Встреча с границей - Владимир Беляев

Со мной едет ездовой Гринько Иван Михайлович и старшина Николай Иванович Пичкур. Когда дорога позволяет, Николай Пичкур поет негромким тенорком «Маричку», «Верховину», «Киевский вальс». Я с удовольствием слушаю: украинцы, как итальянцы, музыкальны почти поголовно...

Голубеют подснежниками склоны, заполняет собой небо жавороночье бесконечное пение, черные мелкие речушки звонко плещутся по камням. Все реки на свете текут в океан... «В движенье счастье мое, в движенье...» Истинно в движенье...

Через четыре часа мы подъезжаем к комендатуре...

Николай Зайцев

ОЖЕРЕЛЬЕ ТУМАНА

Вы о нем, наверное, читали. Помните, несколько лет тому назад москвич Вячеслав Дунаев поехал служить на западную границу со своей овчаркой Туманом, у которой на ошейнике целое ожерелье медалей, завоеванных на различных состязаниях. В поступке Славы советские люди увидели патриотическую заботу об охране границы. Он получил сотни писем, в которых пионеры и школьники, рабочие и ученые, пенсионеры и комсомольцы желали ему успехов в службе.

На первых порах он был в недоумении: чем, собственно, заслужил такое внимание людей? Разве его поступок не естественен? Почему он так взволновал их?

Но вот Вячеслав вскрывает очередной конверт и в письме находит ответ на эти вопросы.

«Когда я прочитал о тебе в газете, — писал один из студентов, — я испытал желание быть лучше, чище, благороднее».

Что же сталось с нашим героем на границе? Оправдал ли Слава надежды советских людей? Сумел ли он проявить себя как пограничник? Об этом и пойдет рассказ.

Ночью Вячеслав Дунаев был поднят по тревоге. Вместе с другими пограничниками он выехал на розыск опасного нарушителя, имевшего при себе оружие. Вячеславу было приказано прикрыть на Н-ском участке железную дорогу. Ночь прошла спокойно. Под утро поступили сведения, что нарушитель укрывается в скирде. Вячеслав с помощью Тумана осмотрел ее. Там никого не было. Вскоре Дунаев получил приказание выдвинуться к хутору. На подступах к одинокой усадьбе его встретил командир.

— Нарушитель забаррикадировался в доме, — сообщил он Вячеславу. — Предложили сдаться — ответил угрозой открыть огонь по первому же, кто осмелится подойти к дому.

— А если в окно пустить Тумана? — предложил Дунаев. — Вслед за собакой прыгну я. Обязательно захватим.

— Нет, так рискованно, — возразил командир. — Убьет собаку, да и для тебя опасно.

— В нашем деле без риска не обойдешься.

— Это верно. Но риск риску рознь.

Командир задумался. Затем подозвал к себе хозяина дома. Они отошли в сторонку и о чем-то долго говорили.

Дунаев тоже не терял времени. Он изучал подступы к хутору. Дом стоял на высоком, крепком фундаменте. У его основания можно проползти прямо к двери. Если нарушитель услышит шорох, фундамент прикроет от пуль.

Командир подозвал к себе Дунаева.

— Вот план дома. Главная опасность со стороны окон. У правой стены печка. Отсюда можно проскочить к дому. Дальше, прикрываясь фундаментом, можно пробраться к двери. Подбери трех солдат и действуй. Твою группу на всякий случай поддержим огнем.

— Есть! — ответил Дунаев и тотчас направился к группе пограничников, прикрытых еловыми лапами.

— Идешь со мной, — шепнул Дунаев Платонову. Тот так же тихо, но с какой-то подчеркнутой готовностью, ответил: — Есть!

Вместе с Платоновым и ефрейтором Андреевым Дунаев подполз к редкой изгороди, залег под ней, прислушался. Оттуда он подал условный знак, и пограничники один за другим перебежали открытое место, тесно прижались к фундаменту. Взглянул на окна. По стеклам, как слезы, торопливо бежали капли оттаявшего снега. В доме было тихо. Дунаев подполз к входной двери. Тронул ее рукой. Подалась. Вместе с Платоновым он вошел в сени. В полумраке виднелась еще одна дверь в хлев. На всякий случай около нее поставил Платонова, а чтобы предотвратить побег через чердак, сам полез наверх. Вперед пустил Тумана. Овчарка быстро вскарабкалась по шаткой лестнице. Едва пограничник ступил на скрипучий потолок, как в комнате раздался выстрел. Пуля просвистела совсем рядом и впилась в стропилу, оставив на ней черную с подпалиной завихренную дырочку. Дунаев остановился. До него донесся откуда-то снизу приглушенный голос Платонова:

— Жив?

Вячеслав понимал: отвечать Платонову нельзя. Получишь очередь на голос. И молчать тоже нельзя: товарищи могли подумать, что стряслась беда и открыли бы огонь.

Он неслышно пробрался к люку и, высунув голову, кивнул Платонову: «Все в порядке». В это время внизу скрипнула дверь. Нарушитель держал наготове пистолет, решил, видимо, разведать, кто мог пробраться в дом. Дунаев прильнул к люку и замер. Потом одним движением руки толкнул собаку вперед и резко скомандовал:

— Фас!

С трехметровой высоты с тигриной ловкостью овчарка прыгнула на преступника. Раздался скрип половиц, хриплое, отрывистое дыхание, яростное рычание собаки. Туман зажал нарушителя в угол.

Сразу же вслед за Туманом прыгнул в люк и Дунаев. Судорожно рванулся к нему враг. Глаза у него были злые, казалось, неподвижные. Вячеслав поймал и крепко, словно тисками, сжал его руку. На помощь бросился Платонов, точным ловким ударом выбил у преступника оружие.

...Обо всем этом нам рассказывал в скромной московской квартире сам Вячеслав Дунаев, приехавший в краткосрочный отпуск. Это было поощрение за проявленное мужество.

Вячеслав одет по-домашнему. На нем желтая в крупную клетку рубашка. На стуле аккуратно сложена с множеством нагрудных знаков гимнастерка. Мать Елизавета Петровна задумчиво слушала рассказ, пристально всматривалась в лицо сына. Да, оно возмужало. Суровые морщинки легки на лбу. А глаза радостно смеются.

С тех пор, как Слава на границе, Елизавету Петровну постоянно волнует тревожная жизнь пограничников. Утром развернет газету, обязательно поищет, а не написано ли что-либо про воинов границы. Заметит на улице зеленую фуражку — и для нее нет милее этого цвета.

Отпуск пограничнику на то и дается, чтобы он отдохнул, повидался с семьей, встретился с товарищами и с новыми силами вернулся на границу. И Вячеслав прикидывал, что посмотреть в театрах. Ему непременно хотелось побывать в театре имени Маяковского и увидеть «Гамлета», послушать в консерватории «Неоконченную симфонию» Шуберта. И еще хотелось поплавать вместе с «моржами» у Крымского моста. Ведь до службы на границе он всегда участвовал в массовых зимних заплывах на Москве-реке. И на границе Вячеслав всю зиму купался.

Но Слава так и не успел побывать ни в театре, ни поплавать в Москве-реке. Личные дела оказались вытесненными другими, общими, пограничными делами. Ну как, скажем, быть в Москве, и не зайти к своим добрым знакомым — ядерным физикам из института имени И. В. Курчатова. А от них скоро не уйдешь, одним днем не отделаешься.