Шоколад (СИ) - Тараканова Тася

Женщины приходили и уходили, удовлетворяя мои плотские потребности, я никого не обижал, но когда Майя с ненавистью выплюнула мне в лицо — я не буду с тобой спать, в мозгу что-то щёлкнуло. Она отказалась от моего покровительства, недвусмысленно обвинив в принуждении и насилии. Если честно, она была недалека от истины. Майя явилась дозиметром человечности, который никто из нас не прошёл, да и не мог пройти. Только детдомовец Федя, на которого я никогда бы не поставил, оказался зверем с душой.

Я был дрессировщиком животных, которые только делали вид, что выполняли мои команды. Звери установили свои правила и прекрасно существовали, пользуясь моей лояльностью. Более того, они моментально унюхали мой интерес к Майе, и за моей спиной глумились надо мной. Деревянко принёс на неё раппорт, которому я обязан был дать ход. Операторы камер спокойно уничтожили улики. Егор, получив выговор, пока меня не было, героем вернулся обратно.

Из пятнадцати сотрудников сейчас я мог доверять только Фёдору, которого всегда считал недалёким. Мысли выжигали в груди чёрную дыру, когда я двинулся в службу охраны.

Павел нашёл какие-то файлы, записал на флэшку, дрожащей рукой протянул её мне.

— Вот, всё, что смог.

— С шестого на седьмое июля в комнате Бортниковой есть?

— Нет. Камера была выключена.

— Кто дежурил?

— Сычёв.

Всё надо проверять и перепроверять. Но это позже.

— Сычёв под арестом, ты на сутках, пока не найдём замену.

Открывать флэшку я не стал. Добавить в личный кошмар видео с камер, представить, что Козлов творил с Майей, забить его до смерти в изоляторе станет после просмотра единственным желанием, которое я не смогу контролировать. Сейчас нельзя срываться, найду её, всё остальное потом.

Я решил дождаться спасателей, выбор был очевиден. Пусть лучше Майя заболеет, чем я рискну её жизнью.

Велел Сычёва отвести в соседний с Егором изолятор. Камеры видеонаблюдения до сих пор не установили в ШИЗО, поэтому принял устный доклад Мискевича, который временно был моим помощником. Адреналин кипел в крови, неизвестность и неопределённость сводили с ума, мозг вел себя как зависший компьютер, без отдыха транслируя одно и то же.

Я гипнотизировал фляжку с коньяком, зная, что алкоголь поможет снять это безумное состояние. Хотелось прекратить, отключиться, да хоть удариться в стену головой. Мне казалось, я давал Майе возможность самостоятельно сопротивляться, наращивать внутреннюю силу. Теперь спрашивал себя, стану ли я, чёрт возьми, сильнее от того, что совершил. Где моя грёбаная сила? Только понимание, что остался единственным солдатом в карауле, помогло удержаться от алкоголя.

Не раздеваясь, я лёг поверх покрывала.

Темнота в комнате чертила по углам кошмары, мерещились шорохи, по нервам вжикнул напильником крик птицы, привиделся тонкий силуэт Майи, сомкнулись стены, на грудь легла гранитная плита.

Галлюцинации накатывали одна за другой. Я словно растворился в ночном лесу, нашёл Майю и обвился вокруг неё темным сумраком. Запах цветочного мёда фантомной сладостью заполнил лёгкие, даря минутное успокоение.

Ледяной холод, ужас осознания, что на дне ямы в воде лежит скрюченная женская фигура. Или это не вода? Пространство разрывают автоматные очереди. Мы бежим по склону вниз с бойцами, унося на плащ-палатках своих товарищей.

Верёвка в руках, я держу её, тяну, упираюсь ногами в скользкую глину. Верёвка скользит в моих окровавленных ладонях. Обезумевший от напряжения я кричу, зову, срывая горло. Май-я-а-а!

Кричал не я, выла сирена за окном в такт с моим грохочущим сердцем. В ушах всё ещё звенел безумный крик.

Вой сирены означал, что у нас чрезвычайная ситуация. Страх плеснул по венам, в голове возник образ Майи, которую на руках заносят в открытые ворота. Раздался сигнал рации.

— Да!

— Товарищ полковник. Бортникова угнала пикап.

Живая! Здесь рядом! Облегчённый выдох и колючий озноб, волной прошедший по позвоночнику. Больше никому не позволю прикоснуться к Пчёлке. Голос дрогнул, срываясь в хрип:

— Готовьте уазик, сам сяду за руль.

В колонии по тревоге обычно поднимался весь личный состав. Уазик уже стоял перед распахнутыми воротами, когда я вышел на площадь.

