Страсти по Веласкесу - Валентина Демьянова

— Если придет кто-то еще, смело говорите, чтоб зря не старались. Квартира стоит на сигнализации! — крикнула я ей в спину.

Глава 17

Почти весь следующий день я провела в разъездах. Сначала торчала в автосервисе, дожидаясь, пока поменяют стекла, потом ездила вместе с Верой Геннадиевной за город в надежде забрать остальную часть архива. Новыми стеклами я обзавелась, а вот с архивом ничего не вышло. Коробок на месте не оказалось. Вера Геннадиевна обежала соседей и в результате дотошного опроса выяснила, что чужие на участке не появлялись, но зато видели зятя Веры Геннадиевны. Явился он поздно вечером, на машине, и потом в доме долго горел свет. Утром ни зятя, ни машины уже не было. Упоминание о машине Веру Геннадиевну ужасно расстроило.

— Привез кого-то и продал все дедовские бумаги, — твердила она, бестолково мечась по комнате.

— Почему вы так решили?

— Своего транспорта у нас нет, значит, на чужом приезжал. А зачем? За архивом! Ничего святого нет у человека! Все готов спустить за копейки.

Назад мы с ней возвращались в молчании. Вера Геннадиевна шумно вздыхала, гневаясь на зятя-пройдоху, тихо грустила об утраченных документах. Отвлечь ее от мыслей о коварном родственнике я решилась только один раз:

— Вы фамилию Дядик слышали?

— Естественно. Я даже читала дедовские записи.

— Как сложилась его судьба?

— Расстреляли. За мародерство. Однако дед был уверен, что в этой истории не все просто.

Высадив Веру Геннадиевну возле дома, я заскочила еще в пару мест и только потом добралась наконец до Даши. Она, как всегда, была по горло завалена работой, однако, услышав о моей встрече с парнями, слежке и покалеченной машине, тут же забыла о всех срочных делах.

— Может, тебе перестать ездить к этой старухе? Сдалась она тебе! — воскликнула подруга.

— Вряд ли это из-за нее. Какие у нас дела? Так, невинные разговоры о давно минувших днях. Кого из серьезных людей это может заинтересовать? — рассеянно откликнулась я, любуясь идеальным порядком на Дашином столе.

— Тогда с чем же это связано?

Я пожала плечами:

— Скорее уж с поисками Лизы.

Высказанное предположение Дарью заинтересовало, и она замолчала, с головой уйдя в размышления. Довольная, что подруга нашла себе занятие по душе и на время забыла обо мне, я занялась разложенными на столах экспонатами. К сожалению, долго наслаждаться не пришлось. Даша снова подала голос:

— Кто об этом знает?

— О чем?

— О том, что ты ищешь эту придурочную Лизу!

— Гера знает… Еще Елена, ее мачеха.

— Кого подозреваешь?

— В том-то и беда, что никого.

— Совсем-совсем никого?

— А кого, по-твоему, можно подозревать? Герку? Так я его как облупленного знаю, не один год знакомы. И потом… ну что за чушь? Неужели ты серьезно думаешь, что он мог подослать ко мне тех мордоворотов?

— Что я считаю — это мое дело. Скажу одно: твой Гера — тот еще тип! Хитрый и скользкий. То, что ты называла дружбой, для него всегда было бесплатной кормушкой. Сколько он тебе должен?

Отвечать не хотелось, и я демонстративно отвернулась в сторону.

— Молчишь? И молчи! Я и без тебя знаю, что кучу баксов!

— Это к делу не относится, — сдержанно заметила я.

— Хорошо. Оставим Геру в покое! Кто у нас еще есть?

— Елена, но она дама во всех отношениях положительная, ни в чем предосудительном не замечена. Даже на момент убийства собственного мужа у нее есть железное алиби.

— Что это у тебя за странный голос?

Я усмехнулась:

— Стыжусь собственной глупости. Представляешь, сегодня днем заезжала в рекламное бюро. В то самое, где Елена была на переговорах в день убийства.

— Зачем? Ты только что сама сказала, что подозревать ее нет оснований.

— От бессилия. Понимаешь, все ниточки оборваны. Наиболее перспективная подозреваемая — сама Лиза, но она исчезла. Остались Гера и Елена. Геру я подозревать не могу, Елену нет оснований…

— Зачем же тогда ездила к рекламщику?

— Душу отвести. Чтобы только не сидеть сложа руки.

Такое объяснение Дарью не удивило. Она хорошо знала мой характер и ничего необычного в моем поступке не видела.

— И каков результат?

— Повидалась с владельцем. Он как раз собирал вещи. Фирма переезжает в новый офис. Говорить со мной отказался, сославшись на крайнюю занятость.

— Думаю, он в любом случае не стал бы с тобой обсуждать Елену. Она его клиентка.

Спорить я не стала, ибо сама придерживалась того же мнения, а вместо этого высказала мысль, которая мучила меня последнее время:

— Знаешь, меня не покидает ощущение, что за всем за этим стоит Лиза.

— В каком смысле?

— Она то появляется, то исчезает… Потом, эти странные звонки, вопли по телефону. Не удивлюсь, если и парни с угрозами явились по мою душу с ее подачи.

