только машина тронулась с места, младший наводчик отодвинул ставень орудийного порта. Затем оба артиллериста налегли на рычаг, и дуло орудия высунулось наружу. Пригнувшись, Ганс бросил взгляд сквозь узкую щель не более квадратного фута, расположенную перед водителем. Дорога начала спускаться к деревне. В рассеянном свете были видны росшие вдоль обочин ели, придавленные выпавшим снегом. Все вокруг дышало спокойствием и миром, и в голове Ганса вдруг промелькнули картины из далекого детства, когда он вместе с отцом ходил зимой в лес за валежником для домашнего очага.

Дорога повернула влево и стала шире. Ганс увидел торчащие из снега придорожные столбы и вновь поразился основательности римских строителей, которые даже в этом удаленном уголке своей страны позаботились о том, чтобы оградить булыжниками край горной тропы. Его взгляд упал на ряд невысоких каменных зданий, построенных вдоль дороги. Это были украшенные искусной резьбой мавзолеи, миниатюрные святилища, воздвигнутые в честь умерших предков.

Ели стали попадаться все реже, и вдруг справа от себя Ганс увидел широкое поле, на котором раскинулись знаменитые римские виноградники. Присыпанные снегом кусты выглядели, как сгорбившиеся великаны. Посреди дороги застыл одинокий бантаг, ошарашенно глядевший на приближающееся к нему железное чудище.

Опомнившись, солдат орды развернулся и бросился бежать.

— Полный вперед, — скомандовал Тимокин, уже успевший занять свое место в орудийной башне.

Водитель броневика нагнулся и потянул за рычаг переключения скоростей. Машина вздрогнула, и Ганс услышал, что ведущий вал за его спиной завертелся быстрее. Набирая скорость, броневик заскользил вниз по склону. Его тяжелые шипастые колеса глубоко увязали в снегу, а водитель отчаянно вцепился в баранку, не давая машине перевернуться.

Они наехали на какую-то кочку, и потерявший равновесие Ганс влетел головой в переборку.

В передний скат машины ударила первая бантагская пуля, а секунду спустя за ней последовали еще две. Водитель опустил перед собой заслонку, и смотровое отверстие уменьшилось до узкой щели высотой в два дюйма и шириной в девять.

Ганс успел заметить промелькнувшие впереди ворота, и в это мгновение рявкнуло орудие броневика. Младший наводчик распахнул крышку казенника, из которого выпала трехдюймовая латунная гильза. В кабине тут же завоняло дымным порохом, керосином и машинным маслом.

Младший наводчик схватил с прикрепленного к стенке стеллажа следующий снаряд и заложил его в казенник, после чего наглухо захлопнул крышку. Канониры вновь подкатили пушку к орудийному порту. Следующий выстрел тоже пришелся точно в цель.

Прильнув к отверстию орудийного порта, Ганс следил за тем, как броневик Тимокина вплотную подкатился к полуразрушенным воротам в деревню и выпустил по ним еще один снаряд. Старший наводчик крикнул своему помощнику, чтобы тот заряжал пушку картечью. Машина проломила ворота, и Ганс опять потерял равновесие, больно ударившись о переднюю стенку броневика. Споткнувшийся о него младший наводчик крикнул Гансу, чтобы тот не путался у него под ногами. Старший сержант выругался и отполз в сторону, чувствуя себя обузой.

Наконец ему удалось встать на колени. Они были в деревне. Из домов по обе стороны улицы выбегали всполошенные бантаги. Над его головой раздалось стаккато Тимокинского пулемета.