В тени горностаевой мантии - Анатолий Томилин-Бразоль

Затем уже своей волею переименовал он пожалованное подмосковное имение в «Кайнарджи» и там устроил праздник. Столы накрыты были в турецких трофейных шатрах, заблаговременно отправленных вперед с обозом. Привычка грабить и присваивать «трофеи» никогда не считалась у полководцев делом зазорным. А иначе, зачем и стараться воевать?.. За праздниками не забывали и о делах.

На аудиенции Румянцев говорил:

– Мир-то он мир, матушка-государыня, да надолго ли... Вона, к Давлет-Гирею опять подмога от султана пришла, а он и принял. На Кубани смутно. В Полтаве казенная палата сгорела, а с нею и половина генеральной описи губернии... Комиссия московская, коя назначена уложение составить, не чешется... Сечь Запорожская посередь Малороссии, как чирей. Была заслоном пред Портой, не спорю, только то – в прошлом. Надобно и там учреждения о губерниях вводить, по всей земле один общерусский порядок быть должен.

Императрица соглашалась, только жаловалась, что не успевает за всем следить. Бумаг выше головы накопилось. Секретари же – ленивы, толковых мало.

– У тебя граф, нет ли на примете кого?

– Как не быть. Только хороших-то больно неохота отдавать. Ну да за добро – добром... Есть у меня в походной канцелярии толковые офицеры, как не быть.

– А реляции твои ко мне кто писал, больно уж слог гладкой...

– А, то Безбородко...

– Кто таков?

– Весьма трудолюбивый и дотошный делец.

– Скромен ли?

– Э, матушка-государыня, der bl?der Hund wird selten satt <Робкая собака редко сыта (нем.).>, стыдливый-то из-за стола голодный встает. Из хохлов он... А посему – обжорлив и любострастен... Так ведь, не один он таков-то у нас...

Императрица не пропустила намек мимо ушей, и ответила колкостью на колкость:

– Зато от тебя, кто к нам ни прибудет, все будто неделю не евши. – Румянцев покраснел. Императрица не первая обвиняла его в скаредности. – Ладно, присылай его при случае ко мне.

Вечером она дала поручение Анне:

– Узнавайте-ка, мой королефф, кто такой есть Безбородко, которого сватает мне Петр Александрович в секретари?.. – И когда фрейлина удивленно вскинула на нее глаза, поспешила добавить: – Нет, нет, к господин Роджерсон водить его не надо... пока...

Рассчитавшись с Портою, Екатерина назначила Потемкина «главным командиром» и генерал-губернатором всех южных земель, получивших название Новороссийского края. Теперь по утрам его светлость не велел пускать к себе никого из просителей. Он изучал историю Крымского ханства, готовясь к титулу «Таврического»...

Верная своему принципу, Анна начала с герольдмейстерской конторы, где у нее были уже налажены знакомства. Из «картона» с малороссийскими актами узнала, что род Безбородков вел свое начало с некоего запорожского казака Степана, коему, по семейным преданиям, при очередном набеге снес поганый саблею нижнюю челюсть. Степан выжил, а за потомками его так и осталось прозвище, перешедшее в фамилию. Служили Безбородки бурмистрами Бориспольской ратуши, числились реестровыми казаками, войсковыми и значковыми товарищами. И за службу получили на свои небогатые маетности гетманские универсалы.

Александр Андреевич Безбородко родился в Глухове в семье генерального писаря, человека хитрого, пронырливого и не беспримерной честности. Дважды Андрей Яковлевич отрешался от должности и попадал под следствие, но каждый раз выкручивался и выходил из беды даже не без прибытка. Сынов своих, что старшего Александра, что младшего Семена, грамоте и трудолюбию учил сам. Позже Сашко, окончив учение в Киевской академии, в осьмнадцать лет был уже бунчуковым товарищем [61] , потом членом генерального суда.

Принимал участие в Турецком походе и обратил на себя внимание Румянцева. За участие в сражениях был из коллежских асессоров произведен «на состоящую в малороссийском киевском полку вакансию» в полковники. Главнокомандующий взял его в походную канцелярию и доверил «многия секретныя и публичныя дела в комиссии»... Все это рассказали фрейлине знакомые чиновники, показывая в подтверждение бумаги, понеже, дружба дружбой, но верила Протасова только документам. Далее должна была следовать личная встреча.

То, что Анна увидела, встретившись с малороссийским полковником, ее отнюдь не очаровало. Безбородке было под тридцать. Грузный толстогубый увалень со свиными глазками, прячущимися в пухлых щеках, а взгляд хитрый и пронзительный. Все в нем было несоразмерно: толстая шея, большие руки, короткие ноги, которыми он еще и косолапил...