— Ну, так оставь эти поиски! Плюнь, и пускай делает, что хочет! Тебе до нее что за дело? Ань, ну прошу тебя!

Дарья разволновалась не на шутку, и по всему чувствовалось, что, начни я возражать, наша встреча обернется нешуточной ссорой. Не желая лезть на рожон, я примирительно сказала:

— Не шуми, я и сама так думаю. Затеяла все это я только ради Геры, но он дал мне понять, что не хочет, чтоб я лезла в его дела. Ну и отлично! Значит, теперь у меня нет повода искать его Лизу, и я могу полностью сосредоточиться на картине.

Даше моя покладистость понравилась. Она моментально успокоилась и даже похвалила меня за благоразумие. Скромно потупившись, я слушала ее и тихо радовалась, что не разболтала подруге ни о том, что успела разузнать в Спасосвятительском, ни о компьютерной переписке Герасима. Имея представление о моей настырности, она легко могла бы представить себе дальнейшее развитие событий и уж точно не была бы сейчас настроена столь благодушно.

Расставшись с Дашей, я немного поколебалась, а потом, плюнув на все дела, поехала к Софье Августовне. Странно, но чувствовала, что привыкла к ее обществу, и даже немного скучаю по ней.

Мое появление Софью Августовну обрадовало:

— Как хорошо, что вы зашли! Сижу тут одна, как сыч. Так хочется порой, знаете ли, поболтать, а не с кем.

Поговорить я и сама была не прочь, поэтому тут же и приступила к расспросам:

— Софья Августовна, а Кора правду сказала? Обыски действительно были?

— Не знаю. К нам никто не заходил, а что в городе делалось… понятия не имею.

— Дворник ничего не рассказывал?

— Может, и рассказывал, но я этого не помню. Юна тогда была… обыски… картины… связанные с ними воспоминания… все это меня мало интересовало. Больше волновало то, что мама из предосторожности во двор не выпускала. Вот это я помню отлично. Уж очень тоскливо было сидеть в четырех стенах.

— А что ваша матушка? Как она себя вела?

— Как обычно. Была спокойна, сдержанна и очень строга.

Бледные губы дрогнули в легкой улыбке:

— Она меня держала в ежовых рукавицах. Никакого сюсюканья, никаких поблажек и баловства.

— Вас это обижало?

Вопрос был откровенно бестактный, и задавать его практически незнакомому человеку я не имела никакого права. Но не сдержалась, задала. И все потому, что Дарья в моменты наших ссор с апломбом утверждала, что мой неуравновешенный характер — следствие отсутствия материнской ласки в нежном детском возрасте. Я не спорю, характер у меня мог бы быть и получше, но к Дарьиным заявлениям относилась со скепсисом. Мне кажется, что все дело не в недостатке тепла, а в дурной наследственности. Если бы я знала свою родню, а мне, к сожалению, даже о собственном отце ничего не известно, то наверняка точно такой же паскудный характер отыскался бы, например, у двоюродной бабушки или у троюродного дедушки. Однако, несмотря на разногласие с Дашей, проблема взаимоотношений матери и дочери меня интересовала, и я часто, особенно когда мне вдруг становилось грустно, раздумывала над этим.

Софью Августовну моя очередная бестактность не шокировала. На секунду призадумавшись, она твердо заявила:

— Тогда обижало, но теперь я ее понимаю. Мама была необыкновенным человеком. Конечно, со мной она держалась строго, иногда даже чересчур, но делала это из лучших побуждений. Лишившись дома, потеряв всех близких, она, сильная духом и очень разумная, пыталась подготовить меня к взрослой жизни и будущим испытаниям. Я ей за это благодарна. Бог знает, удалось бы мне выдержать все то, что выпало потом на мою долю, если бы не мамино воспитание.

Мне давно хотелось узнать, почему Софья Августовна живет одна, но удобного случая все как-то не представлялось. А тут вдруг разговор сам собой повернулся таким образом, что можно было задавать очередной бестактный вопрос без опасения нарваться на молчание и ледяной взгляд.

Упустить такую возможность я конечно же не могла и уже приготовилась спросить, как раздался звон разбиваемого стекла. Мы с Софьей Августовной дружно вздрогнули от неожиданности и разом повернулись в сторону окна. Но разглядеть ничего не успели, потому что следом за оконным стеклом разлетелась на куски висящая над столом электрическая лампочка. Все вокруг моментально погрузилось во тьму. Я услышала, как Софья Авугстовна сдавленно охнула, и, желая ее успокоить, наклонилась вперед. Ни слова сказать я не успела, в следующий момент по комнате заметались хвостатые кометы, с шипением разбрасывая во все стороны разноцветные искры. Ошарашенная, я замерла на стуле, пытаясь сообразить, что бы все это могло значить, но тут где-то возле окна прогремел взрыв и положил конец моим раздумьям. Уразумев, что дело принимает нешуточный оборот и медлить дольше нельзя, я сорвалась с места и кинулась туда, где только что сидела Софья Августовна. Ее стул по-прежнему стоял возле стола, но сама старушка лежала на полу и не подавала признаков жизни.