— Равняйсь. Смирно, — скомандовал Мискевич.

Мрачно осмотрел строй подчинённых. Много раз за эти месяцы я принимал решения, не сомневаясь в их правильности, и каждый раз ошибался. Каждый раз ошибался. Сказать им, что Майя неприкосновенна? Или опять ошибусь?

— Вольно. Поеду один. Ничего без меня не предпринимать, ворота не закрывать. Распорядок дня прежний. Скоро прибудет отряд спасателей. Если не успею вернуться, встретить. Ответственный Мискевич.

— Есть!

Уазик стоял с заведённым мотором. Я сел за руль, пристегнулся, опустил козырёк, взглянул на дорогу. Сейчас всё стало не важно. Внимание было где-то впереди в невидимой точке, где женщина сломя голову летела от меня. Действуя на автомате, выжал сцепление, включил первую передачу, начал отпускать педаль сцепления, плавно увеличивая обороты педалью газа, выехал на дорогу.

Лишь бы не попала в аварию. К чёрту пикап, пусть разобьёт его в хлам, только останется жива, не сотворит ничего с собой. Воспоминание о её фигуре, молчаливо застывшей на подоконнике, занозой сидело в голове. Нет, она не станет. Майя любит жизнь, у неё сын, она будет бороться.

Из-за поворота вылетел пикап и понесся мне навстречу. В лобовую. Резко затормозив, включил заднюю передачу, выжал сцепление, мотор взревел, я направил уазик обратно в колонию задним ходом. Нажал сигнал, предупреждая об опасности, подпустил Майю ближе, и мы друг за другом въехали в ворота.

По зеркалам я увидел, как охранники разбегаются в стороны, приготовившись стрелять. Я же им сказал, без моей команды…

Удар пикапа в морду уазика. Меня тряхнуло. Майя почти сразу развернула автомобиль и сдала задом на ограждение. Выскочив из машины, я заорал как полоумный.

— Не стрелять! Не стрелять! Не стрелять!

У кого-то сотрудника я вырвал автомат, дал очередь в воздух.

— Убью, кто нарушит приказ! Всем в укрытие! В здание!

Тяжёлый рок из пикапа, визг колёс, рёв мотора, крики охранников глушили мои команды. Автомобиль задом въехал в будку охраны, смял кузов, снова понёсся на середину, как будто специально въехав в большую лужу, собравшуюся в выщербленном асфальте. Потоки воды широким веером полетели в стороны.

— Не стрелять! По колёсам не стрелять!

Когда-то я отрабатывал ведение боя рядом и внутри машины — один из худших сценариев из возможных. Попав в такую ситуацию, требовалось двигаться, стрелять, давить противника, использовать укрытия, чтобы сохранить жизнь. Я и в страшном сне не мог представить, что такое случится в колонии: в машине будет моя женщина, а толпа мужиков с автоматами станет целиться в неё.

Время спрессовалось в один короткий миг. Казалось, Майя носится по территории слишком долго, на самом деле прошло всего несколько минут. Боковым зрением я увидел, что на крыльце администрации кто-то появился. Повернул голову — Козлов с автоматом. Сука! Кто его выпустил!

Козлова заметил не только я. Автомобиль с визгом шин по мокрому асфальту развернулся, взревел мотор, пикап понёсся на Егора. Он выпустил очередь, я не успел. Вскочил сбоку на крыльцо, вцепился в автомат. Жгучая, неутолимая ярость горела в глазах Егора, я рванул автомат, раздался грохот сминаемого железа, пикап влетел в дверь и стену рядом с нами. Майя в последнюю минуту вывернула руль.

Глава 17. Она

Стук раздражал, пробивался под закрытые веки, отзывался болью в голове. С усилием открыла глаза и поняла, что лежу на носилках в проходе вертушки с перевязанной грудью. Рядом сидел Витька, отвернувшись к окну. Он, видимо, обязан был сопровождать…. Я жива, меня везут в город. Вертушка рычала так громко, хотелось попросить избавить меня от этого звука, хоть чем-нибудь заткнуть уши.

Док, словно почувствовав, что я открыла глаза, взглянул на меня с каким-то тревожно — напряжённым ожиданием. На скуле дока расплылся синяк. Сейчас даже не вспомню, задела я кого-либо или нет, жаль волчару не задавила. Док поднялся и, слегка пошатываясь, исчез. От слабости снова прикрыла веки. Чьи-то пальцы коснулись руки, погладили её. От кого такие нежности? Надо мной склонился полковник.