Фрейлина не показала виду, что кандидат не пришелся ей по вкусу. Передав приглашение императрицы, она задала несколько вопросов, касающихся впечатлений о столице и Дворе. И через некоторое время отметила, что разговор Безбородки умный, хотя и нарочито манерный и грубоватый. Она даже не заметила, как из ведущей беседу, из спрашивающей, оказалась в положении отвечающей. И только спохватившись, заставила себя быть осторожной и уклоняться от острых и точных вопросов полковника. Анна отметила, что ведет он себя так же, как это делала она, впервые попав ко Двору. Но если она была действительно наивной провинциальной девицею, то, по некоторым ответам Безбородки Анна поняла, что он осведомлен о жизни Двора весьма недурно. По-видимому, Александр Андреевич также оценил ум и сдержанность фрейлины, потому что приложил немало усилий, чтобы завоевать ее симпатию. Незаметно неприятное первоначальное впечатление сгладилось, а затем скоро она уже и смеялась его хохлацким словечкам и шуткам... Расстались они если и не приятелями, то людьми, вполне симпатизирующими друг другу. Императрице же Анна доложила главное:

– Умен, ваше величество, хотя и выглядит дураком, а более всего хитер.

– На что же ему хитрость-то надобится?

– По-моему, тем он старается нашего брата прельстить, понеже, как говорят, предан этому делу до исступления.

– Вот те на! Да какой же успех он может иметь у дам при такой-то внешности?

– Э-э-э, государыня-матушка, любовь зла... А потом, чем девку улещают? Ушами мы любим-то. А господин Безбородко говорит, как пишет, мастер... Да все с шуточкой, с прибауточкой, с хохлацким выговором... А с лица, чай, не воду пить.

В конечном итоге императрица назначила день и час неофициальной аудиенции малороссийскому полковнику. А когда тот пришел, удивилась, подумала: «не Аполлон». Но расспросивши, продиктовала письмо, и велела перебелить черновик указа. Работой осталась довольна.

– Переведи-ка, голубчик, это письмо на французский. Сумеешь ли? – спросила она, подавая молодому человеку записку.

– Не удостоен, ваше императорское величество. Едино латынь постиг да немецкий разговор пойму...

– Незнание языков есть большой недостаток. При Дворе и в дипломатии das ist unm?glich <Это невозможно (нем.).>.

Однако отвергать сразу протеже фельдмаршала императрице не хотелось. Да и не входило в ее привычки с одного раза делать заключение о человеке.

– Вот что я скажу. Будешь пока у принятия челобитен. Год даю на изучение французского. Ежели одолеешь, возьму в кабинет-секретари. А чтобы времени зря не тратить, посиди в архивах, разберись в законах российских, чтобы понимать толк в бумагах, кои принимать станешь.

С тем и отпустила...

Потемкин очень скоро усвоил все замашки временщика. Грубый от природы, не приученный к уважению чужого мнения, он не стеснялся принимать назойливых посетителей, не проспавшись, с нечесанными волосами, в засаленном старом шлафроке. Иностранные министры диву давались, встречая днем на выходах императрицы остроумного блестящего вельможу в роскошном мундире, с лентой и орденами, который совсем не походил на того, с кем они утром конфиденциально торговались по некоторым деликатным вопросам политики. Даже Екатерина, еще ослепленная запоздалой страстью, порой выговаривала ему за невнимание к людям и... к дворцовой мыльне.

Графский титул и акт, свершенный у Святого Сампсония, еще более развязал руки Потемкину. Он стал заносчив и груб с придворными, перестал прислушиваться к мнению других членов Совета. Имея carte blanche от императрицы, решал многие вопросы, даже не ставя ее в известность.

– Не мешай, Катя, – говорил он ей, когда, наслушавшись со всех сторон жалоб на самоуправство фаворита, она пыталась его урезонить. – Не мешай. Ты же знаешь, мне самому ничего не надобно. За трон и спокой твой радею. Дураков и дармоедов вокруг – не перечесть. Все на все зарятся. Одни заговоры плетут, чтобы его императорское высочество на трон поскорее подсадить и тем покорыстоваться. Другие просто воруют, врут да обманывают. Что господа камергеры, что фрейлины твои. Думают, у меня один глаз, так не увижу... Дудки! Он хоть и един, да как у Аргуса... Покуда я рядом, живи в спокое.

Лукавил светлейший. Под личиной прямого бескорыстия скрывался совсем другой человек: алчный до радостей жизни, тонкий и лживый политик и безжалостно-решительный царедворец, готовый на все ради сохранения достигнутого.